Рецепт любви

Глава 22

Мое сердце зажило не так быстро.

Иногда казалось, что рана вообще не заживает. Что я все еще истекаю кровью, заливая алой болью мой розовый, отполированный пол в пекарне.

Поначалу я жила тремя секундами каждого дня. Те три секунды сразу после того, как я просыпалась, когда мой мозг еще не пришел в себя, когда он все еще думал, что все в порядке. Когда я забывала, что Ансель мертв.

Эти три секунды — все, что у меня было. Затем накатывала боль, такая пронзительная, что мне пришлось прикусить губу, чтобы не закричать.

Возможно, я бы закричала, если бы его там не было.

Если бы руки Роуэна не обнимали меня, если бы его тело не было теплым и твердым рядом с моим, возможно, я бы закричала.

Или нет. Возможно, если бы я начала кричать, начала озвучивать боль внутри себя, я бы никогда не остановилась.

Я не плакала. Я погрузилась в тепло Роуэна, позволила ему перевернуть меня на спину, высвободить из клубка, в который я свернулась, и заняться со мной медленной, жестокой любовью.

Его руки на мне, он внутри меня… Ничто не давало полной передышки от боли, но это делало ее намного меньше.

После взрыва на парковке я почувствовала себя по-другому.

Не исцеленной. Я бы никогда не исцелилась.

Внутри меня всегда будет открытая, кровоточащая дыра. Я никогда не буду чувствовать себя счастливой так, как раньше.

Но я также не собиралась погружаться в пучину отчаяния, несмотря на то, насколько это было чертовски заманчиво. С другой стороны, я не смогла бы этого сделать, даже если бы захотела, потому что у меня есть друзья, которые не позволили бы мне этого.

Роуэн тоже не позволил бы.

Он был рядом. Всегда. Его руки на моем теле, его губы на моих. Он заставлял меня чувствовать себя живой. Заставлял меня ценить то, что я жива.

Я действительно написала заявление о нападении Ронни, его задержали. Никто не внес залог, так как в этом городе не осталось никого, кто мог бы это сделать. Он не останется за решеткой навсегда, и, возможно, выйдет оттуда злым, готовым обвинить меня. Но я не особо беспокоилась по этому поводу. У меня есть Роуэн.

Мы часто ночевали у него, потому что мне все еще больно находиться у меня. Не из-за воспоминаний, которые остались у меня там об Анселе. Место не может хранить воспоминаний. Хранит сердце. Мое было сломано. Разрушено.

Мне просто понравился дом Роуэна, потому что там было много его. Потому что я слышала шум океана, когда мы ночью лежали в постели. Потому что я могла сидеть во внутреннем дворике в пять утра, завернувшись в одеяло, с чашкой кофе в руках и вдыхая запах соли с океана.

Роуэн обычно просыпался, когда я вставала с постели. Этот мужчина слишком чуткий, но он не пытался удержать меня в постели. Не пытался заговорить со мной. Должно быть, он подозревал, что мне нужно уединение утром.

Мэгги же так не думала. Она встала со своей кровати в углу спальни и радостно бежала со мной вниз по лестнице, прижалась к моей ноге, пока я готовила кофе, а затем устраивалась у моих ног, когда я сидела снаружи.

В конце концов Роуэн выходил, как всегда, с чашкой кофе, которую я приготовила для него и оставила на кухонном столе.

В большинстве случаев мы не разговаривали. Он просто поднимал меня с места в огромном плетеном кресле и садился сам, усаживая меня к себе на колени. Я не знала, как это может быть удобно, ведь я не совсем маленькая, но ему, похоже, это вполне нравилось.

— Хочу, чтобы ты поехала со мной к моей семье на Рождество, — пробормотал он, нарушая обычное молчание, установившееся между нами.

День благодарения прошел. Это был не такой уж большой праздник. Мы поужинали у меня, и Роуэн мягко предложил пригласить Фиону, Тиффани, Тину и Кипа.

