Разве это не романтично?

ГЛАВА 24

— Послушай, я знаю, что в твоем доме сейчас царит веселье, но ты не можешь закончить книгу таким образом.

Влад отправил в рот крекер без глютена, оторвавшись от своих записей на следующий день у Колтона. Пока они вместе дописывали книгу, Елена встречалась с одиночками в кафе Алексис, чтобы поговорить о кошках, русских пирожных к чаю или о чем-то подобном. Затем они должны были присоседиться к парням, чтобы посмотреть очередную игру Кубка Стэнли.

Влад был доволен жизнью и книгой, до этого момента.

— Почему нет?

Мак открутил крышку от бутылки с пивом.

— Потому что между ними не было конфликта. Она просто встала и решила, что останется с Тони, потому что он попросил ее об этом? Это не очень удовлетворяет.

— В итоге они оказались вместе. Чем это может не удовлетворить?

— Потому что они на самом деле не заслужили, чтобы жить долго и счастливо, — сказал Малкольм.

Мак указал на них своим пивом.

— Спасибо. Да. Вы когда-нибудь добирались до конца книги, где они оказываются вместе, не преодолевая никаких серьезных препятствий? Это отстой. Ты чувствуешь себя обманутым.

Малкольм потянулся за упаковкой крекеров, положил один в рот и тут же выплюнул.

— На вкус как крекеры из магазина Amazon.

Влад ощетинился.

— Они столкнулись с кучей препятствий. Их чуть не застрелили, за ними гнались эсэсовцы, и...

Дэл покачал головой.

— Это внешние проблемы, чувак. Внешние препятствия. Ты должен заставить их взглянуть в лицо своим внутренним страхам, прежде чем у них действительно будет счастливый конец. Он потянулся за крекерами. — Дай-ка я попробую один.

— Это твои вкусовые рецепторы, — предупредил Малкольм.

Дел откусил кусочек и выплюнул.

— Я бы лучше наложил в штаны.

— Нет, ты бы не стал, — отрезал Влад. — Это не смешно, когда ты гадишь в свои штаны.

— Я бы не стал гадить в чужие штаны.

Ноа закинул ноги на кожаный пуфик перед своим креслом.

— Я понимаю, что самый новый участник группы и все такое, и я еще многого не знаю, но я согласен со всеми остальными. Я хочу, чтобы Тони и Анна в последний раз покопались поглубже.

— Не в каждой книге обязательно должен быть какой-то важный драматичный момент, когда все потеряно, — надулся Влад.

В разговор вмешался Гэвин.

— Но в каждой книге нужен последний толчок к завершению, который заставляет персонажа пережить последнее прозрение, которое помогает ему впервые увидеть все ясно.

Влад скрестил руки на груди и нахмурился.

— Так ты говоришь, что ей не следует оставаться с Тони? Она должна оставить его и отправиться на поиски Джека?

— Она должна отправиться на поиски Джека, — сказал Малкольм. — В противном случае, действительно ли она выбрала Тони? Как он узнает, что она действительно выбрала его?

— Почему, черт возьми, это имеет значение? — И почему, черт возьми, он принимает это так близко к сердцу?

— Это важно, потому что Джек — единственное, что все еще стоит у них на пути в эмоциональном плане, — сказал Малкольм. — Он воплощает в себе все, чего, как опасается Тони, ему не хватает как мужчине, и он — прошлое, которое Анна не может забыть. Пока они не разберутся с этими проблемами, это дешевый способ закончить книгу.

— Вы читали эту сцену? — возразил Влад. — Он только что сказал ей, что любит ее. Вы, ребята, катались на моей великолепной заднице, чтобы заставить Тони развивать отношения. Это то, чего он боялся больше всего на свете. Как это не слишком глубоко копает?

— Вы сказали, что больше всего на свете он боялся признаться ей в своих чувствах, — сказал Малкольм. — Но так ли это на самом деле? Это то, что его действительно пугает?

— Да.

— А что, если бы она все равно ушла?

