Адам.
Несколько месяцев до развода.
Я дёрнулся, соскочил с кушетки. Подхватил салфетку и чуть было матом не заговорил.
— Вы чего такое говорите? У меня двое детей.
Кобра-врач вскинула светлые брови так, что они оказались на середине лба и покачала головой.
— Не надо мне рассказывать, что было двадцать лет назад. На данный момент у вас проблема с проходимостью вен в зоне мошонки, нарушение артерий. Это называется обратимым бесплодием. Лечится оно только одним единственным методом — операцией.
— Нет у меня никаких проблем. В смысле? Я что это не заметил бы?
— У вас хроническая затяжная форма. Вы ощущали давление, увеличение?
— Все нормальные мужики ощущают давление и увеличение.
— Вообще-то нет. — Качнула она головой и поправила светлые волосы.
Положила датчик и уставилась на меня немигающим тяжёлым взглядом, а я стоял без штанов.
Как я должен был себя чувствовать?
Максимально незащищенно.
— Дело в том, что эта болезнь затрагивает примерно двадцать процентов мужчин. В этом нет ничего страшного, ничего ужасного. Когда это начальная форма, мы единственное, что можем делать— просто наблюдать за тем, чтобы не начались проблемы.
— Это что ещё такое?
— Это отмирание. Как-то так. Чтобы максимально было вам понятно— у вас хроническая форма и вероятнее всего вы не проводили аналогию с тем, что где-то давит, где-то тяжелее становится. Вы скорее всего списывали это на физиологические какие-то потребности. Но к сожалению, по результату узи я точно ставлю диагноз варикоцеле. И я настоятельно рекомендую решить этот вопрос как можно быстрее, чтобы не затягивать. Вы должны сами понимать, что оперативное вмешательство будет самым плодотворным.
— В смысле? И что мне с этим делать?
— Я вам ещё раз объясняю. Медикаментов как таковых нет. Поэтому вам неплохо было бы лечь на операцию.
— Нет, я не понимаю. Есть ещё какие-то варианты, что это может быть? Это же может быть не какое-то бесплодие?
— Вы же сами подозреваете, что такая вероятность может быть. Вы же не просто так ко мне приехали, Адам Фёдорович. Не хочу вас запугать. Не хочу вас просто так положить под ножь хирургу. Я вижу проблему. Я знаю решение. И нет ничего плохого в том, что будет оперативное вмешательство. После него вы почувствуете колоссальную разницу. Я все-таки настоятельно бы рекомендовала вам обсудить это с вашими близкими и все-таки прийти к положительному решению.
Ни черта я не собирался обсуждать ни с какими близкими ничего.
Да, сейчас я приеду и скажу Устинье: “ ты знаешь, у меня яйца отваливаются”.
Я как тот пёс из сказки: “ то лапы ноют, то хвост отваливается”. Вот это прям про меня.
Почему-то вопреки такой серьёзной ситуации, я чуть было не заржал. Потом опомнился, покачал головой.
— Нет, я все равно в это не верю. Это какая-то глупость. Это какая-то ересь.
— Адам Фёдорович, я не собираюсь вас ни в чем переубеждать. В Санкт-Петербурге я не один врач-репродуктолог. Вы можете получить такое же заключение ещё у нескольких специалистов и моих коллег.
Я психанул, вылетел из больницы. По времени я планировал как раз только на обследование заехать, а теперь крепко задумался снять гостиницу. Остановился, написал Устинье о том, что придётся задержаться из-за того, что непредвиденные переговоры возникли.
Устинья перезвонила, тяжело вздыхала и очень сильно переживала, как я тут без неё. Предложила приехать, но мне только Устиньи здесь не хватало. Сейчас я буду мотаться по больницам, а она будет за этим за всем смотреть и печально качать головой.
Нет, спасибо. Я сегодня и так максимально в непрезентабельном виде уже побыл и плевать, что перед доктором.
Залез в инет. Начал искать все, что касается этой болезни, как она протекает, какие последствия может иметь. Насмотрелся ещё фоток зачем-то и поэтому ничего удивительного, что на следующий день утром я стоял уже в приёмном покое.
