Рецепт любви

Глава 2

Фиона по-настоящему успокоила меня из-за решения разорвать помолвку за два месяца до свадьбы.

В любом случае, не то что бы я действительно сомневалась в этом.

Я знала, что приняла правильное решение.

Несмотря на то, что у меня неделями была крапивница из-за волнений, что подумают люди, кого я подвела и так далее, и тому подобное. Я ненавидела конфликты. И отмена свадьбы, до которой оставалось всего несколько месяцев, которую организовала моя будущая свекровь — которая управляла городом или, по крайней мере, думала, что управляла, — была, пожалуй, самым конфликтным моментом в моей жизни. И заставила бы самого уравновешенного человека испытывать тревогу.

Отсюда и сыпь.

И бессонница.

Приступы паники.

Но я сделала это.

И несмотря на мои опасения в моменты слабости, я очень гордилась собой.

Почти все внесенные депозиты были возвращены, и я заплатила за издержки. Все мои друзья поняли. Женщина, которая, к счастью, никогда не станет моей свекровью, наконец-то перестала оставлять неприятные сообщения на автоответчике.

К сожалению, мужчина, за которого я должна была выйти замуж — фактически, сегодня — не радовал меня своим поведением.

Нейтан тоже оставил свою изрядную долю неприятных сообщений, но теперь он перешел к «попытке вернуть меня», ритуалу, с которым я была знакома. Когда я впервые сказала ему, что не счастлива или удовлетворена в спальне, у нас была ужасная ссора, где он сказал несколько действительно неприятных, обидных вещей.

Хотя меня можно было считать почти тряпкой — было ясно, что именно так он думал обо мне, — даже у меня был характер, поэтому я порвала с ним тогда же. Это было первое расставание. И оно продолжалось неделю. Неделю он пресмыкался, покупал подарки, признавался мне в любви, давал обещания.

Потом у нас был секс по принуждению, секс, который мне действительно понравился. Это означало, что он услышал, что я сказала, и собирался измениться.

Вот только он этого не сделал.

Менее чем через неделю он вернулся к старым привычкам.

Всего неделя.

Как будто он думал, что двух оргазмов и подобия усилий с его стороны достаточно, чтобы я забыла о своих потребностях. Или, может быть, он не хотел, чтобы я забывала. Я много думала и пришла к выводу, что он хотел, чтобы я подавляла эти потребности. Стала похожей на одну из тех шаблонных жен в ситкомах, которые читают любовные романы, прячут вибраторы от мужей, используют их в одиночестве, и выпивают бутылку вина за ночь, чтобы притупить реальность того, что мужу наплевать на их мечты. Якобы мы нужны лишь для удовольствия или продолжения рода.

И я тоже почти стала такой. Я сомневалась в себе. Я почти поверила, что именно такими и бывают настоящие отношения. Вымысел есть вымысел. Секс, страсть, желание не обязательно должны быть важны. Постепенно я отрезала от себя кусочки, отключила те части, которые не могла отрезать, и подавила все эти чувства.

Я неустанно пекла, ела сырое тесто для печенья, не спала до рассвета, читая страстные романы, притворяясь, что я одна из тех героинь, которым поклоняются герои во всех отношениях. Я пила больше вина, чем следовало. Улыбалась сквозь слезы и притворялась, что не начинаю ненавидеть мужчину, с которым должна провести вечность.

Потом осознала, что больше не могу.

Поняла, что если буду продолжать в том же духе, то превращусь в озлобленную, грустную и сердитую женщину.

Отменила свадьбу.

Теперь ела меньше теста. Однако не отказалась полностью, потому что какой была бы жизнь без сырого теста для печенья?

Конечно, я читала любовные романы, потому что они были потрясающими, но больше спала. И я все еще пила вино, но делала это не для того, чтобы убежать от реальности; я делала это, запивая хорошую еду, наслаждаясь хорошей компанией.

И ни за что не собиралась позволять пресмыкаться перед Нейтаном.

Я нажала отклонить, когда его имя вспыхнуло на экране телефона, лежащего на прилавке.

Тина, еще одна из моих давних сотрудниц, оторвала взгляд от нашей эспрессо-машины и хмуро посмотрела на мой телефон.