Сначала я этого не хотела. Я хотела, чтобы этот день прошел как любой другой. Хотелось свернуться калачиком на диване с выключенным светом и миской сырого теста для печенья. Но даже при том, что какая-то часть меня хотела этого, я не совсем бездельница. И не из таких. Роуэн знал это.

Роуэн знал, что я исцеляюсь на кухне, занимая руки мукой, сахаром, маслом. Друзьями, которые окружали меня по-настоящему как семья.

И он был прав. Хотя это был тяжелый день, он был наполнен едой, друзьями и любовью.

Роуэн не упомянул о своей семье и о том, скучали ли они по нему в День благодарения. Я не спрашивала о них, потому что не была достаточно сильна для этого. Но я знала, что они, скорее всего, скучали по нему. Потому что они походили на людей, которые устраивают большие семейные посиделки. И Роуэн пропустил праздник.

Ради меня.

— Нам не обязательно ехать, — заявил Роуэн в ответ на мое молчание, прижимая меня крепче. — Просто хочу, чтобы ты познакомилась с моей семьей, хочу, чтобы они познакомились с тобой, но если это слишком тяжело…

Он давал мне выбор, чтобы защитить меня, он всегда так легко это делал.

О, как было бы заманчиво принять его предложение. Остаться там, где я в безопасности.

Но я не могла так поступить с ним. С нами. И я хотела большего от Роуэна. Я хотела посмотреть, где он вырос.

— Нет, поедем, — прошептала я.

Мгновение он пристально смотрел на меня.

— Ты уверена?

Я кивнула.

— Да, я уверена.

Мы больше ничего не говорили, просто смотрели на волны, и я эгоистично желала, чтобы этот момент длился вечно. Жить в объятиях Роуэна, с Мэгги у наших ног.

Но в жизни все сложилось по-другому.

— Почему ты это сделал? — спросила я у волн. — Прогнал Нейтана из города, — это был вопрос, который вертелся у меня в голове с тех пор, как это случилось. Тот, который был решительно отодвинут назад из-за всего, через что мне пришлось пройти. Но я поймала себя на том, что отчаянно пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом, а не на своей боли.

Роуэн протянул руку и взял меня за подбородок, чтобы я смотрела на него, а не на океан. Меня всегда поражало, насколько он красив, какими выразительными были эти ледяные голубые глаза.

— Потому что из-за него у тебя на коже появился синяк, — ответил он сдавленным от ярости голосом, хотя синяк давно исчез.

Я закатила глаза.

— Да, но ты страшный чувак. Ты мог бы просто пригрозить залить его водой или вырвать ногти, и он бы держался подальше. Этот мужчина одержим своими ногтями и маникюром.

Не то что это плохо, если мужчина делает маникюр. Но я поняла, что мне нравятся мужчины, которые не боятся испачкать руки.

Роуэн провел большим пальцем по моей нижней губе.

— Он попробовал тебя на вкус, — сказал он мне хриплым голосом. — Попробовал твою сладкую киску на вкус, — он выдавил эти слова из себя, когда ярость закипела вокруг него. — Даже такой трус, как он, не оставил бы тебя в покое, если бы знал, что ты находишься в пределах досягаемости. Я не мог этого допустить, Нора.

Я моргнула, услышав ответ.

— Но… — я прочистила горло. — Ты и представить себе не мог, какой сладкой была моя… киска, когда ты прогнал его из города.

Глаза Роуэна вспыхнули, а моя вышеупомянутая киска запульсировала от желания.

— О да, я, блять, не знал, кексик, — прорычал он, вставая и увлекая меня за собой.

Я слегка взвизгнула от удивления.

— Такая чертовски сладкая, что мне придется съесть тебя прямо здесь и сейчас, чтобы стереть горький привкус этого придурка, — сказал он, заходя внутрь и укладывая меня на стол.