Врач-кобра прошла мимо меня, сделав вид, как будто бы не заметила.
— Доброе утро. — Произнёс я тяжело.
Она взмахнула рукой.
— Здравствуйте. Здравствуйте, Адам Фёдорович. Ну что?
Я тяжело вздохнул.
— У меня нет времени плюхаться с операцией. — Произнёс я невозможно тяжело. Тут мало того, что и так чувствуешь себя каким-то бракованным, так ещё и такая фигня вылезла. — Давайте мы сдадим все анализы и максимально чётко запланируем дату моего следующего приезда так, чтобы как раз все прошло гладко.
— Хорошо. Пройдёмте в мой кабинет.
Снова было обследование. Снова более чётко все смотрели. Материться хотел на чем свет стоит. Понимал, что и так чувствую себя не в своей тарелке, а тут ещё и добровольно решил лечь под нож. И ладно бы это была какая-то там, я не знаю, незначительная операция, ну там кость поправить или ещё что-то. Нет, это же касалось чисто мужского состояния. И било по самооценке. Очень било.
А приехав домой, Устинья налетела на меня. Но я её притормозил, сам не знал, какие последствия у этой проблемы могут быть.
— Ну ты чего, как не родной? — Усмехнулась Устинья и повела плечиками. — Я тебя очень ждала. Я так соскучилась.
— Но мне же надо в душ сходить. — Произнёс я нервно, стараясь оттянуть момент. Вдруг она потом забудет?
Но Устиния поволокла меня в спальню.
— Ты чего?
— Ничего.
— Я просто скучала. Давай мы в следующий раз с тобой вместе улетим. Я не хочу так надолго расставаться.
— Родная моя, я по работе езжу. Смысл тебе сидеть одной в гостинице?
Она расстёгивала пуговицы рубашки одну за одной. А когда все-таки стянула её с меня, то я не выдержал и махнув рукой, произнёс:
— Я в душ.
Она стояла под дверью. Я думал, что она конечно передумает или ещё что-то. Но нет. И вопреки ее желанию все было не так, как она планировала и после нервно фырчала:
— Знаешь, я как-то не привыкла так.
Ей не нравилось то, что все завершилось без логического финала, который требовал процесс зачатия ребёнка.
— Извини, не сдержался. — Произнёс я нервно, потому что не хотел, чтобы все это затягивалось.
Устинья передёрнула плечами.
А потом я нашёл календарик в её дневнике, в который я обычно никогда нос свой не совал. Подчёркнутые дни— дни овуляции.
Отлично.
То есть, когда ей надо, ей плевать на то, был я в душе или не был. А когда мне надо, я значит должен пройти все круги химочистки.
Было противно.
Через две недели была назначена операция.
— Один, два дня вы проведете в больнице. — Произнесла врач-кобра и я кивнул. — Мы будем смотреть за вашим состоянием. Все контролировать. Не думаю, что у нас будут какие-то сложности во всем этом.
— Хорошо.
— И потом лучше две-три недели воздержаться от половой жизни.
— Я понимаю. — Произнёс я сквозь зубы, потому что раздражение можно было ложкой черпать.
— В таком случае можем начинать.
И нет, это не было так, что я, как истинный мужик, встал, отряхнулся и пошёл дальше. Я матерился на весь больничный комплекс. Орал так, что стены дрожали. Потому что когда между ног все распухает, отекает— это не может вызывать никакие другие эмоции. Но врач меня успокаивала. Говорила, что все нормально.
И действительно все было нормально. Через два дня отёк спал. Остался небольшой продольный надрез, который спокойно обрабатывался. Но все равно ощущение было не из приятных. Очень не из приятных. Я из-за этого даже задержался и Устинья по нескольку раз в день звонила мне, уточняла, когда я вернусь.
Я был бы рад вернуться прям сейчас, но не выходило. В конце концов, если Устинья что-то хотела, она это всегда получала, пусть даже и ценой моего самообладания.