Наша вчерашняя ссора просто стерлась и стала неважной. Михаил приехал спустя пару минут после моего звонка, подхватил меня с пола и буквально впечатал в себя. Мы не говорили, Миша прижимал меня к себе и тяжело дышал, а я пошевелиться даже не могла.
Вдохнула его запах и почувствовала тепло, по которому так безумно скучала. Не удержалась и обняла его в ответ, прижалась к груди, услышала, как бешено бьется его сердце.
Михаил вынес меня на руках из дома, и краем глаза я увидела трупы собак, которые уже накрывали простыней. Стало жутко, Миша не отпускал моей руки до самой больницы, где нас уже встречал Игорь в синем медицинском костюме.
– Покажите снимки. Что случилось?
– Я… упала. Что-то в руке хрустнуло.
– Так, давайте в приемную ко мне.
Игорь проводит нас в приемную, где внимательно рассматривает снимки. Я же так и сижу в пледе, пока Михаил стоит рядом, держа в руке телефон. Ему все время кто-то звонит, но он упорно отбивает входящие.
– Что там? Снова перелом?
– Да нет. Все срослось уже. Нет перелома, творог и сыр надо есть, а то кости аж просвечивают, Ангелина! Кальция мало, но никакого повторного повреждения кости не вижу. А ну, руку покажи мне.
Игорь подходит и внимательно осматривает гипс, после чего я снова слышу этот самый хруст и дико просто пугаюсь, переглядываюсь с Мишей, который буравит Игоря взглядом, после и меня.
– Вот, видите? Это гипс от падения хрустнул, а не твоя кость. Он же и защитил от перелома. Все нормально. Гипс уже можно снимать. Лин, иди в перевязочную, там все сделают.
– Хорошо. Спасибо, Игорь, – лепечу я и скрываюсь в перевязочной, где с меня буквально срезают этот гипс. Процедура оказывается дико неприятной и немного болезненной, но хуже другое. Когда руку свою вижу после гипса, слезы наворачиваются на глаза, и я прикладываю ладонь к губам, пытаясь заглушить всхлипы.
О нет, только не это.
***
– Ангел, ты выходить собираешься? Тебе же уже сняли гипс.
Михаил ждет за дверью, тогда как я стою в перевязочной и до чертиков боюсь выйти. Смотрю на свою руку, и слезы бегут по щекам. Это просто ужасно, ну как… как так получилось! Это же видно, блин.
– А ты можешь…. можешь Игоря позвать, пожалуйста.
– В чем дело, что-то не так? Выйди.
– Нет… все так, то есть кое-что точно не так.
Внезапно дверь распахивается, и я встречаюсь взглядом с Михаилом, быстро прячу свою руку под плед, прикрываясь им до самой шеи.
– Что такое?
– Позови Игоря, пожалуйста!
– Игорь ушел, у него операция. Что там, руку покажи!
– Нет!
Михаил делает шаг вперед, тогда как я тут же отшатываюсь от него, но бандита это, конечно, не останавливает. Он настигает меня за секунду и быстро стягивает с меня покрывало.
Я же опускаю голову. Это дико просто стыдно.
– Что тут не так?
Смотрит так, будто не замечает, а я реву. Не знаю почему, но именно сейчас вот просто прорвало.
– Рука… моя рука! Ты не видишь?!
– Да что с ней?! Ангел, не реви, что такое?
– Волосы! Волосы на руке темные отросли! Видишь?! Ох, не смотри!
И тут Бакиров просто взрывается смехом. Таким заразительным, что я невольно улыбаюсь в ответ и дико просто стыжусь.
– У всех волосы. Ерунда это. Херня, поняла? Сырость не разводи.
Так хочу прижаться к нему в этот момент, но какой-то внутренний страх не дает, поэтому осторожно обхожу его, прикрываясь пледом.
Миша так близко, и я… мне просто хорошо. И ничего такого он не сказал, но слезы мои мигом просто высыхают.
– Это Архипов направил людей? Он теперь будет мстить нам за Иру?
– Не думай об этом. Пошли.
Михаил берет меня за руку, мы вместе выходим из больницы. Такое странное слово “вместе”, как будто только сейчас оно приобрело смысл по использованию к нам. “Нам”.
Миша привозит меня домой и куда-то уезжает. Вскоре приходит теть Люба, и мы вместе убираем этот дикий бардак в доме. Конечно, от меня толку немного, так как рука начинает болеть, но я помогаю подмести и вынести осколки стекла. Эти звери… они даже посуду почти всю перебили, они мои вещи перевернули вверх дном, и я с ужасом разгребаю эти осколки и не могу сдержать слезы, когда под ворохом бумаг все же нахожу его.
Нашего фарфорового ангела. Они его не сломали. Он устоял, и даже крылышки его остались целы. Почему-то мне это важно. Этот ангел… он как моя любовь к Михаилу. Такая хрупкая, невозможная и уже неидеальная. Она никогда не была идеальной. С кривыми трещинами на крыльях, но она есть и всегда была к нему.
***
– Стоять.
– Эй, ты чего?
Окидываю щенка взглядом. Высокий, щуплый, хилый. Длинные волосы, почти бесцветные глаза. Наверное, малолетки от таких и тащатся.
– Слушай меня внимательно, доктор. К Котовой не приближаться. Она под запретной зоной для тебя.
– Чего?! Слышь, а ты кто такой, папик? Ты не попутал? Иди к черту! – возникает, а я усмехаюсь. Хватаю его за шкирку, отрывая от земли, вжимаю в стену.
– А ты борзый. И не тыкай мне, щенок! На хуй слился! Еще раз увижу тебя рядом с Котовой на расстоянии километра, ходить ты больше не сможешь. Пиздуй отсюда.
Отпускаю щенка и сажусь в машину. Закуриваю. Не знаю, почему так бешусь. Наверное, потому, что этому сопляку положено помогать Ангелу, а мне нет. Мне, сука, ни хуя не положено, даже касаться ее, что просто выводит.
***
Я жду Михаила до глубокого вечера, хочу узнать хоть что-то про Архипова, но он не приезжает, и я забываюсь беспокойным сном. Живот скручивает, томится, ведь в эту ночь мне снится Миша. Хуже того, мне снится, как мы с ним занимаемся любовью. Не нежно вовсе, нет.
Этот сон совсем не похож на те, которые у меня были раньше. Нежные, трепетные, какие были еще до этого всего кошмара, но этот сон совсем другой.
Я вижу, как Михаил берет меня. Сильно, быстро, размашисто. А я кричу что есть сил и громко стону под ним. Мне не больно, я вдыхаю его запах и чувствую его в себе. Это не ласковый секс, это какое-то животное соитие, сладкий дикий экстаз.
Михаил меня раздевает, порабощает, он меня берет, насаживает на себя, наполняет, а я… я просыпаюсь с быстро бьющимся сердцем и мокрыми трусиками оттого, что моя дверь распахнулась, а в ней он стоит. В одних только штанах. Бакиров голый до пояса. Высокий, сильный, опасно красивый.
Уже глубокая ночь, я смотрю на его подтянутый торс и волосатую грудь, на кубики пресса, широкие плечи, дорожку черных волос, уходящих под ремень, и дыхание спирает напрочь.
Миша такой красивый, взрослый, высокий, крепкий, но вся моя спесь тут же сбивается, стоит ему сделать шаг в мою комнату, потому что его буквально шатает, и я понимаю, что Михаил просто в стельку пьян.