Плавать с дельфинами

Глава четвертая

Бен ушел рано. Он решил порыбачить в это утро.

— Как бы мне хотелось пойти с тобой, милый, — сонно пробормотала Пандора. Она до сих пор ощущала его внутри себя. Бен, безусловно, был превосходным любовником. Ей нравилась его длинная темная спина, нравилось чувствовать его плечи под своими ладонями и нестись вместе с ним все быстрее и быстрее к очередному бурному оргазму.

Бен остановился у кровати и посмотрел на нее.

— Я поймаю для тебя знаменитого «омара Малого Яйца», и мы приготовим его вместе на костре у берега моря.

— Ты хочешь сказать, что сам его для меня приготовишь? Бедняга, как же тебе это удастся?

Он усмехнулся.

— Да уж удастся. Запросто. Мужчины острова — хорошие повара. Мы учимся этому в море. Там ведь, видишь ли, нет женщин.

Пандора изобразила на лице смирение.

— Я тоже научусь хорошо готовить, — сказала она. — Теперь у меня есть на это время. Мне еще многому в жизни надо научиться.

Пандора сидела на пороге коттеджа с чашкой горячего кофе в руках и размышляла о времени. Солнце только всходило, и воздух был еще прохладным после ночи, однако день явно обещал стать прекрасным, солнечным и жарким. Пандора откинулась на спинку шезлонга и посмотрела на полный голубых бликов бассейн. За ним виднелось море, покрытое сине-зелеными узорами волн. Порой какое-то крупное существо прорывалось из глубины к поверхности, и по воде разбегались легкие круги вслед за испуганными пришельцем рыбешками. «Но и в этой прелести может скрываться опасность», — решила Пандора. Ее глаза опять погрустнели. Всю свою жизнь она упорно, последовательно возводила вокруг себя некую стену, похожую на ту, что проходила вдоль ее коттеджа и состояла из множества разновеликих булыжников, кое-как сложенных человеческой рукой в единую конструкцию. Булыжник к булыжнику, кирпич к кирпичу — так и сама она выбирала размер и форму камней, ложившихся в ту стену, которая со временем окружила ее со всех сторон. И вот сейчас вдруг Пандора начала ощущать, что в этой стене появилась и начинает разрастаться трещина. «Ах, если бы я только смогла, — подумала Пандора, — выбраться через эту трещину наружу, на свободу».

Она встала и подошла к каменной изгороди. Ящерицы с изогнутыми хвостами забегали при ее приближении, то скрываясь в щелях между камнями, то выскакивая оттуда. Пандора перевернула один из лежавших на земле булыжников и, вскрикнув: «О Боже!», отскочила. На месте сдвинутого камня в угрожающей позе, высоко подняв над спиной длинный хвост, сидел уродливый полупрозрачный скорпион.

— Вот так произойдет и со мной, — пробормотала она. — Я проберусь через эту трещину, а на той стороне меня будет поджидать какой-нибудь подобный этому чудищу кошмар, с которым, быть может, я не справлюсь. И тогда я опять укроюсь за свою стену, чтобы уже никогда более не осмелиться высунуть нос наружу. — Так ведь уже было однажды, когда Маркус жестоко избил ее и врачи в больнице вынуждены были накладывать швы на все возможные места, в том числе и на самые интимные. Пандора прекрасно помнила, что сказал тогда один молодой доктор по поводу ее ран: «В следующий раз люби осторожней, дорогуша». Только дурацкая лояльность по отношению к мужу помешала ей тогда ответить, что для нее было невыносимо каждое мгновение такой любви и что она, к несчастью, была замужем за человеком, который просто не мог кончить без того, чтобы не причинять при этом кому-то боль. Ей запомнились сочувственное и одновременно брезгливое выражение на лицах медсестер, запомнилась и страшная боль от накладывания швов, но еще ужаснее, намного ужаснее, для нее было понимание того, что после всего этого она должна все равно вернуться к мужу и что Маркус вскоре опять примется за свои издевательства…

«Мне надо выпить еще кофе, — решила Пандора. — Да и вообще, хватит переживать. Маркус ведь сейчас в тысячах миль отсюда — в Мехико, и нет никаких сомнений в том, что в данный момент он сводит с ума какую-нибудь новую дамочку с идиотской прической, готовя тем самым из нее очередную пациентку для психлечебницы. Ну, а я далеко от него и от всего этого. Я — здесь. А здесь — прекрасная погода, рядом со мной — Бен, и он — превосходный, удивительный любовник, лучший из всех, что у меня были».