— Почему ты еще не заблокировала его? — спросила она своим глубоким, хриплым, деловым тоном.

Тина была намного старше меня, она ездила на мотоцикле «Харлей Дэвидсон» и любила рок-н-ролл, носила футболки своей группы, вся в пирсинге, и с татуировками на обеих руках, а еще любила зажигать под «Iron Maiden» и «The Clash», когда включала плейлист «Для пекарни». Тина, как и Фиона, ругалась как матрос и ни от кого не принимала дерьма.

Тина также очень любила свою жену Тиффани. Да, Тина и Тиффани.

Тиффани любила все розовое. И леопардовый принт. И искусственный мех. Ее волосы были обесцвеченными, и всегда покрыты лаком. Я никогда не видела ее без ярко-розового блеска для губ.

Я бесконечно любила и Тиффани, и Тину. Они были вроде моих суррогатных родителей… или старших сестер, потому что Тиффани сказала мне, что утопит в океане, если я намекну, что она годится мне в матери.

— Я не могу помешать ему, — вздохнула я, раскладывая миндальные круассаны, которые только что вынула из духовки.

Сначала я испекла одну порцию утром, и все. За исключением того, что они были распроданы в течение тридцати минут после открытия, и ситуация обострилась, когда клиенты узнали, что их не хватает на всех.

Итак, теперь я приготовила порцию утром и еще одну днем. Чтобы обуздать беспорядки.

Честно говоря, эти круассаны были не от мира сего. Я уехала в Париж на три месяца, чтобы научиться их совершенствовать. Они были легкими, пышными, с печеным миндалем сверху и сливочно-заварной начинкой из миндального крема.

— Да, ты можешь, блять, заблокировать его. Не будь милой с этим ублюдком, — вмешалась Фиона, поджав губы. — И ты даже не пытаешься быть милой, ты говоришь так, потому что не знаешь, как пользоваться своим телефоном, — отметила она с усмешкой.

Мои плечи напряглись от того, как хорошо она смогла прочитать меня и насколько я была совершенно безнадежна. Да, я не заблокировала его, потому что не знала, как это сделать. И потому, что это казалось грубо по отношению к мужчине, с которым я ранее обещала провести остаток своей жизни.

— Дай мне свой телефон, — потребовала Фиона, протягивая руку. — Я прослежу, чтобы…

Но я перестала двигаться. Перестала дышать.

— Тссс, — прошипел я, махнув на нее рукой. — Мой пришел.

Ее глаза метнулись к входу, как будто она только что поняла, что он вошел в дверь.

В ту секунду, когда он открыл ее, воздух изменился. Стал заряженным. Волосы на тыльной стороне моих рук встали дыбом. Мой желудок скрутило от предвкушения и нервов. Ладони стали липкими.

Как будто вся атмосфера изменилась. Как будто мир перестал существовать.

Конечно, на самом деле это не так. Тина продолжала хмуро смотреть на кофеварку для эспрессо — ту, к которой она ежедневно заявляла о своей вечной ненависти, клиентка в углу яростно печатала на своем ноутбуке — она писала роман о зомби, одновременно потягивая чашку чая. Мэдди, завсегдатай, кричала на всех, с кем разговаривала по телефону, пока ждала свой капучино с обезжиренным молоком.

Но клиенты все равно обращали на него внимание.

Нельзя не заметить сурового Адониса, входящего в девчачью пекарню. Мужчина с таким количеством тестостерона не мог зайти в пекарню, украшенную как домик Барби. Неоновые вывески. Нежно-розовые тона. Изящные чайные чашки. Искусный латте.

Но он ходит сюда. Каждый день. Ну, не каждый. Он не приходит по выходным. За исключением того единственного раза, три недели назад, в субботу.

Он был мускулистым строителем, всегда покрытым краской, грязью или копотью, и носил это так, как будто это гребаная часть его образа. Наверное, уставал до чертиков. Его темно-русые волосы выбивались из-под бейсболки. Снимал ее всякий раз, когда подходил к стойке, жест был странно старомодным и одним из многих его маленьких жестов, по которым я тащилась. Например, как он сердито смотрел на всех по умолчанию, но подмигивал маленьким детям, если они стояли позади него в очереди, и открывал дверь для всех.

