Рецепт любви

Глава 7

Некоторое время мы не разговаривали, пока я нарезала хлеб, а затем достала чугунную сковороду, которая висела на крючке над газовой плитой.

Моя кухня представляла собой восхитительную смесь современного и деревенского стиля. Набор кастрюль и сковородок, висящих над плитой, сливающихся с розовыми барными стульями, светильники из матовой латуни и большие вазы с цветами.

— А Мэгги? — спросила я, нарушая молчание. — У меня нет собачьего корма.

Я мысленно приказала себе потом купить немного корма. Затем мысленно отчитала себя за то, что подумала об этом. Ведь это будет означать, что здесь будет жить собака, которая его ест. Я не планировала заводить собаку — хотя присутствие Мэгги словно дополняло дом и заставляло серьезно задуматься об этом.

Мэгги не будет здесь ночевать больше, чем один раз.

Потому что ее хозяина здесь не будет.

— Я могу приготовить ей омлет, — предложила я, прогоняя эти мысли. — И у меня в кладовке есть тунец. Он полезный. Холин и омега-3.

— У нее есть еда, — тихо сказал Роуэн с неописуемым выражением на лице. Черты его лица смягчились, но в глазах вспыхнуло что-то, чего я не могла расшифровать. — В машине. Мы подготовились.

Я прикусила губу. Он подготовился, чтобы остаться здесь на ночь. После того, как выгнал Нейтана из города.

Я не думала о Нейтане. Не могла. Сбивало с толку.

— Зачем? — спросила я его.

Он наклонил голову. Этот жест был ошеломляющим. В сочетании с его близостью и общим присутствием в моем доме.

— Не хотел наглеть, — сказал он с невозмутимым лицом.

Я уставилась на него, а затем хихикнула. Потом еще раз.

Он наблюдал за мной, все так же наклонив голову.

— Ты не хотел наглеть, — повторила я, хихикая.

Он кивнул.

— Но войти в мой дом и объявить, что ты останешься здесь, это по твоему… скромно? — спросила я, положив руку на бедро.

Теперь Роуэн улыбался.

Мне это не понравилось.

Или понравилось. В этом и проблема.

— Ты принесешь корм своей собаке и дашь мне доготовить ужин? — спросила я его с притворным нетерпением.

Мне нужно пространство, чтобы сделать вдох, который не пахнул бы им.

На одну замирающую секунду я подумала, что он не уйдет, потому что просто продолжал смотреть на меня. И во второй раз за сегодняшний вечер я была уверена, что он вот-вот поцелует меня.

Но он этого не сделал.

Он поставил бокал на стойку и обошел меня, чтобы забрать собачий корм.

Он останется.

Как и Мэгги.

Остаток ночи прошел в какой-то гармонии.

Но не совсем.

Из-за того, что я все еще волновалась внутри, мой фундамент дал трещину. Я была сверхчувствительна к каждому своему движению, к каждому вздоху, к тому, как я ела, ходила, потягивала вино. Винный кайф немного помогал. Достаточно, чтобы я смогла проглотить еду, не подавившись.

Мэгги с удовольствием набросилась на корм. Особенно после того, как я положила в миску немного тунца.

Роуэн отнесся к этому с удивлением, хотя я начала разглагольствовать о химикатах, которые добавляют в пищу — даже в собачий корм — и что нам нужно скорректировать рацион Мэгги, чтобы она прожила долгую и счастливую жизнь.

В конце своей тирады я поняла, что переступила границы дозволенного, критикуя еду, которой он кормит свою собаку, ведь это не мое дело.

Однако Роуэн совсем не беспокоился. У него было мягкое, напряженное, слегка удивленное и невероятно красивое выражение лица.

Сейчас я сосредоточилась на своем вине и сэндвиче, которые оказались невероятным сочетанием.

Роуэн сидел прямо рядом со мной за барной стойкой со своими двумя бутербродами. Мы были близко. Так близко, что его бедро пару раз фактически коснулось моего. Я напряглась, сэндвич замер на пути ко рту, но потом я пыталась успокоиться. Насколько это возможно для кого-то вроде меня.

Как только я закончила, то вскочила, чтобы помыть посуду. Или пыталась это сделать. Роуэн забрал тарелки, снова стоя слишком близко.

— Повар не моет посуду, — сказал он низким и хриплым голосом.

— Я не против, — прошептала я.

— Я не спрашивал, против ты или нет, — ответил он, забирая тарелки из моих рук. Но он не сразу подошел к раковине. Даже не пошевелился. Он просто стоял там, держа тарелки между нами. — Ты готовишь потрясающий жаренный сыр, кексик, — пробормотал он.

Я посмотрела на тарелки, больше не в силах выдерживать его проницательный взгляд. Я действительно вкусно приготовила.