Так оно и было. Один из многих способов, которыми Роуэн отвлекал меня от боли. Творил такие сладкие вещи. И, будучи экспертом по сладкому, я знала, что на земле нет выпечки, которая могла бы сравниться с этим.

Рождество наступило быстро. Как это обычно и происходило.

Я с головой ушла в работу. Выпечка по сезону… тематические торты, кексы и печенье. В пекарне пахло корицей, специями, мятой и горячим шоколадом. Я не слишком много думала о предстоящем празднике, за исключением того случая, когда у меня произошел небольшой срыв на кухне пекарни незадолго до открытия.

К счастью, Роуэн ушел на работу, но там была Фиона.

Я просто начала плакать, пока покрывала глазурью кексы. Без всякой причины. Всхлипнула.

Фиона ничего не сказала, просто притянула меня в объятия.

— Я в полном беспорядке, — всхлипнула я.

— Не правда, — прошипела она, удерживая меня на расстоянии вытянутой руки. — Ты самый сильный человек, которого я знаю.

— Это ты говоришь мне, что я сильная, — усмехнулась я. — Да ладно. Ты самая сильная, самая крутая сучка, которую я знаю. Гораздо сильнее и способнее просыпаться, вальсируя по жизни, чем я. Я, спотыкаясь, ползу как-то, — я держалась непринужденно, шутила, не совсем самоуничижительно — я действительно пыталась работать над этим, — но очевидно, что получалось плохо.

Но Фиона, в кои-то веки, не соответствовала моему легкому, дразнящему настроению. Ее взгляд был прищурен, черты лица напряжены.

— Детка. Когда я впервые переехала в эту страну, мне пришлось сдавать экзамен по вождению. Тогда мне было почти тридцать лет. Я вожу машину почти пятнадцать лет. Я, блять, отличный водитель. Но я дважды заваливала. Дважды, — она закатила глаза, прежде чем снова прищурить их на мне. — Сколько раз тебе приходилось проходить тест, когда ты была подростком?

Я поджала губы, не желая отвечать.

— Один раз. Но…

Она подняла палец, чтобы остановить меня.

— Но ничего. Ты сделала шаг вперед. Как ты всегда делаешь. Может быть, ты весь тот день думала, что у тебя эбола, но ты справилась и, черт возьми, сдала.

Я ухмыльнулась тому, как хорошо она меня знала. Если я правильно помню, это была не эбола, а штамм менингита. Честно говоря, в то время в нашем районе было много случаев.

Фиона была права. В тот день я была чертовски взвинчена. Накануне вечером у меня была паническая атака. Но мне пришлось отказаться, потому что нам нужна была эта свобода.

— Я снимаю свой дом, — продолжила она. — У меня никогда в жизни не было собственного дома. Это самый долгий срок, который я пробыла на одном месте. Потому что мне здесь нравится. Потому что я сделала это место своим домом. И моя гребаная виза истекает через год, но я больше нигде не хочу быть. Как бы мне, блять, ни нравилось работать на тебя, и я не могу представить себя где-то еще, хоть я и тсарше тебя, я твой сотрудник, — она указала на меня. — У тебя есть дом. Ты сама отремонтировала эту гребаную штуковину, а я даже не могу собрать мебель. Ты создала это, — она обвела руками пространство. — Этот бизнес. Заполнила все гребаные документы, которые там надо заполнять. Ты в банк ходила. Все, к чему ты стремишься в своей жизни, у тебя получается, — она потянулась, чтобы сжать мою руку. — Ты думаешь, что из-за того, что у тебя тревога, ты слабачка, — она покачала головой. — Это только делает тебя сильнее. Более впечатляющей. Чтобы ты успешно двигалась по жизни.

Хотя она подбадривала меня, ее слова только заставили меня рыдать сильнее.

— Я люблю тебя, — сказала я сквозь слезы.

— А я тебя больше, сучка, — ответила она, подмигнув.