На его угловатой челюсти всегда была темная щетина. Она так и не превращалась в густую бороду. Он всегда был грубым, неотесанным, мужественным… Мои пальцы зачесались от желания провести руками по этой щетине.

Его глаза были голубыми. Поразительно голубыми. Как у гребаной сибирской хаски. Я смотрела в них всего несколько раз, хотя он посещал пекарню каждый будний день.

Пять дней в неделю он мучил меня своим чисто мужским очарованием. А у меня каждый раз была нелепая реакция.

— Знаешь, нельзя называть кого-то своим, если ты никогда раньше с ним не разговаривала, — прокомментировала Фиона, не сводя с него глаз, когда он занял место в конце небольшой очереди.

— Я говорила с ним, — прошипела я, мои глаза метнулись вниз к кексам, которые я раскладывала на подносе, прежде чем он смог взглянуть в мою сторону.

— Спрашивать «наличные или карта?» не считается, — сухо возразила она.

Я знала, что она все еще смотрела на него без стыда. Фиона могла пялиться на кого угодно, черт возьми, потому что ей было комфортно в своей собственной шкуре. Потому что она была великолепной кинозвездой, но ее никто не ненавидел, потому что она была очень приземленной, дружелюбной и уверенной в себе. Все хотят быть ее лучшей подругой.

Она как Блейк Лайвли.

Фиона была моей лучшей подругой и оправдала все ожидания, которые можно возложить на нее с первого взгляда. И она превзошла их.

— Ты больше не помолвлена, — продолжила она, все еще глядя на него.

Мой же взгляд метался от него, когда он подходил слишком близко — когда эти глаза встречались с моими. А Фионе совсем не беспокоилась о том, чтобы встретиться с ним взглядом или чтобы он заметил, что она смотрит на него. Она не беспокоилась о том, что он подумает, будто она ненормальная маньячка. Потому что ни один мужчина не подумал бы, что Фиона маньячка, если бы она пялилась на него; он бы подумал, что Бог каким-то образом ниспослал ему удачу, и скорее всего, растаял бы в луже мужской грязи, готовый и желающий сделать все, чтобы она стала его.

Я знала это, потому что замечала подобное. Много раз со многими мужчинами. Все они падали к ее ногам. Те, кто не был женат или геем, хотя разочаровывающее количество женатых мужчин тоже незаметно пытались упасть к ее ногам.

Фиона не связывалась с женатиками. С остальными она была более чем счастлива пошалить.

Но этот мужчина, этот мужчина, которого я желала задолго до того, как расторгла помолвку, мужчина, на которого я смотрела, о котором фантазировала и от которого убегала, когда он приближался к прилавку… он не упал к ногам Фионы.

Я знала это, потому что, когда она подавала ему, я подглядывала за ними с кухни. Когда он только заходил, она пыталась взмахнуть ресницами, просто будучи богиней секса, ведь любой, кого привлекает мужской пол, переступил бы через себя, чтобы попытаться подобраться к этому мужчине достаточно близко, чтобы лизнуть его бицепсы.

Но он, казалось, был невосприимчив к чарам Фионы. Первый человек в истории. Обижаясь, что мужчина не запал на нее, она клялась, что он гей.

Потом восприняла незаинтересованность как вызов, усилила свой флирт безрезультатно… пока не поняла, что я была без ума от него. Она поняла это из-за того, как вся моя грудь, шея и лицо краснели, когда я была вынуждена взаимодействовать с ним, когда я практически убегала на кухню, когда он приходил, бормотала о включенных духовках.

Затем, поскольку Фиона была моей лучшей подругой, она немедленно прекратила флирт и сменила тактику, неустанно пытаясь заставить меня начать флиртовать, даже когда я была помолвлена с Нейтаном. Она дала мне отсрочку, когда я разорвала помолвку и превратилась в нечто вроде беспорядка, позволяла мне убегать в подсобку всякий раз, когда он входил.