Влад нахмурился, обдумывая вопрос Малкольма.

— Что ты имеешь ввиду?

— Что самое худшее может случиться с ним в этот момент?

— Что она не почувствует того же.

— Нет, — сказал Колтон, внезапно помрачнев. Таким Влад редко видел своего друга. — Чтобы она тоже любила его, но все равно ушла от него.

В комнате воцарилась тишина. Благоговейная, черт возьми, какая-то глубокая дерьмовая тишина.

— Влад, Тони верит, что Анна может предпочесть его Джеку? — спросил Малкольм.

— Нет, — выдохнул он.

— Это значит, что она должна отправиться на поиски Джека, — сказал Мак. — В противном случае, точно ли она действительно выбрала Тони? Как он узнает, что она действительно хочет его?

— Он должен отпустить ее, — сказал Ноа.

Влад покачал головой. Нет. Это было слишком подло. Он не мог так поступить с Тони.

— Что еще более важно, — сказал Малкольм, — он должен поверить, что их любовь достаточно сильна, чтобы она вернулась к нему.

Влад отложил свой блокнот.

— Если вы, ребята, так хорошо знаете моих персонажей, тогда напишите.

Колтон цокнул языком и открыл банку пива.

— Извини, чувак. Только ты можешь написать конец своей истории.

— По-моему, это выглядит неправильно.

Мишель вынула противень из одной из больших печей на кухне ToeBeans и скептически посмотрела на охлаждаемый стол.

Елена заглянула через плечо Мишель в золотисто-коричневые формочки для выпечки.

— Они идеальны.

Елена учила готовить корзиночки — маленькие сладкие тарталетки со сметаной, которые были одними из любимых у ее отца и которые идеально подошли бы для вечеринки в честь дня рождения.

— Я не думаю, что это выглядит правильно, — сказала Андреа, указывая на кота Алексис по кличке Бифкейк.

Поскольку ToeBeans было кошачьим кафе, а Алексис по выходным устраивала мероприятия по пристрою кошек, Бифкейк каждый день приходил к ней на работу, чтобы сидеть в ящике у окна и запугивать посетителей. Он выглядел как неудачный результат научного эксперимента.

— Мне бы такую кошку завести, — сказала Клод, наблюдая за происходящим на кухне со стула рядом со стойкой из нержавеющей стали. В то утро она заявила, что с удовольствием поела бы пирожных, но не хотела участвовать в их приготовлении. — Мне нужно что-нибудь, чтобы сидеть в оконной будке, оголять свои половые органы и шипеть на мужчин.

— Разве это не то, чем ты занимаешься каждый день? — спросила Елена.

Мишель подавила смешок и отвернулась, ее плечи затряслись. Елена посмотрела на Клод, на лице которой играла легкая улыбка.

— Хорошо, они остынут, пока мы готовим начинку, — сказала Елена.

Алексис собрала все ингредиенты — жирные сливки, сметану и сахарную пудру — и взбила их профессиональным миксером. Как только белая масса приобрела нужную консистенцию, ложками выложила ее на выпечку.

— Знаешь, у тебя это чертовски хорошо получается, — сказала Алексис несколько минут спустя, добавляя нарезанную клубнику в каждое пирожное. — Могу я переманить тебя работать ко мне?

Елена улыбнулась в ответ на похвалу.

— Если бы я могла работать в Америке по своей визе, я бы стала журналисткой. Но я ценю это предложение.

— Итак, что ты собираешься делать теперь, когда решила остаться? — Это была Андреа. — Ты можешь заниматься какой-нибудь журналистикой?

— Возможно, только на добровольной основе. Я встретилась с Гретхен Уинтроп, и она сказала, что у нее есть несколько идей о том, чем я могу помочь. Я думаю, мне бы хотелось рассказать истории беженцев и лиц, ищущих убежища, которые застряли в иммиграционной системе.

— Ты сделаешь это бесплатно? — спросила Линда.

Елена кивнула.

