Разве это не романтично?

ГЛАВА 10

Елена не удивилась.

На самом деле это не могло быть тем самым местом. Здание, куда Влад повез ее на следующий день, выглядело так, словно в нем произошла вспышка чумы. Это и был сырный магазин?

— Елена. — Рука Влада метнулась через центральную консоль и схватила ее за руку. — Еще есть время отказаться.

— Мне действительно нужен творог, Влад.

Он закрыл глаза.

— Да простит меня Бог.

Он отпустил ее руку и открыл дверцу. Елена обежала вокруг и помогла ему с костылями.

— Держись за мной, — приказал он ей.

— Ты же несерьезно, — сказала она.

— Просто делай, что я говорю, Елена. Пожалуйста.

Она скользнула за его спину и сразу почувствовала себя невидимкой. Его массивные плечи заслонили ее от того чудовища, которого он боялся, когда они подошли к ветхой черной двери.

Влад быстро постучал три раза подряд, а затем еще два.

Прошло мгновение, и кто-то постучал изнутри один раз.

Влад постучал еще два раза.

— Здесь есть тайный стук? — прошептала Елена.

— Веди себя тихо, — прошипел Влад. — И не смейся. Ему не нравится, когда ты смеешься.

— Прости. — Елена прочистила горло.

Единственное окно в центре было чем-то прикрыто. Скрежет по дереву заставил ее привстать на цыпочки, чтобы заглянуть Владу через плечо. Пара глаз выглянула из-за ранее закрытого окна.

— Жетон, — произнес мрачный голос.

Елена прикрыла рот рукой, чтобы скрыть приступ смеха, который грозил все испортить. Влад поднял монету со швейцарским сыром, похожую на ту, что показывал ей Колтон. Послышался звук поворачивающегося замка, и дверь открылась. Изнутри вырвался порыв холодного воздуха.

Влад медленно двинулся вперед, а Елена, насколько это было возможно, пряталась за его спиной. Но когда Влад переступил порог, таинственный мужчина начал закрывать дверь. Елена просунула ногу в дверь, а Влад резко повернул голову.

— Подожди...

Рука мужчины метнулась вперед и схватила ее за плечо, удерживая на месте.

— Кто это?

Влад повернулся на костылях, зловещий взгляд превратил его лицо в устрашающую маску, и Елена впервые увидела, как он, должно быть, выглядит для игроков соперника на льду. Она бы солгала, если бы сказала, что это не произвело на нее впечатления.

— Не прикасайся к ней, — предупредил Влад.

Было ли это из-за тона или выражения лица, это сработало. Мужчина опустил руку, но покачал головой.

— Ты знаешь правила. Посторонним вход воспрещен.

— Это моя жена, — сказал Влад все тем же угрожающим тоном.

Мужчина прищурился.

— Где она была? Почему ее не было здесь раньше?

— Она была в колледже, — сказал Влад. Он прислонил костыль к боку, чтобы протянуть ей руку. — Елена, иди сюда.

Она обогнула мужчину и направилась к Владу. Он притянул ее к себе.

— Она ничего не знала об этом месте, — сказал он. — Я никогда не рассказывал ей.

Елена оглядела крошечное темное помещение. Вероятно, когда-то это было гостеприимным входом в небольшой магазин или паб, но давным-давно превратилось в заплесневелое тесное помещение, которое она всегда представляла себе для незаконных операций по извлечению органов. Что было не так уж неправдоподобно. Ее отец обнаружил именно такую операционную за несколько лет до своего исчезновения.

Позади них короткий коридор заканчивался небольшим пандусом, над которым низко свисал какой-то толстый черный брезент, закрывавший ей обзор того, что находилось за ним.

— Ему это не понравится, — сказал мужчина.

Теперь, когда глаза Елены привыкли к темноте, она смогла разглядеть мужчину. На лбу у него была красная бандана, а волосы прикрывала плотная сетка, которая, казалось, была самым маленьким мужским пучком, который когда-либо делали. Пятна на его очках в черной оправе говорили о том, что он провел слишком много времени в темноте.

— Что ж, приведи его сюда, — сказал Влад. — Давай спросим его напрямую.

