Плавать с дельфинами

Глава тридцать седьмая

К концу недели Ричарду стало ясно, что он уже не сможет оставить Пандору одну в ее большом особняке. Не столько потому, что он жалел ее или считал жертвой жестокого и несколько необычного насилия. Он влюбился в ее похожее на цветок лицо, в ее всегда нежданную улыбку. Еще ему очень нравилось ее чувство юмора, правда, шутила Пандора лишь в тех случаях, когда душу ее не сковывало какое-нибудь очередное ужасное воспоминание.

Решение не оставлять Пандору трудно давалось Ричарду. А тут еще Гортензия, забросив «ухаживание за цветами», которых в квартире Ричарда вообще не было, принялась названивать ему в гостиницу и настаивать на возвращении любовника. «Мой справочник гадальных предсказаний показывает, что над нашими с тобой отношениями сгустились темные тучи. Мы должны воссоединиться, понимаешь? Энергетическая связь между нами теряет силу».

В ответ Ричард бормотал, что он страшно занят, напряженно работает. При этом он понятия не имел, как сможет потом сказать Гортензии, что между ними все кончено, а он влюбился в другую женщину.

Он мог легко представить реакцию Гортензии: «Ух ты. Бог ты мой!». Но вот сможет ли она уйти без скандала? И, если все-таки сможет, тогда он сдаст в газету свою статью о Пандоре, а саму ее увезет в Девон. Там, в фамильном особняке в Чармаусе, они смогут провести какое-то время, привыкнуть друг к другу. И тогда, надеялся Ричард, Пандора поймет, что рядом с ней появился человек, который будет любить ее и заботиться о ней всю жизнь.

Ричард чувствовал себя немного неловко. Его взгляды на семейную жизнь и верность были почерпнуты в основном из книг школьной библиотеки, которые имели малое отношение к действительности. Правда очень рано он стал свидетелем и ряда весьма неприглядных брачных союзов в среде своих родственников. Но Пандора, казалось, не подходила ни к одной из известных ему категорий брака.

При этом удивительным было то, что она с большим вниманием выслушивала рассказы Ричарда о его семье.

— Видишь ли, — энергично объясняла она, сидя на диване, поджав колени, — своей семьи у меня не было. Только ненавидевшая меня мать. Поэтому я считаю тебя счастливым, если такое большое количество людей любили тебя, заботились о тебе, интересовались, где ты есть и как твои дела.

За одним из вечерних обедов Ричард предложил Пандоре съездить вместе с ним в Англию. Статья его должна была появиться в воскресном номере «Бостон телеграф», после чего они могли бы встретиться в аэропорту Логан, у бассейна с живыми лобстерами, и уехать вместе. К тому же, спешить особенно было некуда — никто не читал «Бостон телеграф» в Чармаусе.

Обед в тот день проходил тихо и спокойно. Ричард принес некоторые свои записи, которые хотел проверить с Пандорой. Они расправились со всеми блюдами и теперь потягивали кофе. Пандора чувствовала себя необычайно расслабленной. Она уже бросила принимать таблетки. Во многом из-за того, что присутствие Ричарда успокаивало ее гораздо лучше. Теперь она всегда бывала в хорошем настроении. Кошмар постоянно менявшихся настроений Маркуса к Ричарду никакого отношения не ушел. Этот мужчина походил на большой яркий воздушный шар в голубом небе.

Мотылек-торопыга — так бы обозвала его Моника. Растрепанный, неопрятный, вечно опаздывающий, Ричард, однако, всегда улыбался. А именно этого очень недоставало Пандоре. Последние годы она улыбалась чрезвычайно редко.

Ричард наморщил лоб.

— Я пытался уже подправить этот кусок… Пандора, ответьте, почему, имея деньги на своем счету, машину и свободу передвижения, вы никуда не уезжали? Извините, что я опять вас об этом спрашиваю, но ваши ответы были противоречивы. Однажды вы сказали, что Маркус держал у себя все рецепты на ваши таблетки. В другой раз ответили, что вам некуда было идти, разве только к матери, которая тут же принялась бы вас «пилить», говоря, что из этой переделки вы должны выпутаться самостоятельно, а не укрываться у нее. Однако, скорее всего, есть еще и другой, более полный, ответ.

Пандора вздохнула и вдруг почувствовала, что ее заново рождающееся «я» опять принялось тонуть, пуская беспомощные пузыри, открывая губы в отчаянном плаче: «Спасите, я так беспомощна!» Она вновь ощутила себя как бы в утробе матери. Ей даже показалось, что своими неоформившимися еще пальцами она пытается отмахнуться от рук с острым скальпелем, стремящихся вытащить ее из утробы и выбросить, как никчемный нарост.

