Привет, красотка!

Соревнование моделей

В начале одиннадцатого Ванда красиво раскладывала кашемировые свитера, наслаждаясь спокойствием ранних часов. Она ненавидела вновь и вновь складывать товар. Покупатели такие свиньи… Для Ванды и других продавщиц поддерживать порядок в бутике было настоящим испытанием. Она много лет работала в торговле, но все еще тихо шипела от бешенства, когда какая-нибудь девица, проходя мимо стопок аккуратно сложенных блузок, брала одну, разглядывала и небрежно швыряла назад, словно в каком-нибудь захудалом «Мейси». По идее покупательницы, которым средства позволяют одеваться в бутиках, должны иметь хорошие манеры, но на самом деле они ведут себя словно на блошином рынке, оставляя скомканные вещи в примерочных, пачкая одежду макияжем и наверняка снимая трусы при примерке купальника. Ванда мечтала установить в кабинках видеокамеры и, когда какая-нибудь проныра натянет бикини на голую задницу, открыв дверцу примерочной, громко выразить надежду, что купальник подошел, потому что даме придется его купить. «Можете так и идти», — съязвила бы Ванда.

В работе продавщицы есть свои преимущества: Ванда любила помогать покупательницам подбирать ансамбли, с удовольствием первая рассматривала новые партии модной одежды, как сотрудница бутика пользовалась дисконтной картой, но с недавних пор ей все опротивело. Она устала давать советы, пробивать покупки, выравнивать одежду в стопках и на вешалках, наводить порядок в примерочных, крутиться без отдыха, с приятной улыбкой обслуживая покупателей. Раньше Ванда расценивала работу в «Саксе» как возможность заявить о себе в модельном бизнесе, но теперь видела, что ошиблась: невозможно добиться известности, участвуя в показах мод местного значения. Она чувствовала, что пришло время перебираться в Нью-Йорк. В Вашингтоне она достигла всего, за чем приехала, — приобрела опыт, обзавелась нужными связями. Даже если ее вес не соответствует стандартам для полных моделей, опыт, красота и целеустремленность непременно помогут ей пробиться. После шоу в «Саксе» на следующей неделе она планировала переехать в Нью-Йорк, прихватив портфолио и свой роскошный гардероб.

Принимаясь за новую стопку пуловеров, Ванд а увидела Денизу — та дефилировала между стойками с вешалками, обмахиваясь каталогом. Как всегда, Дениза выглядела распаренной и злой, но, к вящему огорчению Ванды, все-таки красивой. При толстом и несколько неловком теле у нее в отличие от большинства полных было неожиданно узкое лицо с высокими скулами. Сегодня она была одета в черный жакет с красной юбкой. Откинутые назад черные брейды красиво оттеняли огненную косичку. На лацкане, естественно, красовалась глупая брошка-шмель. Ванда не дала бы ломаного гроша за брейды и чудовищную брошь, но в душе признавала, что Денизе удалось создать свой фирменный стиль вроде Лаверн Де Фазио, которая все свои вещи украсила латинской L.

Ванда считала, что ненавидит Денизу. На деле она скорее побаивалась соперницы — амбиций Денизе было не занимать. Устраиваясь на работу в бутик, она заявилась к старшему менеджеру, упомянула имя своей матери и попросила форму заявления о приеме. Ванда знала, что Дениза происходит из элитной черной семьи, проживающей в Форт-Вашингтон, штат Мэриленд. Отец Денизы, владевший сетью магазинов ковров, был членом не то попечительского совета, не то совета округа, а ее мамаша славилась светскими замашками и несколько раз наезжала в бутик, выбрасывая тысячи долларов за один заход. В Форт-Вашингтон жили целые кланы богатых черных семей, в поисках приличных магазинов им приходилось наведываться в Монтгомери, где преобладало белое население, или — через мост — в штат Виргиния. Денизу вряд ли приняли бы в «Сакс», если бы не связи матери, впрочем, знакомствами (и деньгами) папаши она тоже охотно пользовалась.

В ее возрасте Ванда прозябала в Трентоне, носила поддельные шляпы от Гуччи и ходила со сногсшибательной сумкой «Луи Вюиттон». Она и мечтать не смела о «Саксе», вовремя выпроваживая братьев в школу и сверхурочно работая на кассе. Если бы не внезапная смерть отца, Ванда занялась бы желанной карьерой намного раньше.

— Привет, — сказала Дениза с непривычно любезным видом.

— Здравствуй, — ответила Ванда, поморщившись.

— Сочувствую тебе насчет шоу.

— А что случилось с шоу?

— Ты все-таки пролетела.