— Нет. Я не могу этого сделать. Только владельцы жетона могут его видеть.

Влад подвинулся, чтобы притянуть Елену ближе к себе, но из-за этого движения костыль выскользнул у него из-под руки. Он упал на пол, и в этом маленьком пространстве звук был таким же громким, как выстрел, и произвел почти такой же эффект.

Мужчина подпрыгнул на полфута и выхватил из кармана острый нож с короткой ручкой. Такой используется для нарезки мягких и среднетвердых сыров, а в данном случае, возможно, и для их горла.

Влад сделал выпад вперед на одной ноге, схватил мужчину за запястье и одновременно толкнул его к стене.

— Какая у вас необычная посуда для резки сыра, — сказал Влад, обманчиво растягивая слова. — Не хотелось бы ее ломать.

Елена пробормотала русское ругательство и шагнула вперед.

— Прекрати! Ты можешь навредить себе.

Влад не обернулся.

— Елена, отойди.

Она пихнула его костылями.

— Ради бога, мне просто нужно немного творога.

Шуршание брезента вызвало у всех троих общий вздох. Они одновременно повернули головы и увидели высокую темную фигуру, появившуюся из-за занавески. На нем был длинный фартук, а в руке он держал полотенце, которым медленно вытирал руки.

— Женщина, которая знает толк в сыре. Это меня заводит.

Его голос был мягким, теплым, как растаявший раклет, мягким, сливочным и горячим. Елена почувствовала, что тонет в нем, как коржик хлеба в горшочке для фондю. Она повернулась и пошла в ту сторону.

— Елена, нет. — Пальцы Влада коснулись ее локтя, но это было бесполезно. Она была околдована.

Мужчина спустился по трапу. Когда он, наконец, оказался в тусклом свете, он заговорил с парнем в бандане.

— Все в порядке, Байрон. Впусти их.

Он протянул Елене руку.

— Я Роман. А ты?

— Елена, — выдохнула она.

— Прекрасное имя для красивой женщины. Он поднес костяшки ее пальцев к своим губам. — Мне очень приятно.

— Это моя жена, — произнес Влад позади них.

Роман приподнял идеально очерченную бровь.

— Великолепная женщина, которая к тому же разбирается в сыре? Ты счастливчик, мой друг. — Он взял Елену за локоть. — Пожалуйста, позволь мне показать тебе мою сыроварню.

Влад последовал за ними и стук его костылей за их спинами звучал агрессивно. Роман приподнял черную пластиковую занавеску. Когда Елена вошла, автоматически включился яркий свет, на мгновение ослепив ее. Но, моргнув пару раз, она прижала руку к груди. Это был настоящий сырный рай.

Елена обхватила себя руками и задрожала.

— Прости, любовь моя, — сказал Роман, проводя кончиком пальца по гусиной коже, покрывшей ее трицепсы. — Здесь должно быть прохладно. Твой муж должен был предупредить, чтобы ты взяла с собой пальто.

Влад издал неприятный звук.

— Как видишь, — сказал Роман, соблазнительно наклоняясь к ее уху, — у нас есть все, что ты только можешь пожелать.

— Творог?

Он повернулся и указал длинным тонким пальцем. Она проследила за его взглядом и... Вот оно.

— У тебя получилось, — прошептала она, ее ноги сами собой двинулись к цели. У нее потекли слюнки.

— Ах да, — сказал Роман, следуя за ней по пятам. — Настоящий фермерский творог. Я использую оригинальный рецепт моей прабабушки.

Елена резко обернулась.

— Вы русский?

— По отцовской линии. Мои прадедушка и прабабушка переехали в Англию в 1911 году.

— Ты хоть немного говоришь по-русски?

Он подмигнул и сделал непристойное предложение на их родном языке, от которого у нее вспыхнули щеки.

Влад подозрительно прищурился.

— Ты никогда не говорил со мной по-русски.

— Я знаю достаточно, чтобы навлечь на себя неприятности. — Он рассмеялся в сторону Влада.

— Я не понимаю, — сказала Елена, качая головой. — Это потрясающе. Почему бы тебе не открыть магазин для широкой публики?