Тут Пандора даже позволила себе немного помечтать. А что, если на этот раз она нашла то самое счастье, которое сможет продлиться хотя бы какое-то время. Вскоре, однако, женщина начала убеждать себя, что счастья-то она как раз и не заслуживает. Тем более мать всегда ей предсказывала, что она кончит жизнь в полном одиночестве. Пандоре даже послышался голос матери, твердившей излюбленное: «Мы останемся с тобой вдвоем. Вдвоем и помрем — брошенные всеми, неприкаянные, отвратительные».

— Пойду на пляж, — твердо заявила Пандора, обращаясь в сторону каменной ограды. — Ну, а этот паршивый скорпион, а вместе с ним и моя мамаша, могут проваливаться ко всем чертям.

Пандора сидела на песке и смотрела на пламя костра. Над огнем Бен установил странный плоский котел с кипящей водой, куда и опустил огромного клешнистого омара. Пандора предпочла в этот момент отвернуться. Когда же через мгновение она снова взглянула на пламя, Бен уже сосредоточенно склонился над своим варевом. Это зрелище умилило ее. Конечно, и раньше случалось, что для нее готовили мужчины. Не Ричард, естественно, тот-то не умел или не хотел даже вскипятить воду. Вот Маркус как раз занимался тем, что к разным светским раутам готовил для своих весьма экзотических друзей всякие экзотические блюла. Однако в его поварских предприятиях неизменно было что-то истеричное, даже отвратительное. К тому же приготовленные им блюда выглядели изумительно, но были совершенно безвкусными и пустыми. Маркус не улавливал чувственность процесса приготовления пиши. Пандора считала, что он не мог понять ни очевидной, бросающейся в глаза эротики запаха и пурпурной налитости прекрасного баклажана, ни девственной упругости маленького артишока в начале сезона его созревания, ни того глубокого удовольствия, которое у понимающего человека может вызвать вид пучка зеленой спаржи. Недоступно пониманию Маркуса было и желание предварять и, если получится, заключать хорошие обеды любовными играми.

Пандора вздохнула. Как все же мало встречала она людей, которые были способны действительно понять или хотя бы начать понимать ее душу! Слишком уж, наверное, скрыто для окружающих протекала ее внутренняя жизнь. Но жить иначе она не могла, потому как к этой неестественной для нее самой замкнутости и скрытности принудила ее собственная диктаторша-мать, которая ревниво следила за физическим и умственным созреванием дочери, за ее превращением в привлекательную молодую женщину с коварным расчетом, что сможет со временем каким-то образом использовать для своей выгоды все части тела и души девочки. Пандоре всегда казалось, что сама она была неким спартанцем-марафонцем, вынужденным без устали мотаться взад-вперед между отвратительным затхлым домишком ее матери и иным, реальным, миром, миром, где была ее школа, где жили подруги, где порой встречались и дружки, общество которых стало вдруг привлекать ее мать. Нежданно-негаданно эта средних лет женщина невероятным образом преобразилась. Конечно, жестокая, сварливая, вечно визжащая мамаша никуда не делась, но в то же время, без сомнений, в ней произошел некий существенный сдвиг. Людям вдруг стала являться совсем иная Моника. Хотя Пандора никогда не удивлялась тому, что в ее матери одновременно уживалось множество самых разноликих персонажей. Более того, с раннего детства она научилась правильно вести себя с каждым из них. Но эта новая Моника — похотливая жеманная потаскуха — выводила Пандору из себя. В результате девочка даже стала стараться не приводить к себе домой друзей-мальчиков. «Чаво это с тобой вдруг сделалось, дорогуша? — нарочито развязно принималась расспрашивать ее Моника, похотливо разглаживая кремовую атласную блузку, плотно облегавшую ее обвислые груди. — У тебя что — перевелись все дружки? Или тебе теперь больше нравятся девочки, хе-хе?»