Сейчас я именно это собиралась сделать, после того, как еще несколько секунд купалась в его близком присутствии.

Я сделала глубокий вдох, представляя, что чувствую его запах… мужской мускусный, соленый, уличный аромат, который не смог бы воспроизвести ни один одеколон. В тех немногих случаях, когда я находила в себе достаточно смелости, чтобы по-настоящему пообщаться с ним, я вдыхала этот аромат. От этого у меня слабли колени.

Или, может быть, дрожь была вызвана его взглядом, устремленным на меня, таким пристальным, таким нервирующим, что было невозможно поддерживать зрительный контакт.

Он мне снился. Этот запах. Даже когда Нейтан лежал в постели рядом со мной, пахнущий дорогим лосьоном после бритья и соответствующим средством для мытья тела, которое я стала презирать.

Это ненормально… для меня быть увлеченной мужчиной, с которым было лишь скудное количество взаимодействий. Который, вероятно, едва знал о моем существовании. Может, его напряженный взгляд был просто дефолтом.

Роуэн Деррик был довольно известен в Юпитере. Не только из-за успешного строительного бизнеса, который он открыл со своим лучшим другом Кипом, но и потому, что все хотели, чтобы два мускулистых, крутых, суровых, безумно красивых мужчины работали над их домами. Кип был известным ловеласом. И очень красив, это точно. Грязные светлые волосы, которые всегда были взъерошены. Поразительные зеленые глаза. Высокий. Дерзкая ухмылка. Очарование исходило от него так же легко, как дыхание.

Я оценила все это. Но на расстоянии. Но от Роуэна мои внутренности скручивались.

Интересно, что Кип и Фиона никогда не спали, несмотря на то, что оба были потрясающе привлекательны. Может быть, именно поэтому… ведь они слишком похожи.

Однако в данный момент это не имело значения.

— Я пойду… — я указала на кухню. — Проверю сколько муки осталось, — неуверенно сказала я, мои глаза намеренно избегали места в очереди, которое он занимал.

— Нет, — ответила Фиона, отступая назад и поднимая руки со злой усмешкой. — Мне нужно пойти на перерыв.

Мои ладони начали потеть, когда клиент подошел к кассе.

— Нет, тебе не нужно идти на перерыв, — сказала я ей, мой пульс участился.

Она наклонилась ко мне, уперев руки в бедра.

— Да, нужно. Таков закон. Я могу подать на тебя в суд, — она целенаправленно посмотрела на место в очереди, которое я старательно избегала. — Ты должна начать делать что-то для себя, детка, — затем она подмигнула и неторопливо ушла.

Я уставилась на нее с недоверием и ужасом.

Паника подступила к горлу, когда я на автопилоте разобралась со следующим клиентом.

Я посмотрела на Тину, которая стучала по кофеварке.

— Давай я, а ты встанешь на кассу? — предложила я, мой голос был сухим и хриплым.

Он становился все ближе в очереди.

Тина взглянула на меня с огоньком в глазах. Обычно она бы с благодарностью переключилась, так как у нее была любовно-ненавистная ситуация с машиной, и сегодня она была в фазе ненависти.

— Неа, — она ухмыльнулась. — Думаю, пришло время.

Затем она снова обратила свое внимание на машину, не оставив мне другого выбора, кроме как продолжать обслуживать клиентов. Я подумывала просто оставить их там и убежать, но, хотя я, возможно, была немного эксцентричной, взбалмошной и встревоженной, я также была деловой женщиной, которая не стала бы вот так просто бросать клиентов.

Я расправила плечи, стараясь изобразить на лице улыбку, и продолжила работать, когда он подошел ближе. Я очень тщательно упаковывала торты, кексы, круассаны… это заняло гораздо больше времени, чем обычно. Но потом Анджелина — подросток, которого мы наняли обслуживать столики и разносить еду, — взяла все на себя, не оставив мне другого выбора, кроме как просто принимать оплату.

Слова Фионы эхом отдавались в моей голове, когда я отдавала сдачу последнему покупателю, моя рука дрожала в ожидании следующего.

Я положила ладонь плашмя на стойку, чтобы скрыть дрожь и успокоиться.