Казалось, воздух покинул комнату. Она взглянула на Влада, который застыл на месте с ломтиком хаварти на полпути ко рту.

Роман тихо рассмеялся, но в его смехе был зловещий оттенок.

— Большой Сыр никогда это не допустит.

— Большой сыр?

— Корпоративные молочные фермы. Они лоббируют правительство, чтобы оно объединило Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов со своими друзьями, которые устанавливают правила, не позволяющие маленькому сыроделу добиться успеха. Они устанавливают стандарты, которые лишают его радости и мастерства. Они продали свои души, — он ударил кулаком по другой руке, — за сыр фабричного производства. А потом они разрушают окружающую среду своими фермами массового производства, которые слишком часто доят своих коров.

Елена моргнула.

— Как часто они доят своих коров?

— Три раза в день, Елена. Три раза!

— И сколько раз они должны их доить?

— Максимум два.

— Я понимаю.

— Ты знаешь, Елена, как трудно достать настоящий сыр бри в этой стране? Американские законы о пастеризации делают это невозможным. То, что вы покупаете в магазинах, — это разбавленный вариант, в котором нет ни текстуры, ни соблазнительности настоящего бри.

Елена не знала, что означают эти слова в отношении сыра, но Роман был в ударе, поэтому она не хотела прерывать.

— Вот почему я вынужден действовать в темноте, — сказал он. — В подполье.

— Значит, вы как борец с сырным заговором?

— На самом высоком правительственном и молочном уровнях.

— И вы можете делать настоящие сыры, чего не могут другие?

— Да. А все, что я не готовлю, может предоставить моя сеть подпольных фромагеров.

— Круто. Я согласна. — Она ткнула его кулаком. — Потому что в субботу у нас вечеринка, и мне понадобится много всего.

— Вечеринка, да?

— Да. Ты должен прийти.

— Это вечеринка только для друзей, — проворчал Влад.

— Тогда для меня вдвойне честь быть приглашенным. — Роман поднес руки Елены к губам и поцеловал костяшки пальцев. Елена, кажется, чуть не упала в обморок. — Я обязательно принесу что-нибудь особенное.

— Это последний раз, когда приезжали сюда.

Влад просунул ногу в машину и захлопнул дверцу. Елена завела машину с мечтательным выражением на лице, от которого ему захотелось ударить кулаком по приборной панели и добавить сломанные пальцы к списку своих проблем.

— Весь этот сыр, — выдохнула Елена, выезжая на дорогу. — Это было похоже на сон.

— Это просто кошмар, и я не могу поверить, что ты пригласила его на вечеринку.

— Мне показалось невежливым отказаться.

— Я не хочу, чтобы он приближался к нашей вечеринке. — Влад смотрел в окно на проплывающие мимо здания.

Он внезапно возненавидел эти здания, и не по какой-то особой причине, а просто потому, что они случайно оказались в поле зрения во время приступа плохого настроения.

— Я собираюсь приготовить закуски из творога, — сказала она все тем же дрожащим голосом. — И вареники.

— Это слишком много работы.

— И курник.

В животе у него заурчало при упоминании еще одного его любимого блюда. Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз пробовал традиционный слоеный пирог с курицей.

— О, и сельдь под шубой.

Она простонала это так, что у всех сжались нервы.

— Нам все это не нужно. Испеки кексы к чаю и считай, что это вкусно.

— Я просто хочу, чтобы твои друзья в полной мере насладились русской кухней.

— Они едят пиццу и крылышки. Они не заметят разницы.

— Кажется, Колтону нравится, как я готовлю.

Влад хрустнул костяшками пальцев. Колтону нужно начать питаться дома. Ему не нравилось это чувство, чем бы оно ни было. Кожа слишком туго обтягивала его кости, а в груди что-то горело.

Она, наконец, взглянула на него.

— Почему ты такой сердитый?

— Я не сердитый.

— Ты ведешь себя как сердитый.

— Ты уже решила, где будешь жить в России? — спросил он, потому что, черт возьми, почему бы и нет? Он уже был раздражен.

— Что? — спросила Елена. Она опешила, на мгновение оторвав взгляд от дороги. — С чего это ты?

— Наверное, нам стоит об этом поговорить, тебе не кажется?