— Истории сейчас важнее, чем то, за что мне платят.

Клод фыркнула.

— Никто не бывает настолько бескорыстен.

Мишель и Елена посмотрели друг на друга и заговорили в унисон.

— Влад такой.

Алексис улыбнулась и обняла себя за плечи.

— Я не могу не обратить внимания на твое кольцо.

Елена покраснела.

Андреа вздохнула.

— Я скучаю по любви.

— Что случилось с Джеффри? — спросила Елена.

— Ничего не вышло.

Елена прикусила губу.

— Но, вроде, он жив?

Андреа вздохнула.

— Жив. Просто скучно.

— Это значит, что ты определенно остаешься, да?

— Да, — сказала Мишель, переводя разговор на Елену.

— Да. Мне нужно кое-что прояснить, но да. Мы с Владом остаемся вместе.

Никто не спросил ее, что она имела ввиду под «прояснить», и она почувствовала облегчение. Она все еще не рассказала Владу о том, что произошло.

Алексис обняла ее и прижала к себе.

— Я так рада. Вы двое созданы друг для друга.

— Может, нам сходить к Колтону?

Андреа немного потанцевала.

— Я не могу поверить, что иду в гости к Колтону Уилеру.

Алексис и Елена аккуратно упаковали выпечку в красивые розовые коробки с логотипом ToeBeans, а затем погрузили их в машину Алексис, стоявшую за кафе. Елена припарковалась в квартале от них на общественной стоянке. Мишель отвезла одиночек на своей машине и уже направилась к выходу.

Когда Алексис и Елена вернулись в кафе, в кармане Елены зазвонил телефон. Она достала его и проверила номер на экране.

Ее кожа покрылась льдом.

Влад сжал телефон в руке, когда номер Елены снова переключился на голосовую почту.

— Она не сказала, кто звонил? — он спросил.

Алексис обхватила себя руками и покачала головой. Она приехала к Колтону пятнадцать минут назад и сказала ему, что Елена получила странное сообщение и быстро ушла. Теперь она не отвечает на его звонки.

— Это потрясло ее, — сказала Алексис. — Она пыталась вести себя так, будто ничего не произошло, но я знаю, что-то случилось. Надеюсь, я не слишком любопытна. — Ной погладил Алексис по спине.

— Нет. Спасибо, что рассказала мне. — Влад снова набрал номер Елены.

И снова звонок перешел на голосовую почту. Что-то было не так.

— Я уверен, что беспокоиться не о чем, чувак, — сказал Мак. Все собрались на кухне и улыбались ему с разной степенью уверенности и озабоченности.

— Ты можешь подвезти меня домой? — попросил Влад. — Я просто хочу проведать ее.

Колтон кивнул, уже доставая ключи из кармана. Он посмотрел на Мака.

— Вы, ребята, будьте здесь. Мы вернемся через несколько минут.

Мак кивнул.

— Держи нас в курсе.

Колтон ехал быстрее, чем обычно, и это говорило о многом, потому что на любую дорогу в своей жизни он выезжал так, словно копы сидели у него на хвосте. Когда они подъехали, внедорожник уже стоял на подъездной дорожке. Он был припаркован перед дверью криво, как будто Елена мчалась домой так быстро, что не удосужилась заехать в гараж.

Колтон последовал за ним внутрь. Влад окликнул Елену из прихожей. Когда она не ответила, Колтон сказал, что проверит задний двор, пока Влад поднимется наверх. Он снова позвал ее по имени. На верхней площадке лестницы он услышал ее голос, приглушенный и отчаянный, доносившийся из комнаты для гостей. Дверь была закрыта.

— Елена?

Он постучал в дверь и чуть не упал навзничь, когда Елена распахнула ее. Она тут же снова принялась расхаживать по комнате, прижимая телефон к уху.

— Я не понимаю, — говорила она. — Зачем ты мне это рассказываешь, если сам не хочешь отчитываться?

— Кто это, Елена?

