Елена согласилась.
Через час после того, как он отправил ей стихотворение, Елена прислала ответную записку, в которой сообщала, что будет дома в пять, и ребята немедленно приступили к делу. Они побрили его. Уложили волосы. Нарядили в лучший костюм. Ноа попросил Алексис приготовить особенный ужин, и затем они вдвоем накрыли стол во внутреннем дворике так же, как он накрыл его в ее первый вечер в Америке.
У Влада оставалось еще полчаса, и он принялся расхаживать взад-вперед на своих костылях, пока ребята пытались его успокоить.
— Дыши глубже, — сказал Малкольм.
— Я не могу. Я слишком нервничаю.
— Из-за чего?
Он остановился и пристально посмотрел на нее.
Малкольм поднял руки.
— Сейчас нет причин нервничать по этому поводу. Это ваша первая глава новой совместной истории. Секса может даже не случиться сегодня вечером.
— Но что, если это произойдет? — о, боже. Его чуть не стошнило.
— Если это произойдет, поздравляю, — съязвил Мак.
— Но что, если она не... — Он даже не смог закончить предложение. Он даже смог произнести слово «оргазм».
Перед ним стоял Малкольм.
— Знаешь что? На самом деле, есть очень большая вероятность, что она не сможет кончить во время полового акта.
Влад застонал.
— Но это может быть правдой, независимо от того, первый у тебя раз или пятидесятый. Неважно, что именно, просто не забывай сначала позаботиться о ней.
Влад закрыл глаза. А потом резко открыл их.
— Вот черт. Как насчет презервативов? Я не... я даже не знаю, принимает ли она противозачаточные.
Мак похлопал себя по груди.
— Я позаботился, приятель. Мы купили тебе немного и положили в ящик тумбы у твоей кровати.
Владу хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила его.
— Это так неловко. Не могу поверить, что мне приходится говорить с вами об этом, ребята.
Мак усмехнулся.
— Ты что, шутишь? Мы здесь для этого и собрались, чувак. Подумай о том, насколько здоровее были бы все мужчины в этом мире, если бы мы могли быть такими же открытыми друг с другом все время.
Малкольм кивнул и скрестил руки на груди.
— В девственности нет ничего постыдного. Это всего лишь еще одно искусственное измерение того, как мы определяем мужественность. В нашем обществе мы приучаем мужчин относиться к сексу как к соревнованию, гонке, в которой нужно победить, а не как к радостному проявлению любви, каким оно может быть. И это не значит, что случайный секс — это плохо, или что причины, по которым человек хочет заняться сексом, могут быть поводом для осуждения. Секс ради удовольствия — это совершенно здоровое и нормальное явление. Но и ожидание тоже. Мы говорим женщинам, что они шлюхи, если ждут недостаточно долго, а мужчинам, что они неудачники, если ждут слишком долго. Это искаженный посыл, который ранит всех. Но посмотри на себя, нервничающего и смущенного, когда у тебя действительно есть шанс испытать что-то удивительное. — Малкольм схватил Влада за шею и сжал. — Ты в полной мере ощутишь свой первый раз с любимой женщиной в том возрасте, когда сможешь по-настоящему оценить это.
— Ты говоришь это только для того, чтобы подбодрить меня, — сказал Влад.
— Нет, — сказал Мак. — Я даже не помню свой первый раз. Я помню девушку, но не сам акт. Я спешил расстаться с девственностью, и это было все, что имело для меня значение. Теперь мне стыдно за это. Но ты? Ты ждал, чувак. Ты годами хранил себя в холодильнике, чтобы дождаться женщину, которую любил. Ты настоящий романтический герой.
— Но моя нога...
— Это значит, что ты можешь веселиться и проявлять творческий подход, — сказал Малкольм.
— Важно просто быть честным с ней во всем, — сказал Мак. — Скажи ей, что ты нервничаешь и почему. Скажи ей, что боишься, что она не достигнет оргазма. Скажи ей, что ты обеспокоен тем, что тебе, возможно, придется поэкспериментировать, чтобы найти правильную позу. Расскажи ей все. Близость — это акт общения. Ничего не утаивай.
— Но помни, — сказал Малкольм. — Самое важное сегодня — это поговорить. Скажи ей то, что ты должен был сказать прошлой ночью.
Колтон вбежал в комнату.
— Она уже в пути, — сказал он. — Все готово.
О, боже. Влад никогда так не нервничал. Даже когда делал ей предложение.
— Ладно, мы сейчас уйдем, — сказал Малкольм. — Просто будь честен с ней, чувак.