— Сейчас?

— Почему нет? — Влад повернулся на сиденье, чтобы посмотреть на нее, и тут же пожалел об этом, потому что все, что он мог видеть, — это нежный изгиб ее подбородка. — А как насчет твоей машины? Мы ее отправим?

Ее руки крепче сжали руль.

— Я-я не знаю. Я еще не думала так далеко. Наверное, оставлю ее тебе.

— Ты не можешь оставить ее здесь. На чем ты будешь ездить в России?

— Я куплю новую.

— Это нелепо. Зачем тебе это делать, если у тебя уже есть машина?

— Потому что я буду зарабатывать сама. Я не собираюсь и дальше полагаться на тебя, Влад.

Влада раздражало, когда Елена говорила подобные вещи. Напоминание о том, что для нее все это всего лишь сделка. Он снова потер грудь.

— Сейчас нет смысла спорить из-за этого, — сказала она. — У меня пока даже нет работы.

— Тебе следует обратиться в газету в Омске. Ты могла бы жить с моими родителями.

Она закатила глаза.

— О да. Я уверена, они будут рады, когда бывшая жена их сына переедет к ним.

— Ты для них как дочь, независимо от того, женаты мы или нет.

— Ну, насколько я знаю, в последний раз в омской газете не было вакансий.

— Но я уверен, что для тебя сделают исключение...

— Влад, прекрати, — отрезала она, снова отрывая взгляд от дороги. — Ты не понимаешь, как работает журналистика. Ты смог бы просто отправить свое резюме в любую хоккейную команду и попросить играть за них? Нет.

— Почему ты такая упрямая? — спросил Влад, сдвинув брови.

— Почему ты такой упрямый?

— Потому что я просто пытаюсь защитить тебя, Елена.

Они свернули его улицу.

— Мне не нужна твоя защита. Может быть, ты не заметил, но я уже не та испуганная маленькая девочка, на которой ты женился.

— Я заметил, — сказал он, когда она вырулила на подъездную дорожку. — И я горжусь тобой. Прости, если не сказал этого раньше.

— Мы о многом не говорим друг другу. — Она загнала машину в гараж и заглушила двигатель.

Когда Елена открыла дверцу и выскользнула из машины, ее движениях было заметно раздражение. Влад подождал, пока она подойдет к нему, прежде чем открыть свою дверь. Она, как всегда, подала ему костыли и отступила назад, чтобы он мог выйти. Но в тесном пространстве между машиной и стеной гаража Елена могла продвинуться только на некоторое расстояние. Она была зажата между открытой дверью с одной стороны и его телом с другой.

Обыденное внезапно обрело смысл, и Влад начал замечать все те маленькие моменты осознания, о которых так поэтично рассказывал Малкольм. Аромат волос. Легкая россыпь веснушек на носу и щеках. То, как Елена выпячивала нижнюю губу, что придавало ей вид человека, которого только что поцеловали. То, как он неожиданно почувствовал себя снова семнадцатилетним, сидя рядом с ней на берегу реки Омь, ощущая ее тело так, как никогда раньше. То, как воздух овевал его кожу, когда она откидывала волосы с плеча. То, как у него чесались пальцы от желания поймать мягкий локон и провести им по ладони. То, как ее ключицы образовывали прямую чувственную линию над выпуклостями грудей под рубашкой. Острая всепоглощающая жгучая потребность поцеловать ее.

Ее взгляд скользнул к его губам и задержался там. Под ее пристальным взглядом каждый вдох становился усилием воли. Поцелуй меня. Слова вертелись у него на кончике языка. Почему он не мог это произнести? Почему он не мог пошевелиться, сделать этот первый шаг? Сейчас, как и тогда, он не мог этого сделать.

— Елена, — прохрипел он.

Она моргнула, и к ней вернулась холодная отстраненность. Она отступила назад с вымученной улыбкой.

— Спасибо, что взял меня с собой. Тебе следует пойти в дом и дать отдых ноге.

— Моя нога, — сказал он, и в его голосе послышалось разочарование.

— Вот почему я здесь, верно?

Верно. И как только он поправится, она уедет. Сколько раз мозгу придется напоминать его сердцу об этом факте?