— Спасибо, — ответила я тихим, дрожащим голосом.

При этих словах он отступил назад и направился к раковине. Я как загипнотизированная наблюдала, как двигаются мышцы его спины под футболкой. Меня охватило желание подойти к нему сзади, просунуть пальцы под футболку и провести кончиками пальцев по каждому мускулу.

Я быстро отбросила эти мысли, напомнив себе, что это значительно усложнит и без того сложную ситуацию.

Вместо того, чтобы делать то, что подсказывал инстинкт моего тела, я просто откинулась на спинку барного стула и наблюдала. Обычно я бы не стала делать ничего подобного. Я бы схватила свой телефон, книгу, любой отвлекающий инструмент. Но в тот момент во мне было изрядное количество вина, а напротив стоял мужчина, моющий посуду.

Закончив, он вытер руки кухонным полотенцем и повернулся.

Думаю, я наполовину влюбилась в него прямо тогда, когда он стоял у меня на кухне и вытирал руки кухонным полотенцем.

— Ты ведь не собираешься уходить, да? — спросила я со вздохом.

— Ни за что на свете, — сказал он. Возможно, даже прорычал. До этого самого момента я и не думала, что мужчины на самом деле рычат. Я думала, что это творческий прием у авторов романов. И мне это нравилось. Ну, когда я читала.

Потому что я не сталкивалась с подобным в реальной жизни. До этого момента.

И можно было с уверенностью сказать, что в реальной жизни мне это тоже понравилось.

— Я приготовлю спальню для гостей, — прошептала я дрожащим голосом. Очень хотелось сказать, чтобы он поспал в моей комнате. Однако слова застряли у меня в горле, слишком скрюченном от страха.

Я встала с барного стула без всякого изящества. Но, хотя бы, не упала.

— Я покажу тебе, — быстро сказала, почти выбегая из комнаты.

Я не оглядывалась, чтобы посмотреть, идет ли он за мной, знала, что идет, по тихому стуку его ног и когтей Мэгги.

Хотя я и не думала, что можно «почувствовать», как кто-то смотрит на тебя, а вдруг его глаза Роуэна сосредоточены на моей заднице?

Потом я споткнулась о ступеньку.

— Воу, ты в порядке?

Его руки были на моих бедрах, и жар чуть опять не сбил меня с ног. И все же он был позади меня, и что-то инстинктивное внутри подсказывало, что этот человек не даст мне упасть.

— Прекрасно, — прохрипела я.

Он не отпустил меня. Не сразу. Мы задержались там, с его руками на моей талии. Мы могли бы задержаться там намного дольше, если бы Мэгги не заскулила в знак протеста где-то позади.

Мы зажали бедную собачку на лестнице.

Я пошевелилась, оказавшись на свободе, Мэгги прошмыгнула мимо меня и, виляя хвостом, ждала нас обоих наверху лестницы.

Я почесала ей затылок, проходя мимо, направляясь в комнату для гостей на нетвердых ногах.

Светильники на полу загорелись от движения, бра на стенах уже включились. Фотографии за последние пять лет висели на стенах в коридоре. Я возле пекарни, до того, как ее переделали, позирую с табличкой «продано». Различные групповые снимки Тины, Тиффани, Фионы и меня. Ансель тоже, когда приезжал в гости. Это была моя тщательно продуманная хронология жизни, в которой заметно отсутствовали большие фрагменты. А именно — детство.

Я не знала, осматривал их Роуэн или нет, потому что не оглядывалась. Я не доверяла себе.

Гостевая спальня находилась рядом с моим кабинетом, и из ее окна открывался вид на мою обширную собственность, пока ее не захватывали суровое морские волны.

Я постаралась обставить дворик в том же винтажном стиле, что и остальную часть моего дома.

— Итак, здесь есть ванная, — я вошла, включила свет, проверила, есть ли там полотенца, хотя и знала, что есть.

Душевая кабина была облицована лесисто-зеленой плиткой. Насадка для душа была из матовой стали, как и все другие приспособления.

— Здесь запасные зубные щетки, — я открыла ящик в туалетном столике, указывая на новые щетки, вместе с различными мини-версиями моих любимых туалетных принадлежностей. Все, что может понадобиться человеку, ночующему в моем доме.

Мне нравилось быть хорошей хозяйкой. Мне нравилось отделять себя от своего детства настолько, насколько это было возможно.

С этой мыслью я захлопнула шкафчик и вышла из ванной, направляясь к лампе, стоявшей на прикроватном столике.

— Телевизор, — я указала на большой шкаф у стены. — Там, внутри. Пульт в ящике, — я похлопала по кровати с плюшевым зеленым бархатным одеялом и декоративным изголовьем. — Свежие простыни. Думаю, все, что тебе может понадобиться.