Влад слушал, как они уходят. Однако вскоре послышался звук отъезжающей машины, и к дому подъехала еще одна.
Она была здесь.
Влад провел рукой по подбородку и выругался. Он уже превратился в тень. Он подошел на костылях к входной двери и открыл ее как раз в тот момент, когда Елена соскользнула с переднего сиденья машины. На ней было черное платье и туфли на высоких каблуках, от которых у него бешено заколотилось сердце, глаза округлились, а грудь будто наполнилась пузырьками шампанского.
Она остановилась на полпути к тротуару.
— Привет, — прошептала она.
Влад попытался успокоить дыхание, но его голос все равно дрожал.
— Добро пожаловать домой.
И тут все его тщательно продуманные планы рухнули, потому что Елена разрыдалась. Дерьмо. Дерьмо.
Она быстро преодолела разделявшее их расстояние, вошла в дом и обвила руками его шею. Она уткнулась лицом в его гладко выбритый подбородок и прильнула к нему.
— Прости меня, — прошептала она. — Мне жаль.
Влад обхватил ладонями ее щеки и притянул к себе.
— За что?
— За все. За то, что ушла. За то, что плакала. За шесть лет. За все.
— Не делай этого, — пробормотал он. — Пока нет. Просто будь здесь, со мной.
— Хорошо. — Она кивнула, шмыгнула носом и попятилась. — Это было не то, что я собиралась сделать, когда увидела тебя.
Она рассмеялась, когда он вытер слезу с ее щеки.
— Что ты собиралась делать?
Она глубоко вздохнула и выпрямилась. Затем ясным, но дрожащим голосом она произнесла:
— Для берегов отчизны дальней,
Ты покидала край чужой;
В час незабвенный, в час печальный
Я долго плакал пред тобой.
Пузырьки шампанского поднялись к его глазам и начали лопаться и шипеть, пока перед глазами не образовалась водяная пелена. Она читала первую строфу другого стихотворения Пушкина «Для берегов отчизны дальней».
— Елена, — прошептал он.
Хриплым, прокуренным голосом она продолжила рассказ, мучительную повесть о двух влюбленных, которые были изгнаны друг от друга и выживали только благодаря тщетной фантазии о том, чтобы снова увидеть друг друга и обменяться долгожданным поцелуем. Для Влада это стихотворение всегда было наполнено отчаянием, заброшенностью и потерей. Но теперь, когда он услышал это из уст Елены, стоявшей в дверях его дома и смотревшей на него со слезами и обещанием чего-то большего в глазах, слова стали симфоническими, а послание — полным надежды.
Из груди Влада вырвался стон, и он снова притянул ее к себе. Когда он уткнулся лицом ей в плечо, ее руки зарылись в его волосы. Она держала его так, словно баюкала, и шептала последние строчки стихотворения, пока, наконец, не дошла до страстного куплета о сладком поцелуе.
Он больше не мог этого выносить. Влад поднял голову и повторил слова вместе с ней. Затем Елена обхватила ладонями его щеки и поцеловала.
О, как она целовала его. Она обвила рукой его затылок, притянула его губы к своим и услышала тихий вздох Влада, когда он наклонился и скользнул языком в ее рот. Елена тихо застонала, и Влад пропал. Именно так. Пропал. Он впился пальцами в ее спину и вложил в свой поцелуй все страстное желание, сладость и фейерверк чувств. Их поза была неудобной из-за его костылей, но это не имело значения. Их губы слились в чувственном разговоре, который длился шесть лет.
Влад протянул руку за ее спину и захлопнул дверь. Затем оторвался от нее, чтобы сделать глубокий вдох. Если бы он мог, то отнес бы ее наверх прямо сейчас, но напоминание Малкольма было еще свежо в его памяти. Им нужно было поговорить.
— Я хочу тебе кое-что показать, — сказал он.
Потребовалась огромная сила воли, чтобы оторваться от ее тела, отстраниться и взяться за костыли. Елена последовала за ним во внутренний дворик. Ребята все приготовили в точности так, как он велел. На накрытом столе мерцали свечи. Ужин разогревался в духовке, а на тарелке Елены лежал завернутый в бумагу подарок, который Влад должен был вручить ей давным-давно.
Когда она увидела все это, ее рука невольно потянулась ко рту.
— Это просто как...
— Твоя первая ночь здесь. Я хотел попробовать еще раз, раз уж в первый раз у меня все так плохо получилось.
— Нет, это не так. У меня тоже.
