Я не шелохнулась.
Я не обратила внимания ни на его резкий выпад, ни на то, что он зарычал, и ни на то, что он назвал меня стервой.
— Адам, ты не имеешь права здесь находиться. Все твоё внимание, которое ты оказал за последние дни, оно наталкивает только на одну мысль… — хотелось чтобы сталь в голосе, яд…
— На какую? — Вскинув брови и сложив руки на груди, произнёс бывший муж, заставляя меня заскрипеть зубами.
— Тебе просто неудобно сейчас, ты просто не знаешь, как так раскорячиться, чтобы при плохой игре сохранить хорошую физиономию.
Бабушка, конечно, говорила эту поговорку намного грубее и с более похабным смыслом, но у меня как-то язык не повернулся, а может быть, стоило…
— Нет, Устинья, я просто не понимаю какого черта тебе взбрыкнуло рожать ребёнка в сорок с лишним лет. Я не понимаю, чего ты добивалась своим выпадом во время звонка, и уж тем более я не понимаю, к чему эти громкие фразы об увольнении и о декрете. Я пытаюсь в этом разобраться, потому что ты для меня не чужой человек, ты для меня близкий человек, с тобой что-то происходит.
Со мной беременность происходила, вот в чем все дело.
— Если ты поужинал, разворачивайся и уходи. Я не вижу смысла с тобой обсуждать все эти темы.
— Устинья… Если бы ты была более собранной, более логичной, возможно, мы могли бы с тобой договориться… — ласково, почти участливо прозвучал голос бывшего.
— Зачем нам эти договоры?
— Ну хотя бы затем, что, если ты все-таки решила сохранить ребёнка, то это уже другой род отношений.
— Нет. Я тебя не ставила в известность, я тебе ничего не говорила про этого ребёнка, потому что ты от него отказался ещё до рождения. Тебя этот ребёнок не касается.
По лицу Адама мелькнула злая тень, и показалось, как будто бы над бывшим тучи нависли.
— Ты понимаешь, как это выглядит со стороны?
О да, я понимала, как это выглядело со стороны: он ушёл, бросил беременную жену, которая все-таки, несмотря на возраст, несмотря на осуждение, взяла и родила.
Не самая красивая картинка.
— А тебя так волнует общественное мнение? — Тихо спросила я и опустила глаза, выдохнула, оттолкнулась от стены, сделала несколько шагов вперёд. — Адам, успокойся. Ты в этом городе можешь купить любого, купи молчание, которое тебе так необходимо.
Купить-то он мог любого, но вот что делать со слухами, что делать со сплетнями, которые навинчивались словно на тугую спираль, он не знал.
Адам вообще предпочитал вместо информационной войны обычную. И это минус в современном мире, но я не хотела ему ничего подсказывать.
— Я не думаю, что тебе стоит чего-то опасаться. Ушёл и ушёл. Закрыли тему. Если ты пытаешься надавить на меня тем, что я должна сделать аборт, то вынуждена тебя разочаровать. Я ничего не буду делать по твоей указке. Не из вредности, не из того, что я хочу тебе досадить. Но я хотела этого ребёнка. Я молилась об этом ребёнке. Я мечтала, чтобы это была девочка…
И голос дрогнул.
— Уходи, — произнесла я хрипло и подняла глаза на мужа.
Он стоял, буравил меня взглядом, словно бы собираясь придушить.
Любовь его на самом деле убийственная.
Я глубоко вздохнула, заталкивая поглубже токсикоз, и качнула головой.
— А вообще, Адам, если ты так боишься дерьмовых слухов, то давай ты как-нибудь абортируешь свою девку. А то ведь скоро начнутся разговоры не такие, что он ушёл от беременной жены, а такие, что он обрюхатил какую-то девку и ушёл от беременной жены. Понимаешь, немного другой смысл. Согласись?
Я оскалилась и усмехнулась, ощущая, как злость, копившаяся в моём бывшем муже, стала расползаться по комнате.