– Миша… ты в порядке?
Сама не замечаю, как за секунду просто вскакиваю с кровати. Бакиров подходит близко, слишком близко, и от него опасно несет алкоголем. Еще только начало светать, серо на улице, но я прекрасно вижу, насколько он пьян. Едва стоит на ногах, его покачивает, а глаза приобрели опасный блеск.
– Куда ты бежишь, Ангел? А? Куда ты все время от меня убегаешь?
– Ты пьян. Уходи!
На это Бакиров криво усмехается. Вовсе не по-доброму, зло, презрительно даже. Ко мне. Подходит ближе, заставляя вжаться в стену. Вздрагиваю, когда он подносит сильную руку, ведет ею по моему бедру, талии, а после накрывает мою грудь поверх майки без всякого стеснения, сжимает ее, вызывая страх и одновременно жар в теле.
– Не касайся… – шепчу, голос сбивается, я не смогу физически дать ему отпор.
– Противен тебе бандит, да? После всего нос воротишь? Херовый у тебя покровитель, девочка.
Он обхватывает нежное полушарие груди, сжимает сосок через майку, растирает его, а меня трясти начинает. Бакиров пьян, и если в трезвом состоянии он способен был причинить мне адскую боль, то что сделает в пьяном?
Осторожно кладу ладони ему на голую грудь, чувствуя ее жар, сталь мышц и мягко отталкивая мужчину.
– Я не хочу с тобой сейчас разговаривать, Михаил. Уходи, пожалуйста.
– Не хочешь… ни хуя ты меня не хочешь! А того сопляка своего хочешь?! – басит своим низким прокуренным голосом, наклоняется и целует меня в плечо, однако я с силой отталкиваю его. В висках начинает пульсировать, коленки дрожат.
– Перестань! Я не собираюсь с тобой это обсуждать! Ты меня не хочешь, это все алкоголь! – ору на него, но, похоже, Михаилу на это плевать. Он берет мои руки и вниз их опускает одной своей лапой, тогда как у меня дыхание спирает.
Бакиров кладет мои ладони себе ниже ремня, в область паха… прямо на член, который сейчас просто колом стоит у него. Каменный, огромный, я чувствую его прекрасно даже через черные джинсы.
– Чувствуешь… маленькая моя, вот как я НЕ хочу тебя.
Дышать становится сложнее, но я все же заставляю себя успокоиться. Бакиров пьян, он плохо себя контролирует, а значит, мне нужно быть осторожной.
– Миша, пусти…
И он отпускает, однако вовсе не для того, чтобы уйти.
– Не пущу…
У Бакирова поплыл взгляд, он тяжело дышит, и в следующий миг с легкостью забирается мне под майку, обхватывает руками мою грудь, впивается в шею губами, вдавливая меня собой в стену. Когда делает движение бедрами вперед, имитируя толчок, я пугаюсь.
Я не хочу так, когда он даже не вспомнит завтра об этом, когда по пьяни, когда мы даже не помирились… нет. Только не так.
– Стой! Не надо… Пусти, пожалуйста. Я не хочу…
– Я хочу. Очень. Тебя! Всю! Себе! Под собой! Как зверь, знала бы ты, как я хочу тебя, девочка. Как ненормальный… Я хочу тебя… хочу тебя, Ангел мой, – шепчет мне на ухо, целует в шею, царапая щетиной, а после накрывает мою промежность огромной рукой поверх трусов, и тогда я начинаю уже по-настоящему паниковать.
– Хватит, пожалуйста… перестань! Ты не такой… Не надо так, насильно!
– Такой… я такой, ты меня не знаешь. Сними свои очки розовые. Ты же взрослая уже, Ангел.
Слабо трепыхаюсь, но это все равно что стену бетонную сдвинуть. Бакиров очень высокий и крупный по сравнению со мной. Если захочет, скрутит за секунду, и я ничего не смогу сделать. Снова.
Паника мгновенно разливается по венам, слезы застилают глаза.
– Пусти… пожалуйста, не надо. Миша! Ай!