Именно тогда я поняла, что пережила не одну историю любви, а множество. Что «долго и счастливо» существовало по-разному, и мне посчастливилось иметь их целую кучу.

Я ожидала, что мне будет больно находиться рядом с семьей Роуэна, ведь я потеряла свою. Так и было. Но только потому, что я испытывала агонию каждый раз, когда вдыхала и выдыхала. Теперь боль была моим постоянным спутником.

Но было невозможно испытывать горечь или обиду из-за того, чего у меня нет, когда я была рядом с семьей Роуэна. Они приняли меня в ту же секунду, как я переступила порог их дома.

Хотя, еще до этого.

Как только мы въехали на подъездную дорожку к прекрасному двухэтажному дому с широким крыльцом, цветущим садом и ярко-желтыми ставнями, входная дверь распахнулась, и из нее выскочила женщина.

Рука Роуэна на моем бедре напряглась, прежде чем он потянулся, чтобы поцеловать меня в макушку.

— Приготовься, кексик, — пробормотал он, расстегивая мой ремень безопасности.

Тогда я почувствовала укол нервозности, мой единственный другой опыт знакомства с семьей бойфренда был ужасным.

Но мне не пришлось долго беспокоиться о температуре в доме семьи Деррик, потому что моя дверь открылась.

— Ты здесь! — воскликнула женщина, хватая меня за руку и вытаскивая из машины.

Я была заключена в ее объятия в ту же секунду, как вышла.

От нее пахло ванилью и дорогими духами.

— Вау, ты прекрасна, — заявила она, держа меня на расстоянии вытянутой руки.

Я предположила, что эта женщина была матерью Роуэна, поскольку у нее такие же льдисто-голубые глаза и темно-каштановые волосы. Ее волосы были длиннее, касались плеч, обрамляя прелестное лицо, покрытое тонкими морщинками от тех лет, что она провела в улыбке, если судить по морщинкам в уголках глаз.

Она была маленькой, лишь немного выше меня и гораздо стройнее сложена, в белой водолазке и свободных джинсах, выглядела непринужденно и стильно.

— Приятно познакомиться с вами, миссис Деррик, — ответила я, радуясь, что мой голос не дрогнул от нервозности.

— О, только не это дерьмо про миссис Деррик, — она махнула рукой. — Называй меня Джилл, или… мама, если хочешь. Я не буду заставлять, если для тебя это слишком странно, — она лукаво улыбнулась Роуэну, который обходил машину.

— Господи Иисусе, мам. Ты отпугнешь ее еще до того, как она войдет в парадную дверь, — проворчал Роуэн, но опытное ухо уловило теплоту любви в его тоне.

Она добродушно закатила глаза жестом, который казался также отработанным и любящим, прежде чем подмигнуть мне.

— О, как будто я могу ее отпугнуть, — она взяла сына за руки и поцеловала его в щеку. — Посмотри на себя, — она сжала его щеки.

Я не могла перестать ухмыляться.

Мэгги рявкнула на Джилл, очевидно, устав терпеливо ждать внимания своей бабушки.

Джилл подчинилась, повернувшись, чтобы схватить собаку за морду и тоже поцеловать в мордочку.

— А ты, моя дорогая, еще более неотразима, — она взглянула на меня снизу вверх. — Держу пари, у вас была любовь с первого взгляда, не так ли?

— Да, так оно и было, — ответила я, не задумываясь. И я не смотрела ни на Джилл, ни на Мэгги. Я смотрела на Роуэна, давая понять, о чем говорю.

Мои щеки залились румянцем от напряженного молчания, наступившего после моих слов, и от того, как Роуэн смотрел на меня, что было совершенно неуместно, учитывая, что его мама прямо здесь.

Я прочистила горло, заставляя себя обратить внимание на Джилл, которая сияла, глядя на меня.