Она яростно тряхнула головой. Он оглядел комнату. На кровати были разбросаны бумаги — папки, обрывки заметок и распечатки с веб-сайтов. Он придвинулся ближе. В этом хаосе не было ни логики, ни причины. Он взял папку, открыл ее и просмотрел верхнюю страницу. Ничего непонятно. Там были записи, сделанные ее почерком, которые выглядели как интервью, но о чем именно, он не смог разобрать.

— Елена...

Она снова подняла руку, призывая его к молчанию. Затем сказала в трубку:

— Подожди. Ты не можешь свалить такое на меня, а потом отказаться помочь. Какого черта ты вообще мне позвонил? — Она снова замолчала, и ее глаза округлились. — Ты знаешь, что я не могу этого сделать!

Тот, кто был на другом конце линии, положил трубку. Елена сжала телефон в руке и задрожала.

— Елена, что, черт возьми, происходит? Что все это значит? Кто это?

Елена опустилась на матрас. Ее зрачки были расширены, как у человека, накачанного аддераллом или адреналином. Ее руки дрожали. Колени подкашивались. И когда она, наконец, подняла на него глаза, ее пристальный взгляд напугал его до смерти.

Затем с лестницы донесся голос Колтона.

— Эй, я поднимаюсь. Здесь все в порядке?

Влад развернулся на костылях и заковылял обратно в коридор как раз в тот момент, когда на верхней площадке лестницы появился Колтон.

— Я нашел ее.

— Все в порядке?

Он понятия не имел.

— Я скоро спущусь.

Колтона это, похоже, не убедило, но он развернулся и направился обратно вниз по лестнице. Влад вернулся в комнату и увидел, что Елена стоит и лихорадочно разбирается с беспорядком на кровати. Разочарованный своей неспособностью двигаться, Влад отбросил костыли и попробовал перенести вес на ногу и заковылял к Елене.

— Елена, ты должна поговорить со мной. Что все это значит?

— Я должна вернуться.

— Вернуться куда? В Чикаго?

Ее руки замерли.

— Нет.

Его желудок сжался.

— В Россию?

— Всего на несколько дней, — прошептала она дрожащим голосом. — Может быть, на неделю.

— Почему?

Она повернулась к нему лицом, и на ее лице отразилась смесь сожаления и мольбы.

— Я должна была рассказать тебе об этом. Я собиралась, но не было времени, и...

— Рассказать мне о чем? — Господи, это было похоже на два разных разговора. Он спросил ее, какого цвета небо, а она дала ему рецепт борща.

— Это, — сказала она, указывая на беспорядок на кровати. — То, над чем я работала.

Влад схватил ее за плечи.

— Посмотри на меня, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. — Просто начни с самого начала.

Елена сделала глубокий вдох и выдохнула.

— Ладно. Но ты должен пообещать, что не будешь нервничать.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Я пыталась закончить историю моего отца.

Влад взбесился. У него подкосились колени, и он опустился на край кровати, стараясь не отставать от слов, слетавших с ее губ, но они были бессвязными, бессмысленными. Или, может быть, это просто его мозг отказывался слушать, воспринимать.

— Елена. — Он кашлянул, чтобы прочистить горло от песка. — Я не понимаю. Как долго ты работаешь над этим?

— Некоторое время.

— Сколько?

— С тех пор, как я в Чикаго.

Он взбесился во второй раз.

— Ты что, издеваешься надо мной?

— Мне потребовалось много времени, чтобы собрать все воедино, но я, наконец, начала делать успехи, Влад. Настоящий прогресс.

Он осторожно встал, и его непринужденное движение никак не сочеталось со сталью в голосе.

— Это слишком опасно. Ты должна остановиться.

— Нет. Я была осторожна. Я использую адреса электронной почты, которые невозможно отследить, и одноразовые телефоны. Я...

— Одноразовые телефоны? — Его глаза чуть не вылезли из орбит. — Ты себя слышишь?

— Да. Я говорю как журналист. Вот кто я такая.