«Это нелепо», — подумала я. — «Ты даже не знаешь этого человека. Ты ведешь себя как влюбленный подросток только потому, что у него хорошая структура костей. И обезоруживающие черты. И темные волосы, которые вьются из-под бейсболки, надетой задом наперед. И широкие плечи. И завораживающие серебристо-голубые глаза. И руки. Большие. С длинными пальцами. Чистые, но всегда в крапинках краски. Если бы они прошлись по моей коже, я бы ощутила его мозоли».

Мои глаза встретились с его серебристо-голубыми.

Как всегда, его челюсть была покрыта щетиной.

Его рот идеальной формы, эти губы никогда не поднимались вверх в усмешке, но и не опускались вниз. Он был суровым, мужественным и мрачным, но не совсем ужасающим. Ну, я была уверена, что для широкой публики он был не совсем ужасающим. Для меня лично — да.

Мне пришло в голову, что он стоял передо мной по меньшей мере тридцать секунд, а я не сказала ни слова. Я просто смотрела на него, на его челюсть, на его губы.

Честно говоря, он тоже ничего не сказал. На самом деле, он тоже смотрел на меня. Мои соски затвердели под рубашкой так, что это было невероятно неуместно на рабочем месте.

Я должна что-то сделать.

Что-нибудь сказать.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты похож на Кейси? — выпалила я.

Он не ответил, просто моргнул один раз очень медленно, вероятно, задаваясь вопросом, не отдыхаю ли я от реальности.

— Из Йеллоустоуна, — быстро добавил я.

Еще один пустой взгляд.

— Сериал, — неуверенно продолжила я. — О ковбоях, — я забарабанила пальцами по столешнице, жалея, что не могу спрятаться под ней. — Ну, не только о ковбоях. В нем освещается коммерциализация семейных ранчо, кража земли у коренных американцев, и да, в нем достаточно крутых сцен и отличных романтических подзаголовков. Это лучший сериал на телевидении. Многогранный.

О боже мой, о чем ты говоришь?

Мои уши запылали от смущения, когда я маниакально замахала руками.

— Короче, он интересный. В тебе есть что-то от Кейси. Он бывший морской пехотинец, — почему я не могу просто заткнуться на хрен и попросить его заказать, но сейчас я слишком глубоко увязла.

Его брови были слегка нахмурены, а уголок рта приподнят в чем-то похожем на веселье. Хотя я не могла сказать наверняка.

— Кейси щедро смешан с эстетикой Рипа, — продолжала я болтать. — На мой взгляд, Рип — лучший и самый сложный персонаж в сериале. У него трагическая предыстория, и он может быть безжалостным и жестоким, но при этом он нежен, добр и терпелив с Бет.

О боже мой, я хочу умереть.

Я всерьез подумывала о том, чтобы развернуться и убежать от прилавка, пройти через кухню, через заднюю дверь, сесть в свою машину и уехать из города, чтобы никогда не возвращаться.

Но я не могла бросить свой бизнес, свой дом. И в машине почти кончился бензин.

Так что я осталась на месте, вероятно, вся покраснела, определенно вспотела и совершенно унижена.

— Бет — крутая девчонка, — объяснила я только потому что, наверное, сошла с ума. — Она жестче любого мужчины и в десять раз умнее. Можно подумать, что у нее холодное сердце, но оно огненное для тех, кого она любит, — я продолжала барабанить кончиками пальцев по столешнице, слыша, как в ушах стучит мой пульс, а разумная, униженная часть меня кричит откуда-то из глубины, чтобы я заткнулась нахрен.

Хотя меня можно было бы считать несколько драматичной, я также была застенчивой. Даже робкая, говорил Нейтан. Я не болтала о персонажах моего любимого сериала совершенно незнакомым людям.

И все же, вот она я.

Хоть убей, я не могла придумать, что еще делать в тот момент, кроме как пялиться на мужчину, которого я несколько месяцев считала своим притворным парнем и который, скорее всего, никогда больше сюда не придет, потому что к нему пристала сумасшедшая владелица.