— Роуэн сказал, что просил ничего не брать с собой, но я сумасшедшая и готова взорваться, если меня заставляют приезжать куда-то, ничего не взяв с собой, — объяснила я ей, планируя открыть заднюю дверь грузовика Роуэна, чтобы достать пакеты с едой. Я много испекла по такому случаю.

Но Роуэн опередил меня в этом.

Я закатила глаза и не стала сопротивляться ему, как раньше, когда пыталась загрузить их в машину.

— И он взорвется, если не сможет сделать ультрамужскую вещь — нести пакеты с выпечкой, чтобы его девушка не посмела напрягаться, — сухо прокомментировала я.

Джилл издала теплый смешок и обняла меня, ведя по каменной дорожке, обсаженной лавандой, которая вела к их дому.

— Если я чему-то и научилась в жизни, так это позволять мужчинам делать тяжелую работу, пока мы сидим и пьем вино, — подмигнула она мне. Она притормозила нас, прежде чем мы добрались до входной двери, оглянувшись через плечо, чтобы посмотреть, где Роуэн. Мэгги радостно плелась за нами.

— Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты приехала, — сказала она, ее тон больше не был легким и дразнящим. Выражение ее теплого лица было искренним и… почти мрачным. — Мне так жаль твоего брата. Я понимаю, что может быть трудно находиться рядом с другой семьей, особенно во время каникул, с незнакомцами, — она потянулась, чтобы сжать мою руку. — Просто знай, что мы уже считаем тебя семьей, и хотя мы, возможно, все сумасшедшие, мы безумно любвеобильные и много пьем, так что не будет абсолютно никакого осуждения с нашей стороны, если ты захочешь пережить этот праздник с обильным количеством выпивки.

— Принято к сведению, — ответила я, не чувствуя холода при упоминании моего брата, как бывало каждый раз, когда я думала о нем. И меня не охватила паника, как я ожидала, при мысли о том, что мне придется провести отпуск с кучей незнакомых людей. Потому что они не были незнакомцами. Это семья Роуэна.

В этот момент входная дверь открылась, и из нее выскочили двое детей.

— Дядя Роуэн! — закричали они хором, подбегая к Роуэну, а Мэгги лаяла позади них.

— Смотрите, какие пирожные он принес! — крикнула женщина с порога. — Я слышала, что они меняют жизнь, — она подмигнула мне и протянула бокал шампанского.

Она была высокой, как Роуэн, с такими же темными волосами и пронзительными глазами. Ее волосы были подстрижены в каре, и на ней было минимум косметики, но это только подчеркивало ее мягкие черты. И она выглядела шикарно в свитере крупной вязки, белых джинсах и уггах на ногах.

— Я Кендра, — она наклонилась, чтобы поцеловать меня в щеку. — Эти дьяволы — мои дети, — она с любовью смотрела на детей, которые теперь носились по переднему двору, а Мэгги игриво лаяла на них. — Поздоровайтесь с Норой, — крикнула она им.

— Привет, Нора! — послушно воскликнули они.

— Маленькие дикари, — усмехнулась она. — Но мы их любим.

Женщины провели меня внутрь, где я встретила еще больше людей, включая мужа Кендры, Кита. Он был дружелюбным и высоким, казалось, что он обожал свою жену и был частью семьи.

Отец Роуэна, Хэнк, был точной копией своего сына. Видение того, во что может вырасти мой альфа. Его темные волосы были густыми, как и борода, в отличии от щетины Роуэна. Он был крупным, все еще в отличной форме. Он обнял меня в знак приветствия.

— Мой сын действительно знает толк в девушках, — сказал он, как только отпустил меня. — Чертовски великолепная, — он подмигнул. — И я слышал, что ты успешная деловая женщина.

Я опустила взгляд на свои туфли, чувствуя себя неловко от похвалы.

— Я не уверена насчет успеха.

— Не смей пытаться это отрицать, — раздался резкий голос из кухни.

Щелкнув каблуками, вышла женщина.