— Ошибаешься, я обязательно буду участвовать.

— Надо же, а Карлос заверил, что я буду показывать костюм от Джанфранко Ферре. Наверное, все-таки выбрали модель помоложе, с упругой задницей…

— Ну-ну, — небрежно отмахнулась Ванда, с безразличным видом направляясь прочь. Отойдя достаточно далеко, Ванда кинулась к кассе, схватила трубку телефона и набрала номер.

— Карлос?

— Да?

— Ванда Джонсон. Что за чушь болтает Дениза насчет моего участия в показе?

— О, извини, собирался тебе сказать — в шоу мы взяли Денизу.

— Значит, мы с Денизой обе участвуем?

Карлос замялся на секунду:

— Нет, участвует только Дениза.

— Что?! Меня пригласили несколько месяцев назад, ты не можешь так поступить!

— Я могу поступать, как захочу, Ванда. Это мое шоу.

Ванда призвала на помощь все самообладание, зная, как опасно восстанавливать против себя Карлоса, — это означало бы автоматически вылететь из всех шоу в Вашингтоне.

— Почему мы не можем участвовать обе? — спросила, она подавив гнев.

— В шоу предусмотрено только два выхода полных моделей. Денизе один, Саре Макхэттон из «Тайсона» — другой. Обещаю, ты обязательно будешь участвовать в следующем шоу.

— Но почему Сара? Ведь у меня стаж больше, — безнадежно твердила Ванда. Как противно прыгать на задних лапках перед таким мерзавцем!

— Нужно разнообразие, необходим баланс…

— Ах, это потому, что Сара белая? — вновь начала закипать Ванда сразу настораживал звук пролетающего самолета, грузовик без номера, припаркованный неподалеку, а тут еще Дорис со своими прогнозами.

Странно, как все изменилось в один сентябрьский день две тысячи первого года: Америка стала уязвимой. Последним ярким воспоминанием перед одиннадцатым сентября у Руби стала церемония награждения MTV. Разглядывая Бритни Спирс с питоном на шее, никто не предполагал, что спустя несколько дней пассажирские самолеты врежутся в здания, а подзабытые поп-певцы примутся реанимировать карьеру, спонсируя благотворительные концерты и марая песни о героях, флагах и триколоре, неплохо зарабатывая на трагедии?

— Говорю тебе, Руби, останешься в гетто — тебя взорвут, уничтожат, взлетишь на воздух, — уверенно сказала Дорис.

— Пожалуй, рискну остаться. Позволь напомнить, что дома в гетто, как ты называешь мой район, сейчас стоят больше полумиллиона долларов, — ответила Руби, мрачно размышляя, как выдержать несколько недель совместного проживания с Дорис.

— Тебе нужно было отвезти меня домой.

Верно, черт побери!

— Врач сказал, что за тобой нужен присмотр.

— Почему бы тебе не пожить у меня?

— Потому что у меня есть пустяковое занятие под названием работа, мама, и не хочется два часа добираться до офиса. Ничего, это ненадолго. Займешь мою комнату, а я посплю в «берлоге», или, если не хочешь ходить по лестнице, устраивайся там ты.

— У тебя все еще живут нахлебники?

— Ты имеешь в виду квартиранток? Да, живут. Обе очень милые.

В Вашингтоне Руби неожиданно повезло — нашлось свободное парковочное место рядом с домом. Она помогла Дорис выйти из машины и повела к крыльцу. Была середина дня, Ванда только что вернулась с работы, а Симона как раз собиралась уходить. Навстречу выскочил Тако, поднял уши и завилял хвостом. Руби никогда не видела Тако таким счастливым. Радуясь встрече с хозяйкой, он выглядел почти хорошеньким.

— Иди сюда, малыш, — нежно позвала Дорис, подбирая Тако. Песик дрожал от восторга и лизал ей лицо. — Руби о тебе хорошо заботилась?

— Мы его совсем избаловали, — сообщила Ванда, выходя в холл поздороваться.

— Привет, — сказала Руби и повернулась к Дорис. — Мама, это Ванда и Симона.

— Здравствуйте, — улыбнулась почтенная леди.

— Сочувствуем, что вы были в больнице, — сказала Симона.

Дорис не узнала телезвезду, потому что ложилась спать в девять вечера и не смотрела одиннадцатичасовые новости.

— О, я старой закалки, несколько закупоренных артерий меня надолго не уложат, — отозвалась Дорис.

— Рада это слышать, — вставила Ванда.

— Пойдем, мама, я отведу тебя в «берлогу» и помогу устроиться, — позвала Руби.