Я заставила себя сжать губы, изо всех сил вцепившись в стойку, ожидая, что он что-нибудь скажет. Может быть, что-нибудь вежливое, или, надеюсь, он просто проигнорирует меня вообще, сделает свой заказ, лишь бы я заняла руки, а не пялилась на него как идиотка.

— Я, скорее Рип, а ты можешь быть похожей на Бет? — его голос был низким, хриплым, но в нем сквозила теплота. Теплота, которая зажгла огонь у меня в животе и в местах гораздо ниже.

Господи. Блять. Помилуй.

Он только что это сказал?

Он только что это сказал.

Я разразилась взрывом смеха, который звучал так, словно исходил от истеричного подростка.

— У меня есть несколько сарафанов и пара ковбойских сапог, потому что я девушка со Среднего Запада, но это самое близкое, что у меня есть от Бет, — сказала я, стараясь говорить небрежным, шутливым тоном, но потерпев неудачу.

Очень хотелось, чтобы меня земля поглотила.

Он продолжал смотреть на меня с теплотой в завораживающих глазах, слегка приподняв пухлые губы.

— Хотел бы я посмотреть на эти сарафаны и ковбойские сапоги, — пробормотал он, не сводя с меня прозрачных глаз.

Мое сердце бешено колотилось в груди, ноги словно приклеились к полу, захваченные его пристальным взглядом. Я удивлена, что еще не растаяла в лужу.

Он только что сказал, что хотел бы видеть меня в сарафане и ковбойских сапогах. И он сказал это таким тоном, будто ему бы понравился тот сарафан и сапоги на полу его спальни. Эти слова были пропитаны сексуальным интересом.

Но это же безумие. Такой суровый, мужественный мужчина, как он, не мог заинтересоваться эксцентричной владелицей пекарни, которая болтала о телевизионных персонажах, практически боялась собственной тени, всегда думала, что от чего-то умирает, и вообще была просто полной дурой.

Нет, ему определенно нужна такая, как Бет. Сильная, сексуальная, непугливая.

— Я, эм… — я прочистила горло, глядя на Тину в поисках помощи.

Она перестала притворяться, что готовит кофе, и смотрела на нас двоих, скрестив руки на груди, с широкой улыбкой, за которую мне действительно хотелось ее возненавидеть.

Возьми себя в руки, Нора.

Я выпрямила спину и заставила себя посмотреть на него. Или, скорее, на общую форму его лица. Только бы не попасть в ловушку его взгляда. Эта ситуация запечатлелась бы в моем мозгу на всю оставшуюся жизнь.

— Черный кофе и миндальный круассан, верно? — спросила я его, постукивая по экрану.

Я думала, что сосредоточение на бизнесе избавит меня от смущения, которое въелось мне в душу, пока не поняла, что я даже не спросила его о заказе. Я дала понять, что запомнила его предпочтения. Я не просто запомнила, я знала, что в определенное время он заказывал разное. Круассан с утра, если они были распроданы, то лимонно-маковый маффин. Круассан в дневное время, если он не купил его утром. Иногда он приходил за пирожными, если был почти вечер. Я никогда не видела, чтобы он покупал печенье. Однажды он заказал кекс. С лимонным творогом. Ему нравилось все со вкусом лимона. Не слишком сладкое.

Я собрала все маленькие лакомые кусочки о нем, копила их, как будто они потом пригодятся. Как будто они станут моими. Как будто он станет моим.

Нелепо… я действительно ужасна.

— То есть, чего бы ты хотел? — пролепетала я, моя грудь сжалась, между грудями выступили капельки пота.

Да, я обычно потела, когда по-настоящему нервничала. Что, конечно, заставляло меня нервничать еще больше, беспокоясь, что кто-нибудь заметит вышеупомянутый пот, и, следовательно, вспотею еще больше.

Так что теперь все, о чем я могла думать, это о том, что самый горячий парень на свете видит, как потеет моя грудь.

Контуры его тела начали расплываться, когда я приготовилась к полномасштабной панической атаке из-за того, что я самая большая идиотка на планете.

Уголок его рта дернулся, а в глазах, возможно, блеснуло веселье. Но у меня также могли быть галлюцинации.

— Я буду черный кофе и миндальный круассан, — невозмутимо сказал он.