«Так почему же все-таки я, сидя здесь, на этом великолепном пляже, вместе с удивительным возлюбленным, только и делаю, что вспоминаю свою отвратительную мамашу?» — в очередной раз спросила себя Пандора. Она улыбнулась, пытаясь поймать взгляд Бена, но тот был слишком занят приготовлением пиши. И ей, кстати, очень это нравилось. Она тоже старалась соблюдать абсолютную тишину, когда готовила или писала красками. В такие минуты «ни один камень не должен был упасть в пустой водоем ее молчания». Для Пандоры будто замирала вся Вселенная, и казалось, сам Бог в эти минуты начинал милостиво и внимательно следить за ее работой, и она любила Бога за это.

Бен размеренными движениями нарезал в кипяток котла зеленый перец. Лезвие его ножа от долгого использования стало совсем узким и тонким, деревянная ручка была туго обмотана бечевкой. Пандора вспомнила свой собственный сверкающе-красный, показушный ножик «швейцарской армии» — первую вещь, которую она прикупила, когда решила отправиться путешествовать после разрыва с Ричардом. Еще у нее был элегантный хлыстик наездницы. Увидев его, Бен сказал, что здесь он ей не пригодится, так как на острове не осталось лошадей — они все погибли в ураган 1932 года. Об этом урагане, который налетел еще на острова Флорида и Киз, Пандора читала в одном из рассказов Э. Хемингуэя, особенно запомнив страшный эпизод о мучениях несчастной толстой женщины, заброшенной штормовой волной на верхушки деревьев. Как бы то ни было, успокаивала себя Пандора, до начала сезона ураганов в этих краях еще довольно-таки далеко.

Бен недовольно фыркнул. Это и понятно — теперь ему приходилось резать лук на руке, обходясь без какой-либо разделочной доски. Тем не менее и это он делал удивительно ловко: из-под сверкающего лезвия ножа один за другим появлялись и падали в котел луковые кружки и полумесяцы идеальных форм. Подумав о нежной сладости лука, Пандора вновь вспомнила любовные объятия Бена, его великолепное тело и красивое, похожее на луковичку, утолщение на конце члена, словно специально вылепленное для того, чтобы его ласкали и целовали. Эти воспоминания немного смутили ее. Бен закончил заправку супа и поднял глаза.

— Ну вот, — сказал он. — Осталось только добавить чили. Он достал из кармана два круглых овоща, похожих на маленькие мятые тыквочки. — Это местные чили. Тебе они будут полезны. Посмотри. Мы называем их колпачковыми чили за сходство со шляпками-колпачками, что надевают наши бабушки, например моя, когда идут в церковь.

— Ты тоже ходишь в церковь, Бен?

Бен покачал головой.

— Нет, не хожу. Иисуса я нашел в море, в своей лодке. Сам Иисус тоже в церковь не ходит: он как раз больше бывал на море, учил детей. Ну а бабушка посещает церковь, правда, если проповедник на службе вопит особенно громко, она приходит домой весьма разочарованной. Она не любит, чтобы по воскресеньям в церкви стоял вопеж. А эта старая сволочь — наш священник — умеет здорово орать. Плюс ко всему, он считает себя самим Иисусом Христом. Я же терпеть его не могу. Он ворует землю у бедняков. — Бен передал чили Пандоре. — На, брось их в котел.

Омар, уже порядком раскрасневшийся, плавал в зеленой массе аппетитного соуса и, как показалось Пандоре, таращился на нее с упреком.