Вскрикиваю, когда в один момент Бакиров разрывает на мне майку, а после то же самое делает с трусами. Действует быстро, жестко, без промедлений, зажимая меня у стены, не давая убежать от него. Вещи тряпками валятся к ногам, не так… боже только не так, не снова.
Его руки опытные и умелые, вот только Михаил сейчас не лучше животного. Он берет, он хочет брать. Он голоден и касается меня везде, и, когда Миша тянется к ремню, начиная его расстегивать, я громко вскрикиваю сквозь слезы:
– Не надо… я боюсь тебя! Я тебя боюсь! Хватит!
Миша тяжело дышит, точно как медведь, поднимает на меня карие глаза. Пьяные, жестокие, дикие, а после опирается двумя руками на стену возле моей головы.
Смотрит страшно пару секунд, а после резко отстраняется и выходит, и вскоре я слышу какой-то звук в его комнате, словно он чем-то запер дверь. Он закрылся там. От меня.
***
Открываю глаза, лежа на полу. Горло дерет дикий сушняк, я вчера выжрал без закуски бутылку коньяка. Думал, не вставит, но нет, пробрало так, что теперь с трудом вспоминаю, что было вчера.
Я был зол на Архипова, на Ангела за ее страх, на себя за ошибки. Ее присутствие рядом уже плавило мозг. Ангел меня боится. Боится так сильно, что не дает к себе прикоснуться. Заслуженно, никто не спорит, однако и я, блядь, уже не мальчик, чтобы столько времени жить с девушкой под одной крышей и не иметь права ее коснуться.
Коснуться той, на которую, как у психа, уже стоит колом просто, от которой кипит кровь, и хочется ее сожрать всю, облизать. Я хочу ее чувствовать, ласкать, целовать, и ни хуя, блядь, я не получаю. Боже, я скоро свихнусь. Жить рядом с той, которую до одури хочу и которую нельзя трогать. Даже пальцем, даже коснуться запрещено!
Пробовал тогда ночью. Ангел сначала поддалась, но потом сжалась вся, задрожала, а после просто начала реветь подо мной. Я ее даже не тронул толком, просто поцеловал, лег сверху, а она заревела. От страха, блядь, подо мной, отчего просто захотелось пустить себе пулю в лоб. Чтобы не мучился уже, чтобы она не страдала и не боялась.
Поднимаюсь, шатает всего. Хочется пить. Почему-то дверь подперта комодом, и я сразу понимаю, что что-то не так.
Ангел. Я помню, как отвез ее домой после больницы. Она была в безопасности, однако после я нажрался и полез к ней. Точно, я был в ее комнате ночью, я это помню, потому что я не выдержал и просто ее захотел.
Тронул ли я ее… надеюсь, что нет. Блядь, как же сильно я на это надеюсь.
Я был пьян, я сейчас почти не помню, что было. Провожу рукой по лицу, осматриваю себя и замечаю три царапины на груди. Это следы… от ее пальцев, сука!
Отодвигаю комод. Я забаррикадировался, чтоб ее не тронуть? Хоть бы да, пожалуйста, хоть бы да. Отодвигаю этот комод. Выбираюсь в коридор. Тихо везде, ни звука нет. Уже девять. Я проспал все на свете.
Вхожу к ней. Ворох книг на столе стоит, но Ангел на учебе. В углу у стены замечаю тряпки, но, присмотревшись, вижу, что это не тряпки никакие. Это, блядь, вещи. Ее майка и трусы. Разорваны. Мной.
Картинки мелькают перед глазами. Я был здесь ночью. Тронул ли я Ангела, обидел снова? Надеюсь, что нет. Помню, что раздел, что в стену вжимал, стояк уже до боли впивался в штаны. Я хотел ее трахнуть. Едва пар из ушей уже не валил. Она не хотела, упиралась, вот и царапины у меня на груди от нее.
Блядь, твою ж мать. Если я обидел Ангела снова… нет, боже, я надеюсь, что нет. Я бы не смог… усмехаюсь.
Кому я лапшу вешаю? Конечно, бы смог. Я ее хотел, я хотел Ангела, как ненормальный.