— А я возьму миндальный круассан, два печенья с орехами и белым шоколадом, еще брауни, — добавил мужчина, стоящий позади него, ухмыляясь от уха до уха.

Кип. Его деловой партнер.

Кип был блондином, почти как мальчишка, более загорелым, и у него было меньше энергии, чем у Роуэна. Они не сочетались.

Я была бесконечно благодарна Кипу за то, что он напомнил мне, что в этом мире существуют и другие люди. Спасибо ему, ведь так я могу сосредоточиться на реальности.

— Хорошо, — сказала я, сосредоточившись на его дружелюбном и привлекательном, но не опасном лице.

— И латте, — продолжил он, все еще сияя блестящими глазами, переводя взгляд с меня на Роуэна. — С карамельным сиропом. И на овсяном молоке. Навынос.

Я кивнула один раз, смутно отметив, что это забавно и отчасти очаровательно, мачо-строитель заказывает латте на овсяном молоке и с карамелью.

Я раскладывала их выпечку в наши фирменные коробочки в розовую и белую полоску, уделяя особое внимание бантикам, которые завязала вокруг.

К сожалению, независимо от того, как долго я выполняла их заказы, в какой-то момент мне действительно пришлось их отдавать.

К тому времени, как я закончила, Тина уже приготовила им кофе, и руки обоих мужчин крепко сжимали наши розовые стаканчики.

Пальцы Роуэна были длинными, мужественными. До этого момента я не знала, что пальцы действительно могут быть мужественными. Эти руки выглядели бы такими большими и грубыми на фоне моей бледной кожи.

Почему я думала об этих руках на себе, можно было только догадываться.

Я встряхнулась и подтолкнула коробки через прилавок к мужчинам, не желая рисковать соприкоснуться с этими руками.

Слишком трусливая, чтобы смотреть вверх, я сосредоточилась на кассовом аппарате, постукивая по экрану дрожащими пальцами. Никто не произнес ни слова. Ну, никто в непосредственной близости. Конечно, люди в кафе разговаривали. «Florence and the Machine» пела из динамиков, насмехаясь надо мной всей своей божественной женской силой, с ее абсолютной уверенностью и сильной сексуальной энергией.

Я повернула терминал к Роуэну, поджав губы и снова опустив глаза.

В воздухе чувствовалась энергия, как будто атмосфера несла электрический заряд. Вполне возможно, что мне это померещилось… У меня очень живое воображение.

Вместо того, чтобы обратить свое внимание на терминал, как я хотела, он продолжал смотреть на меня, его глаза мерцали. Тот же самый сексуальный интерес, который звучал в его тоне несколько минут назад, просочился из потрясающих глаз.

Стоять становилось все труднее из-за дрожащих коленей. Я и не знала, что от пристального взгляда у меня могут задрожать колени. Я и не знала, что дрожь в коленях — это реальная вещь, которая случается в реальной жизни.

Я стояла, дрожа, потея и почти задыхаясь, черт возьми, из-за того, как этот мужчина смотрел на меня.

Это отличалось от тех разов, когда я раньше его обслуживала. Конечно, он был вежлив и сексуален, всегда смотрел мне в глаза, когда я набиралась смелости поднять взгляд. Но там не было ничего подобного. Не было никакого флирта.

Но опять же, раньше я тоже не болтала о Йеллоустоуне.

Тем не менее, я знала, что сейчас все по-другому.

На мгновение, ужасающее, но в то же время великолепное мгновение, я подумала, что он скажет что-то еще. Спросит меня кое о чем. О свидании. Или стать его девушкой… Как будто гребаный суровый, задумчивый альфа-самец действительно ко мне подкатит, перекинувшись парочкой фраз. Это было совершенно дико и нереалистично, но, тем не менее, я так думала.

Я затаила дыхание.

Но затем он прервал зрительный контакт, переключив свое внимание на терминал и постучав по нему, без сомнения, дал мне обещание, которое давал каждый раз.

— Еще увидимся, — пообещал он, а затем они с Кипом, который подмигнул мне, развернулись и вышли.

Не знаю, разочарована я или испытала облегчение.