Бен и Пандора опустились рядышком на песок. Пламя костра бросало танцующие тени на отделявший их от моря участок пляжа. Вездесущие пальмы качались под легкими дуновениями ветра. Летучие мыши стремительно носились в воздухе, следуя немыслимо крутым траекториям. Какие-то птицы распевали свои вечерние песни-молитвы.

— Как просто верить в Бога, Бен, когда вокруг все прекрасно.

Бен взял ее за руку.

— Все прекрасно, Пандора, и ты тоже прекрасна. — Он так просто это сказал, что слезы навернулись на глаза истосковавшейся по любви женщины.

— Ты действительно так думаешь? — Она внимательно вглядывалась в его лицо. — Я так долго в своей жизни вынуждена была прислуживать мужчинам, что теперь мне кажется, будто я работаю в каком-то автобусном гараже. Скажем, заправляю бензином, убираю и мою автобус, а он потом уезжает. Тогда подходит другой, и я снова начинаю заниматься им. И так без конца. В каждом автобусе кучи всякого интимного, личного барахла, которые надо убрать. Так вот, я привожу все это в порядок, а автобус потом уезжает от меня, чтобы найти какой-нибудь свой путь в жизни, дорогу в прекрасный мир, что лежит где-то там, в другом месте, где нет меня.

Мужчина улыбнулся.

— Я — не автобус, — успокоил он. — А Малое Яйцо — это очень небольшой мир.

— Проблема в том… — Пандора отняла свою руку у Бена, — проблема в том… — глубокий вздох едва не вырвался из ее груди, — что часть моей души уехала вместе с «автобусом» по имени Ричард, поэтому полной свободы я все еще не ощущаю. Я когда-то обещала себе, что с третьего раза, с третьего брака, у меня в жизни все обязательно получится. Третьим мужем у меня был как раз Ричард. И, как видишь, я и на третий раз потерпела фиаско. Знаешь, меня ведь предупреждали на этот счет, говорили, что я выхожу замуж за вечного ребенка. Но я надеялась, что Ричард повзрослеет, если будет любить меня и если я буду заботиться о нем. — Она почувствовала, что сейчас расплачется, лицо ее скривилось, уголки рта поползли вниз, а вокруг глаз собрались морщины.

— Я оказалась не права, — печально призналась Пандора. — Он и не собирался взрослеть. И навсегда остался эгоистичным, жестокосердным ребенком. Единственное, что работало в нашем с Ричардом союзе, так это то, что я неизменно бывала к нему снисходительна, постоянно входя в его положение. При этом, конечно, я всегда что-то ему отдавала, а он всегда это от меня принимал. На чем и держался наш брак. — Пандора глубоко вздохнула.

Бен кивнул.

— Это все очень болезненно, — проговорил он. — И со мной однажды такое случилось. Давным-давно. Виновата была одна девушка из Флориды. Мы собирались пожениться, но наш остров был слишком мал для нее. В конце концов она избрала тот путь в жизни, который ей больше подходил. Она скучала по танцам, дискотекам, по всем тем вещам, которых у нас нет и, даст Бог, никогда не появится, — со злостью закончил Бен.

Пандора потянула носом воздух. Аромат чили наполнил все вокруг.

— Какой божественный запах, — сказала она. — Ничего подобного я никогда не пробовала.

— Я знаю, — улыбнулся Бен. — Подожди, я тебя еще как-нибудь угощу цыпленком в соусе карри с местными перцами. — Он поднес пальцы к губам и со смехом причмокнул.

Пандора почувствовала, как молодая веселая девушка в ее душе с готовностью подхватила этот смех и общепонятный жест, — с нарочитым восторгом она облизнула кончики пальцев, нагнулась вперед и поцеловала мягкие губы Бена.

— Я могла бы сидеть здесь с тобой всю ночь! — воскликнула Пандора.

Бен помог ей подняться на ноги.

— Пришло время раскалывать панцирь нашего омара, — сообщил он, притянув ее к себе. Пандора замерла в блаженстве. «Если это и есть настоящее счастье, то я хочу его всего, здесь и сейчас».