Он кивнул в сторону ее кресла.
— Открой свой подарок.
Каблучки Елены тихо стучали по бетону патио. Она взяла подарок, бумага которого стала потертой и выцветшей. Когда она отклеила скотч, бумага упала, обнажив рамку с фотографией.
Она прикусила губу.
— Где ты это взял? — Она медленно опустилась на стул, уставившись на фотографию.
Влад прошел к своему месту рядом с ней и сел. Он поставил костыли на пол и вытянул ногу под столом.
— Это сделала моя мама.
Фотография была сделана на их свадьбе сразу после того, как его отец произнес тост. Этот момент запечатлелся в его памяти. Они с Еленой стояли рядом, и в середине речи его отца Елена взяла его под руку и прижалась Удивленный такой нежностью, Влад опустил глаза и увидел, что она улыбается ему. На долю секунды все это показалось ему настоящим. И каким-то образом его мать запечатлела это на снимке.
— Ты помнишь, что я сказал тебе, когда ты шла к алтарю?
— Что я выгляжу прекрасно.
Он приподнял уголок губ.
— После этого.
— Ты сказала, что все будет хорошо.
— Я обещал тебе. — Его голос дрогнул. — Я не сдержал этого обещания.
— Да, ты сдержал. Ты заботился обо мне. Ты стольким пожертвовал ради меня.
— Но это не одно и то же. Ты была права в том, что сказала прошлой ночью. Мне не следовало отпускать тебя в Чикаго, не сказав, как сильно я хочу, чтобы ты осталась. Я думал, что если отпущу тебя, если дам тебе пространство, в котором ты нуждалась, чтобы исцелиться и найти себя после того, что случилось с твоим отцом, то ты найдешь способ вернуться ко мне. Но ты этого не сделала. Ты просто отдалилась еще больше, и это моя вина. Потому что я никогда не давал понять, что хочу, чтобы ты вернулась.
Когда Елена подняла голову, в свете свечей в ее глазах блеснули слезы.
— Я слишком долго ждал, прежде чем сказать тебе, чего я на самом деле хочу от нашего брака. Это моя вина. Поэтому я рассказываю тебе сейчас. Я не сделал тебе предложение только потому, что так предложила моя мама. Она просто придала мне смелости сделать то, что я всегда хотел. — Его начало трясти изнутри. — Возможно, мы были слишком молоды, чтобы жениться. Слишком молоды, чтобы знать, как сказать то, что нам нужно было сказать. Понять, какие проблемы мы создали, ничего не обсудив. Но мы уже не так молоды.
Ее грудь вздымалась и опускалась от глубоких прерывистых вдохов, пока Елена переваривала слова, позволяя их смыслу проникнуть в сознание.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала, Елена. — Его голос стал хриплым, а в глазах снова защипало. — Когда я сказал это вчера, я имел в виду, что не хочу, чтобы ты уходила. Я никогда этого не хотел. — Он вытер слезу, скатившуюся по его щеке. — Я научусь мириться с любым твоим решением, но если ты думаешь, что есть шанс, что ты захочешь начать все сначала...
— Заткнись. — Елена хрипло рассмеялась.
— Ч-что?
Она встала и посмотрела на него сверху вниз.
— Заткнись и поцелуй меня.
Влад поднялся на дрожащих ногах, используя стол как опору. Легким движением притянул Елену к себе. Она приподнялась на цыпочки и запечатлела на его губах нежный поцелуй, от которого у него перехватило дыхание. Не от страсти, а от обещания.
— Ты не хочешь поужинать со мной? — пробормотал он.
Елена покачала головой.
— Чего ты хочешь?
Она погладила его по щеке.
— Я хочу своего мужа.
Он задрожал всем телом.
— Ты уверена? Потому что, если ты не готова, Елена, мы можем подождать.
— Тебе не кажется, что мы ждали достаточно долго?
Да. Да, так и было. Влад прижался губами к ее губам, пожирая их одним движением. Ее руки скользнули под его пиджак и гладя его грудь, спину, живот. О, боже. Это действительно случится. Между ними вспыхнуло страстное, столько лет сдерживаемое желание. Елена ахнула и прижалась к Владу, пока он не увидел звезды. Никогда в жизни ему так сильно не хотелось раздеться, но в то же время был благодарен за то, что на нем была хоть какая-то одежда. Он не хотел торопиться. Каждая секунда драгоценна, и Влад хотел растянуть ее как можно дольше.
Он отстранился и прошептал Елене в губы:
— Встретимся в постели.