Он провел рукой по волосам.

— Смотри, — сказала она, поднимая что-то с кровати. — Посмотри на это.

Он изо всех сил старался смотреть на вещи непредвзято, но чем дальше, тем больше пугающих возможностей открывалось перед ним.

— На что я смотрю?

— Показания свидетеля, который сказал, что видел, как мой отец садился в поезд той ночью. Но свидетель солгал. В ту ночь его и близко не было на вокзале.

— Откуда ты знаешь?

Она заколебалась.

— Мой источник.

— Тот человек, который только что говорил по телефону?

— Да. — Она положила листок обратно и продолжила собирать все в аккуратную стопку.

— Кто он?

— Я не могу сказать.

— Господи, Елена. Это не игра. — На этот раз он пожалел о своих словах и тоне, поэтому попытался еще раз. — Откуда этот источник знает правду?

— Потому что он видел первоначальный отчет свидетеля, тот, который он дал до того, как его изменили. Мне нужен этот отчет, Влад.

— И тебе придется поехать в Россию, чтобы получить его.

— У него есть копия. Но отправлять ее по электронной почте или факсу слишком рискованно. Я должна получить ее лично.

Он тихо выругался.

— И что потом? Что произойдет после того, как ты получишь этот отчет?

— А потом... — Она покачала головой, собрала всю пачку бумаг и запихнула их в свой рюкзак. — А потом я не знаю.

Она начала уходить, но он схватил ее за руки, чтобы остановить.

— Почему ты ничего мне об этом не рассказала, Елена?

Она ловко уклонилась от ответа.

— Меня не будет всего несколько дней. Может быть, неделю. Я могу вылететь в Нью-Йорк через несколько часов, а оттуда завтра вечером вылететь в Россию.

— Нет. — Он покачал головой, его челюсть была словно высечена из гранита. — Ты не можешь поехать.

Она посмотрела на него умоляющими глазами.

— Мне нужно последовать за этой зацепкой.

— Какая зацепка? — взорвался он. — Твой отец мертв, и ничто этого не изменит.

— Я знаю это, — закричала она, вырываясь из его рук. — Но я должна знать, что с ним случилось, Влад. Я пытаюсь выяснить, что произошло.

— Нет, это не так! Ты пытаешься мысленно оправдать, почему его работа всегда была важнее тебя!

Ее лицо вытянулось, а цвет отхлынул от кожи.

— Его работа была важной. Журналистика — это важно.

— Так вот как ты оправдываешь тот факт, что тебе пришлось три дня прятаться в гостиничном номере, и почти умереть от голода? Почему моей маме пришлось покупать тебе первые тампоны? Почему он никогда, ни разу не вспомнил о твоем дне рождении?

Елена обхватила себя руками и выглядела такой же маленькой и побежденной, как в тот день, когда он набросился на нее в больнице. Влад хотел бы избавить Елену от боли, вызванной его словами, — но не мог. Ей придется принять и смириться, потому что парни были правы. Это было прямо как в художественной литературе. Это был ее внутренний конфликт, и пока она не столкнется с ним лицом к лицу, он всегда будет возвращаться.

Влад наклонился, чтобы взять свои костыли. Он устал, у него все болело, и он совсем выбыл из строя. Он сунул их подмышки и тяжело наклонился.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Ирония превратила его голос в уксус.

— То, что я всегда делаю с тобой. Я позволяю птице, попавшей в плен, взлететь.

— Влад...

Ее голос был хриплым, надрывным, которым мог бы гордиться любой романтик; будто он всплыл из глубин какого-то скрытого колодца чувств, где его прятали. Он узнал этот звук, потому что у него тоже был такой колодец. Разница была в том, что Влад не боялся темной воды внизу. Елена же все еще искала спасательный круг.

Влад сократил расстояние между ними и прижал ее голову к своей груди.

— Я люблю тебя, Елена. Я не хочу, чтобы ты уезжала, но не собираюсь тебя останавливать и не собираюсь заставлять тебя выбирать. Но я устал убеждать тебя выбрать меня.

