Я смотрела глазами, наполненными слезами на Адама, а слышала другое.
То, что он говорил мне за двадцать пять лет до серебряной свадьбы.
— Давай, ныряй ко мне в мои объятия, ныряй. Не смейся!
— Моё сердце навсегда навек твоё, забирай.
— Кричи, кричи на меня за все время, что мы не вместе, кричи на меня!
Только сейчас он кричал.
И другое…
А я видела те картинки прошлого, которые сменялись и не могла состыковать реальность и воспоминания.
— Ты обманула, обманула, — рычал Адам и, потеряв терпение, притянул меня к себе.
Его ладонь легла мне между рёбер. И спустилась вниз, очерчивая едва появившийся животик.
— Как ты могла? Я же тебе говорил. Нам с тобой не по пятнадцать лет, чтобы такие фокусы выкручивать, Устинья.
Я с трудом его понимала, какие фокусы. О каких пятнадцати годах он говорит?
На самом деле это все было из-за того, что мой взгляд как магнитом, был притянут к той рыжеволосой, которая стояла, сложив руки на груди возле его машины. На ней было платье цвета болотной ряски. И оно очень красиво контрастировало с её цветом волос. И даже румянец на щеках был не вульгарным, а таинственно женственным.
Какой срок у неё?
— Устинья, Устинья. Ты вообще в курсе, сколько тебе лет? Ты для чего это делаешь? Ты что, считаешь, что это нормально? В нашем возрасте не рожают детей, в нашем возрасте воспитывают внуков. Устинья, ты можешь мне сказать хоть слово? Почему ты себя ведёшь, словно бы кукла?
Он раздражался, и раздражение я ощущала горьковатым привкусом ромашкового чая, в который вы ещё меда цветочного бахнули, только испортив весь напиток.
— Я же тебя просил, я тебе говорил сделай аборт.
И слова снова больно били я почти пришла в себя, перевела взгляд на Адама, нахмурила брови.
Но это буквально на секунду, а потом снова к ней.
— Устинья… Так у меня сейчас нет времени с тобой это все разворачивать, но я сегодня приеду. Ты обманула меня. Я посчитал, что мы с тобой два взрослых человека, которые прекрасно могут договориться, но ты обманула меня. — Прохрипел Адам, и я закачала головой, наконец-таки смогла собрать всю волю в кулак и произнести:
— А ты предал.
Слова, как пощёчина, влетели в бывшего мужа, он отшатнулся от меня так, что даже от растерянности выпустил мои руки из своих.
Я этим воспользовалась.
Я не бежала, не оступалась, я просто развернулась и медленно пошла к своей машине, а когда дошла, я вдруг услышала, что шаги позади приближаются и снова его голос.
Я прыгнула в машину и завела движок. Сдала назад, выезжая с паркинга, и сама не поняла, в какой момент оказалась заперта кармане из-за того, что Адам стоял, перегораживая мне дорогу.
— Немедленно вылези из машины, и мы договорим, — сказал он хрипло и ткнул пальцем на улицу, показывая мне моё место.
Я включила передачу. Вывернула руль слегка в бок, чтобы объехать его, и нажала на газ.
Но я совсем не ожидала того, что он возьмёт и прыгнет на капот, и уж тем более я не ожидала того, что он со всей силы ударит по лобовому стеклу кулаком.
— Устинья!
Я резко затормозила, и Адам спрыгнул с капота, отряхивая одежду. Начал тяжело дышать так, словно бы бежал стометровку, а потом сделал шаг в сторону, решил приблизиться и открыть мою дверь.
Но я покачала головой. И все-таки ударила по газу ещё раз, выезжая с парковки, так что чуть не зацепила противоположный ряд машин.
До дома доехала за полчаса, трясло до невозможности.
Шок. Осознание. Отчаяние.
Я сидела, раскачивалась в кресле в его кабинете до тех пор, пока не завибрировал мобильник.
— Алло, да, — с запинкой выдохнула я, увидев незнакомый номер.
— Устинья Анатольевна, — зазвучал в трубке голос Дили, нашего администратора. — Устинья Анатольевна, что за беда? Я сейчас открыла документооборот. А ваше заявление, которое вы сегодня ездили переподписывать… его не подписали, понимаете? Устинья Анатольевна, я же не могу по факту вести запись человеку, который, получается, не работает в клинике.