Пандору вновь окутало знакомое чувство беспомощности, овладевавшее, вероятно, ею тогда, когда она ребенком часами лежала в люльке, в дальнем углу столовой, слабая, мокрая, голодная и никому не нужная, вдали от вечно ноющей матери.

— Что-то всегда лучше, чем ничего, — сказала Пандора, посмотрев в глаза Ричарду.

— А, вот как. — проговорил он, глядя на Пандору. Она опять вздрогнула.

— Напиши просто, что если ты никому не нужен, то твоей самой заветной мечтой является стать желанным, неважно для кого и по какой причине. Пусть даже в качестве объекта сексуального насилия, пусть для того, чтобы на тебя орали, третировали и насиловали. — Пандора наклонилась вперед, и Ричард увидел слезы в ее глазах. — Ужас еще в том, что ты испытываешь благодарность за все это. Вечером каждого дня ты просто переполнена благодарностью, если он не очень громко кричит на тебя. И это даже становится похожим на доброту с его стороны. Если он так и не скажет тебе ничего очень уж жестокого, что горит потом в твоей душе обидой многие дни, ты благодарна ему за это. Ведь нежеланные дети всегда и во всем ищут любви. — Пандора откинулась на стуле и подумала над тем, не сможет ли она незаметно от собеседника проглотить пару таблеток. — У меня болит голова, Ричард. Я, пожалуй, выпью аспирина.

— Конечно. — Он подозвал официанта и попросил воды. «Черт побери, — думал мужчина, — как меня угораздило влипнуть во все это?» Моментами Пандора заставляла Ричарда чувствовать некое неудобство. Он странным образом начинал ощущать, что беседует с человеком, который побывал в персональном концентрационном лагере и смог там выжить. Или почти выжить. Пандора напоминала ему нежную красавицу-бабочку, потерявшую одно из своих крылышек.

Пандора взяла стакан с водой, откинулась на стуле и выдохнула. Ричард, расспрашивая, заставил ее подойти к самому дну ее души, той ее части, касаться которой она боялась. Теперь, правда, она гораздо легче справилась с этим страхом. Но не только страх охватывал ее иногда. Порой на нее опускалось всеобъемлющее осознание того, что есть дикий ужас, ужас сознавать, что ты уже не существуешь вообще. Такой ужас Пандора испытывала не одна. Об этом рассказывали и другие женщины, посещавшие сеансы Маркуса. Слышать их рассказы было весьма полезно для Пандоры. Несмотря на отвращение к себе, которое она в такие моменты испытывала, Пандора была рада узнать, что не одна она извивалась в муках сексуального извращения, что и другие несчастные, жаждущие истинной любви женщины прошли через это. Отвращение к себе позволяло Пандоре хорошо хранить свои тайны. Да и другие женщины не особо распространялись о том, как конкретно они проводили семейные вечера. Ну а потом, выйдя за Маркуса, Пандора вообще лишилась собеседниц. Осталась, правда, Мариан, но она умела смотреть на мир сквозь пальцы и держать рот на замке.

Сидя за обеденным столом напротив Ричарда, Пандора поняла, что встретила белого рыцаря, человека, влюбившегося в нее, вернее, в созданный им образ, который он теперь готов будет взять под свою опеку и оберегать целую жизнь. Вот и еще один изгиб моего жизненного пути, заключила Пандора, глядя, как Ричард платил по счету.

Она поднялась и последовала за журналистом. Они покинули ресторан.

В гостиной ее особняка Ричард решился наконец и предложил ей съездить в Девон. Пандора выслушала его с милой улыбкой.

— Я согласна поехать с вами в Девон на несколько дней, Ричард. Мне нравится ваше предложение.

Ричард притянул ее к себе. Впервые в жизни он ощутил, что сердце его действительно может разорваться. Ему показалось, что небеса разверзаются раскатами хорового пения, пения радости и восторга. Вокруг них по комнате закружила целая балетная труппа, вдоль стен встали ряды хористов.

— Пандора, — сказал Ричард самым тихим, ровным голосом, на какой был только способен, — когда-нибудь, Пандора, я действительно захочу жениться на вас.

Она открыла свои зеленые, в мелкую крапинку, немного туманные от таблеток глаза, взглянула на него и ответила:

— Да, Ричард.

Джанин наблюдала за тем, как Пандора, спящая в своей пещере, вдруг засунула себе в рот большой палец и аппетитно зачмокала.