Елена выпрямилась и отстранилась от него.

— Почему ты просто не можешь поддержать меня в этом? Почему ты не можешь принять, что я такая, какая есть?

— Потому что ты гоняешься за тем, чего никогда не сможешь поймать. А я не могу соревноваться с призраком.

— Я не прошу тебя соревноваться с моим отцом.

— Не он призрак. Реши, чего ты хочешь, Елена. Раз и навсегда.

Спуск по лестнице был самым долгим в его жизни. Колтон сидел на нижней ступеньке, ожидая Влада. Он встал, когда услышал, что Влад спускается.

— Пошли, — сказал Влад.

— Эм, а где Елена?

Влад на костылях обогнул его и направился к двери.

— Она не придет.

— С ней все в порядке?

Влад не ответил. Он распахнул дверь и вышел на улицу. Колтон медленно последовал за ним.

— Чувак, поговори со мной. Что, черт возьми, происходит?

Влад говорил исключительно от боли.

— Мне нужна остановка.

— Я думал, мы никогда сюда не вернемся, — сказал Колтон, заглушая двигатель на захудалой парковке.

— Ты можешь подождать в машине. — Влад вышел, опираясь на костыли. Он постучал в дверь кулаком, и когда окошко открылось, он поднял жетон. На мгновение он заметил явное удивление в глазах людей, смотревших на него, и нахмурился.

— Впустите меня.

Когда дверь со скрипом открылась, рядом с ним появился Колтон. Байрон провел их внутрь, на его изможденном лице застыло подозрительное выражение.

— Ему это не понравится. Он сказал, что вы забанены.

— Мне насрать, что он сказал.

Байрон быстро сообразил, что у них разные размеры, и велел им заходить внутрь. Колтон хранил блаженное молчание, поднимаясь вслед за Владом по трапу и проходя за плотную занавеску. Когда они вошли внутрь, Роман даже не поднял глаз от того места, где аккуратно раскладывал сырные завитки.

— Не думал, что у тебя хватит смелости появиться здесь снова.

— Мне нужна порция.

Роман фыркнул.

— Голубой сыр, — сказал Влад, указывая на швейцарский сыр с голубыми прожилками. Он просмотрел дневную подборку и остановился на полужестком из Дании. — Самсе. И... Эпуа.

Колтон и Роман отшатнулись. Сливочный французский сыр славился своей остротой. Только самые закоренелые ценители сыра могли устоять перед его ароматом.

— Чувак, нет, — сказал Колтон.

— Это крепкий сыр, друг мой, — сказал Роман.

— Чем крепче, тем лучше. — Влад вытащил бумажник из заднего кармана.

— Человек так обливается сыром, только когда нарывается на драку, — сказал Роман.

Колтон приподнял бровь.

— Или когда он только что побывал в одной из них.

Влад указал подбородком на край стола.

— Положи сюда и немного этого эдаммера.

Потому что, черт возьми, почему бы и нет? Он собирался топить свои печали в декадентском ореховом соусе и охлажденных персиках, пока не вырубится. И тогда, возможно, он смог бы проснуться и понять, что все это был сон, и Елена не собирается возвращаться в Россию.

Роман бросил ему сумку, и Влад бросил на стол двести долларов.

— Передай привет своей жене.

Влад зарычал, и Колтон потащил его прочь.

— Что черт возьми, происходит? — спросил он, помогая Владу сесть в машину. Он забросил костыли на заднее сиденье и подбежал к водительскому месту. — Я серьезно, Влад. Либо ты рассказываешь мне, что происходит, либо...

Влад разорвал пакет. Резкий отвратительный запах эпуа мгновенно заполнил кабину Колтона. Колтон подавился словами и открыл окно.

— Боже мой. Пахнет как грибок ног.

Влад оторвал кусочек Самсе, положил его на язык и покатал во рту.

— Это дело вкуса.