Она была одета с головы до ног в черное. Кожаные брюки, дизайнерский свитер, небрежно заправленный в них, золото и бриллианты украшали ее уши, шею и запястья. Ее каблуки были по меньшей мере шести дюймов высотой, а подводка для глаз добавляла строгости. То же самое с ее красной помадой и волосами, зачесанными назад, чтобы подчеркнуть угловатые черты лица.

И она тоже была похожа на Роуэна и его сестру, но гораздо более суровую, красивую по-другому.

Она была чертовски устрашающей.

Пока она тепло не улыбнулась и не заключила меня в объятия, как это сделали остальные члены семьи. От нее пахло такими дорогими духами, что у них, вероятно, даже не было названия.

— Я навела справки о твоей пекарне, сестренка, — сказала она, как только отпустила меня. — Трудно открыть продовольственный бизнес. В этой-то экономике? — она покачала головой. — Во что бы то ни стало, ты должна была потерпеть неудачу. Но ты процветаешь. Я помогла бы заработать тебе миллионы, если захочешь приобрести франшизу, — она проницательно посмотрела на меня. — Но ты же не хочешь, да?

Я покачала головой. Ко мне уже обращались с таким предложением, и я отклонила его. Независимо от того, сколько денег обещали, я бы этого не сделала. Я не могла быть в каждом месте и следить за тем, чтобы использовались именно те ингредиенты, которые были максимально высокого качества. Люди бы начали мухлевать.

Качество пострадало бы. Это превратилось бы во что-то холодное, большое, бездушное и совершенно непохожее на то, что я создала.

— Каллиопа, оставь ее в покое, — проворчал Роуэн, внезапно оказавшийся рядом со мной, свирепо глядя на свою сестру. Но я знала, как Роуэн смотрит на меня, и этот взгляд был напоказ. Под ним было видно тепло.

— Возьми это, ладно, папа? — попросил он своего отца, указывая на пакеты. Его отец взял их, но не раньше, чем наклонился и поцеловал сына в щеку.

— Рад тебя видеть, сынок.

Я почувствовала себя расплавленной, увидев легкую привязанность, проявляемую даже такими строгими мужчинами.

— Каллиопа хочет сделать всех богатыми, — объяснил Роуэн, обнимая меня.

Ухоженные брови Каллиопы нахмурились.

— Почему ты говоришь это так, словно это что-то плохое.

— У меня есть все, что нужно, прямо здесь, — ответил Роуэн, прижимая меня крепче. Намек на более бурные чувства.

Каллиопа закатила глаза.

— Тебе легко говорить, твой строительный бизнес достиг высоких шестизначных показателей.

— Черт возьми, Каллиопа, прекрати совать нос в мое финансовое дерьмо, — рявкнул Роуэн.

Ее рубиновые губы приоткрылись, обнажив ровные белые зубы.

— Заставь меня, Рэмбо.

После этого я стала свидетелем того, что казалось обычным делом для семьи. Кендра была миротворцем между своими братом и сестрой, которые любили спорить, но при этом явно обожали друг друга. Дети, Уайатт и Молли, были, как сказала Кендра, дикарями, но очаровательными. Кит был тихим, но дружелюбным. Хэнк был очень похож на своего сына, немногословен, но показывал каждому члену своей семьи, как много они значат для него.

Джилл была сердцем семьи. Бегала повсюду, добавляла последние штрихи к блюду, тайком угощала своих внуков, старалась изо всех сил, чтобы я чувствовала себя желанным гостем.

Роуэн всегда была на моей стороне. Всегда прикасался ко мне, целовал в висок, уверял меня, что он рядом, возможно, беспокоился, что это будет тяжело.

И я догадывалась, что в каком-то смысле так оно и было. Эта рана внутри меня пульсировала болезненно, но терпимо. И что-то еще расцвело внутри меня.

Надежда.

Надежда, что я смогу стать частью этой семьи.

— Ты заслуживаешь этого, сестренка, — прозвучал голос Анселя откуда-то из глубины меня.