— Очень было приятно познакомиться. — Дорис любезно улыбнулась Симоне и Ванде и медленно поплелась в маленькую комнату рядом со столовой. Едва закрыв за собой дверь, она напустилась на дочь: — Руби, ты не сказала, что сдала комнаты цветной и мексиканке. Недом, а Организация Объединенных Наций!

— Мама, приличные люди говорят «афроамериканка», а не «цветная». А Симона из Боливии. Ты ее не узнала? Она с телевидения.

— Неужели это та, со знаменитой задницей, которая встречается с Паффом — волшебным драконом?

— Нет, то Дженнифер Лопес. Симона ведет вечерние новости на Шестом канале.

— В одиннадцать вечера? Я клюю носом уже в девять. — Дорис опустилась на диван. — Никогда не становись старой, Руби. Все уходит — внешность, энергия, здоровье…

— Ты в прекрасной форме, мама. Врач сказал, вернешься в свой сад, не успев и глазом моргнуть. К тому же ты по-прежнему красавица!

— Ты милая. Врушка, но милая, — ответила Дорис с улыбкой, благодарная за проявленную заботу. Она ни за что не сказала бы «спасибо», но то и дело говорила дочери что-нибудь приятное и улыбалась. Ради этой улыбки Руби всю неделю моталась в больницу навещать Дорис, а в «Международном доме блинов» терпела намеки насчет низкокалорийных салатов. Мать любит ее, хоть и выражает чувства весьма своеобразно.

— Ты точно не против остаться здесь? Моя кровать удобнее, я готова перебраться сюда, — предложила Руби.

— Нет, все нормально. Я отлично устроюсь.

— Ну ладно, тогда приляг, а я принесу вещи из машины. — Руби пошла к двери. — Мы с Вандой договорились вместе пообедать. Если есть настроение, присоединяйся.

— А куда вы идете?

— Эфиопский ресторанчик на Эм-стрит.

— Эфиопский? Руби, если мне понадобится собачья еда, я открою банку «Альпо», — проворчала Дорис совсем как раньше.

— Ну, располагайся. Я сделаю тебе сандвич, — отозвалась Руби, не огорчившись, что не придется выслушивать нотации в ресторане. Она взяла отгул, чтобы привезти Дорис и съездить к ней домой взять одежду. Укладывая ночные рубашки матери, Руби не смогла справиться с искушением и прихватила маленькое черное платье, стремясь спасти шедевр от Армии спасения, «Гудвилла» или взломщиков, носящих шестой размер.

Открыв дверь, чтобы идти к машине за вещами. Руби столкнулась с тощим, томного вида парнем с торчащими волосами и в кожаных штанах.

— Привет, — поздоровался он.

— Э-э… здрасьте, — удивленно ответила Руби.

— Я к Симоне.

— А, конечно, — Руби жестом пригласила его войти. — Симона! — позвала она.

— Привет, — сказала подоспевшая телезвезда. — Спасибо, что приехал. Это Джаспер, он подвезет меня на студию, пока «мерседес» в ремонте.

Ну еще бы, разве принцесса опустится до метро или автобуса…

— Вы коллега Симоны? — из вежливости спросила Руби.

— Да, да, — рассеянно ответил Джаспер, пристально глядя на нее. — Вы не могли бы повернуться крутом?

— Что?

— Повернитесь, — безапелляционно приказал он.

— Ну повернись, — подбодрила Симона.

— Ладно! — Озадаченная Руби выполнила просьбу.

— А вы не хотите сняться в рекламе? — спросил вдруг Джаспер.

— Как — в рекламе?

— Я подрабатываю производством рекламных роликов для вашингтонского центра диеты «Тонкий и звонкий». Вы прекрасно подходите.

— «Тонкий и звонкий»?

— Да, сеть центров похудания. Вы будете отлично смотреться в одной из реклам. Кроме того, вам предоставят персонального инструктора, подберут диету, будете получать необходимую еду в запакованном виде.

— О… Вряд ли у меня получится…

— Ну-ну, не скромничайте. Гонорар невысокий, зато вы сможете бесплатно присоединиться к программе похудания. Сделаем несколько предварительных фотографий, затем сядете на диету «Тонкий и звонкий», и через несколько месяцев снимем рекламный ролик с участием новой Руби.

Помолчав, девушка спросила севшим голосом:

— Вы серьезно?

— Я видела его рекламные ролики — отличная работа. Соглашайся, — поддержала Джаспера Симона.

— Ну, не знаю…

— Вот. — Джаспер вручил ей визитку. — Позвоните завтра, если надумаете. Первые фотографии можем сделать хоть сейчас, а ролик снимем перед Рождеством.

— Ладно, я подумаю, — пообещала Руби.