— Икра — это дело вкуса. Это конечная стадия гангрены. — Выезжая с парковки, Колтон снова почувствовал позыв к рвоте. — Начинай говорить.

— Елена возвращается в Россию, чтобы найти своего отца.

— Елена?

— Да, конечно, Елена.

— Какого черта? Почему сейчас?

Влад пересказал основные детали.

— И ты не собираешься ее останавливать?

— Какой в этом смысл? Она все равно собиралась уйти от меня.

— Если ты по прошествии стольких лет все еще так думаешь, значит, ты ничему не научился. Ты вообще был внимателен?

Колтон позвонил по громкой связи.

Мак ответил немедленно.

— В чем дело? Все в порядке?

— Нет, — сказал Колтон, многозначительно глядя на Влада. — Собери клуб. У нас есть великолепная задница, которую можно надрать.

Как только они заехали на подъездную дорожку к дому Колтона, Клод и Мишель встретили их на крыльце.

— Что ты натворил? — требовательно спросила Клод.

— Влад, что происходит? — Мишель, по крайней мере, говорила приятным тоном.

— Мне нравится эта девушка, — сказала Клод, следуя за Владом внутрь. — Если ты причинишь ей боль, ты ответишь передо мной.

Парни потащили его в подвал. Едва Влад объяснился начались крики.

— Значит... ты поставил ей ультиматум? — Малкольм, казалось, был готов наброситься на него.

— Нет! Я специально сказал ей, что не собираюсь заставлять ее выбирать.

— Что является ультиматумом для женщины, которая думает, что у нее нет выбора, — возразил Мак.

Влад почувствовал толчок в грудь.

— О, это что, лампочка перегорела? — фыркнул Мак.

Малькольм сел рядом с ним и положил руку Владу на колено.

— Ты сердце и душа нашей дружбы. Но иногда самые нежные люди могут быть самыми упрямыми, потому что им больше всего есть, что терять, когда что-то идет не так.

— Она самая упрямая.

Парни переглянулись с выражением ну-что-ты-за-придурок на лице.

— Влад, как ты думаешь, почему она никогда не рассказывала тебе об этом раньше?

Вопрос был от Ноа, который до сих пор воздерживался от криков.

— Отсутствие ответа говорит о том, что ты знаешь почему, — сказал Ноа.

— Она сказала, что знала, что я взбешусь.

— И ты так и сделал, не так ли? — подтолкнул Малкольм.

— Я сказал ей, что люблю ее. Я сказал ей...

— Что твоя любовь требует определенных условий, когда она нуждается в тебе больше всего. — Тон Ноа пристыдил Влада не меньше, чем сами слова.

Малкольм снова был рядом, на этот раз обнимая его за плечи.

— Есть большая разница между тем, чтобы отпустить кого-то, потому что ты веришь, что он вернется к тебе, и тем, чтобы отпустить кого-то, потому что в глубине души ты убежден, что он этого не сделает. Одно — это акт любви, другое — акт страха.

Я отпустил птицу, попавшую в плен, полетать...

Он провел шесть лет, цепляясь за толкование стихотворения своей матерью, согласно которому Елена была испуганной птицей, которой нужно было какое-то время полетать на свободе, прежде чем вернуться в гнездо. Но не означало ли это, что их брак был и всегда оставался клеткой, из которой Елену нужно было освободить? Не означало ли это, что он оказался в роли зверя, удерживающего ее против ее воли, пока не решит открыть дверцу клетки?

Все время, проведенное в книжном клубе, все уроки, которые, как он думал, он усвоил, но так и не поняв самого важного. Он не был клеткой. Он не был пленом, в который ей в конце концов пришлось вернуться.

Он был воздухом под ее крыльями. Ей нужно было, чтобы он полетел с ней.

— Мне нужно домой, — прохрипел он.

Колтон снова достал ключи.

— Да, нужно. Тебе придется много унижаться.

Колтон гнал так быстро, как только мог, но было слишком поздно.

Елена уже уехала.