После развода. Бывшая любимая жена

Глава 77

Устинья.

И снова он у дома моего с включёнными фарами стоял.

С высоты своего этажа я этого бы не увидела.

Но я вышла забрать доставку. Точнее один из охранников привёз из аптеки пакет.

Я даже успела занести его в подъезд, а потом случайно обернулась к окну.

И он стоял с включёнными фарами.

Я выскочила под ливень.

Замерла, когда он дойдя до меня, упал на колени.

— Накажи… Накажи. — Шёпотом дрожащим, с лихорадочным желанием получить возмездие, шептал Адам, прижимая меня к себе.

Я запустила пальцы в его волосы. Гладила и давясь слезами произносила:

— Встань. Встань. Хватит. Все хорошо. Все хорошо.

— Ничего хорошего. Ничего… — Он раскачивался, как будто бы пьяный, но я знала, что он не пил.

— Встань! Я тебя прошу! — Кричала я сквозь шум дождя. — Вставай же.

— Нет. Я виноват… Я виноват. Из-за одного меня: ты страдаешь, все страдают. Я виноват.

Он словно был не в себе. И вместо того, чтобы поднимать его, я упала рядом с ним на колени.

— Смотри на меня. На меня. Смотри.

Я не знала, как нормально надо разговаривать с умолишенными.

Когда у меня была практика, нас в один день отвезли в клинику психиатрических заболеваний. Там было все намного ужаснее, но я пыталась вспомнить, что тогда говорили— не спорьте, потакайте. Он сошёл с ума. Я знаю.

— Смотри на меня. Смотри. — Просила я, облизывая искусанные губы. — Смотри на меня, Адам. Пожалуйста.

— Я люблю тебя. — Дрожал его голос и я захлёбываясь болью, пыталась поймать его взгляд. — Я люблю тебя. — Совсем убийственно тихо произнёс, медленно закрывая глаза.

Я вдруг поняла, что меня тащит под его весом вниз. Я схватила его за ворот рубашки.

— Адам, Адам. Смотри на меня, пожалуйста. Пожалуйста Адам. — Шептала я, а потом не выдержав, хлопнула по щеке.

— Ну же, ну же.

Только он меня наверное не слышал, потому что падал, а я не дала. Я мягко опустила его на мокрый асфальт. Наклонилась сверху и стала хлестать по щекам.

— Очнись, очнись. Ты что, не думай, что у тебя так все легко получится. Ну же, Адам, очнись. — Кричала я, захлёбываясь и почему-то чувствовала, что мне не мои сорок с лишним лет, а все те же восемнадцать— двадцать. Да плевать, даже двадцать пять.

Я чувствовала себя, вернувшись назад в прошлое, где точно так же говорила ему на кухне, обрабатывая рану.

— Не смей закрывать глаза. Не смей закрывать глаза, Адам. Только попробуй. Надо было ехать в больницу.

— Я не мог. — Хрипло выдыхал он, упираясь затылком в стену.

Звенели инструменты. После одной из драк я поняла, что дома обязательно надо иметь почти полный комплект для перевязок и для зашивания.

— Не смей терять сознание. Не смей.

У меня из антисептика был только спирт и рана больно некрасивая. Да я бы сказала ужасная.

Сквозь стиснутые зубы, страх и боль, я зашивала стежок за стежком. Адам морщился, лупил кулаком по маленькому узкому столику, на котором лежали тогда у меня везде расписные цветные клеёнки. На них ещё по-дурацки налипал то сахар, то хлебные крошки. А я шила. Тряслась от страха и повторяла:

— Не смей, не смей закрывать глаза.

Почти как сейчас…

— Ты меня слышишь, Адам? Адам! — захлёбываясь, плакала я у него на груди и долбила по плечам.

Он не потерял сознание. Он отключился. Это не было обмороком, это не было приступом.

— Ну же смотри на меня. Ну пожалуйста. — Я пыталась просто дозваться его и он даже в какой-то момент открыл глаза. Невидяще, слепо глядел в сумрачное небо, стянувшееся стёганым одеялом над городом.

Но уже даже небо усмехалось и казалось, как будто бы сам Бог сетует на нас.

— Пожалуйста, я тебя прошу Адам.

— Я один во всем виноват. — Едва шевеля губами на выдохе, наконец произнёс Адам.

— Не смей! Не смей так поступать со мной! — Разозлилась я, разворачивая его к себе.

Холодный дождь. Его капли нагреваясь, стекали по моей коже.

— Не смей так поступать со мной! Это будет хуже, чем предательство! Это будет хуже, чем твоя измена! Не смей так поступать со мной! Я за тебя не из-за этого вышла замуж, не из-за того, что ты красивый, умный, сильный, а из-за того, что ты свою принцессу никому не дашь никогда в обиду. И любого убьёшь за неё. Не смей, поэтому не смей!

Слова бабушки звучали в голове.

— Слышишь меня? Не смей, я всю жизнь прожила за тобой, как за каменной стеной, — злым шёпотом на ухо ему. — Так будь дальше стеной, не смей сейчас никуда от меня деваться, не смей со своими наказаниями здесь носиться, не смей. Я тебя умоляю, не смей.

Мне казалось, что Рубикон пройдён.

Мне казалось, что точку невозврата мы с Адамом перепрыгнули.

Дальше пустота и неизвестность, позади горы развороченных жизней.

— Не смей, я тебя заклинаю, не смей, если ты только попробуешь, если ты захочешь вдруг исчезнуть, я возненавижу тебя, Адам, возненавижу, — захлёбываясь болью и отчаянием, шептала я, стараясь привести его в себя. — Ну же, пожалуйста, встань, встань, не сдавайся. Нет, у тебя мать, у тебя дети, у тебя, твою мать, я! Не сдавайся.

Глупое дурацкое осознание.

Все в этом мире происходит не так, как бы нам хотелось, не так, как мы предполагали, а так, как Бог располагал.

Если Адам не придёт в себя, это будет не его наказанием, а моим.

— Я тебя умоляю, посмотри на меня, посмотри, — выбившись из сил, продолжала шептать я и коснулась своими губами его похолодевших губ.