Я была так поглощена выполнением своих обязанностей хозяйки — или, может быть, я цеплялась за них, чтобы не сосредотачиваться на Роуэне, — что не заметила, как он на меня смотрит.

Его руки были сжаты по бокам так сильно, что выступали жилы на предплечьях. Его поза была жесткой, напряженной. Выражение его лица можно было описать только как голодное.

Прожорливое.

И я была тем пиром, которого он жаждал.

Мои пальцы впились в внутреннюю сторону ладоней. Потребность пульсировала между ног.

— Нора, — он выдавил мое имя, как будто боролся за контроль. — Тебе нужно выйти из этой комнаты прямо сейчас.

Мои колени дрожали. Я осталась как вкопанная на месте.

— Почему? — спросила я тихим шепотом.

Он сглотнул. Заметно. Я наблюдала, как его кадык подпрыгивал в такт движению.

— Потому что я с тобой в одной комнате. Где есть кровать, — он кивнул на кровать, о которой шла речь. — Потому что твои щеки раскраснелись, потому что я мечтал узнать, какие у тебя губы на вкус. Потому что я, блять, едва могу контролировать свою потребность заявить на них права. И попробовать.

Святое. Дерьмо.

Он только что это сказал?

Да, он только что это сказал. Я находилась не в своем теле.

Шагнула вперед на трясущихся ногах.

Тело Роуэна заметно напряглось еще больше при моем приближении. Его челюсть была гранитной.

— Нора, — предупредил он.

Его низкий хриплый голос был для меня как гребаная кошачья мята.

Не знаю, чего я добивалась, продолжая приближаться к нему. Я не была инициатором. У меня не было сексуальной уверенности. Конечно, я лелеяла множество фантазий, в которых у меня была сексуальная уверенность. Где я не боялась брать на себя ответственность, позволять себе верить, что я желанна для всех без исключения мужчин.

Но я бы никогда не воплощала эти фантазии в жизнь. Я никогда не была с мужчиной, с которым ощутила себя в безопасности, дабы исследовать эту часть себя. Ни с кем из моих бывших. Особенно не с мужчиной, за которого я согласилась выйти замуж.

Но Роуэн… Человек, которому я едва сказала два слова за последние сорок восемь часов… он заставил меня так себя почувствовать. Желанной. Сильной. Мужчина выглядел так, словно мог разлететься вдребезги от того, что он не может себя себя в руках.

— Тебе не нужно ничего контролировать, — сказала я, останавливаясь в нескольких дюймах от него. Мои босые пальцы почти касались его носков.

Он выпрямился, теперь выглядя еще более напряженным. Если бы человек мог превратиться в камень, он бы сделал это. Но он был из плоти и крови.

— Ты можешь попробовать, — пригласила я, облизывая губы.

Вена на шее Роуэн запульсировала. Его брови были сведены вместе, и я видела, как он стиснул зубы.

— Черт, — выдавил он. — Из-за тебя мне чертовски трудно поступить благородно.

Я ухмыльнулась, поднимаясь на цыпочки, так что наши губы почти соприкасались.

— Что, если я хочу, чтобы ты совершил бесчестный поступок? — мой голос был почти неузнаваемый. Даже знойный.

И это сработало. Я видела, как выражение лица Роуэна изменилось с жесткого на что-то совершенно другое.

Что-то первобытное. Мужчина, готовящийся заявить права на женщину.

Мое тело гудело от ожидания и потребности.

Я закрыла глаза, готовясь к поцелую и ко всему, что последует за ним.

Но вместо того, чтобы руки схватили меня за шею, талию или задницу, вместо того, чтобы прижаться губами к моим, руки Роуэна легли мне на плечи, твердо и целенаправленно отталкивая назад. Он не сжимал меня сильно, чтобы причинить боль, но жало отказа оказалось мучительнее.

Мои мышцы напряглись от необходимости бежать, сражаться или исчезнуть.

Но руки Роуэна все еще были на моих плечах, удерживая на месте. Он хмуро смотрел на меня, и слезы, которые наполняли мои глаза.

Я проклинала себя за то, что не могла их контролировать. Первой реакцией моего тела почти на что угодно были слезы. Гнев. Разочарование. Отказ.

Стремно пытаться соблазнить мужчину и потерпеть неудачу, но когда он видит, как ты плачешь после этой неудачи, — просто фиаско.

Роуэн поднял руку, чтобы большим пальцем стереть слезу с моей щеки.

— Это самый неловкий момент в моей жизни, — прохрипела я. — А еще тот раз, когда я врезалась в сетчатую дверь на вечеринке Жасмин в десятом классе, и все, включая мальчика, который мне нравился, смеялись надо мной.

— Пусть этот момент остается на вершине. Сейчас меня ничего не смущает.

— Я пыталась быть сексуальной, но потерпела неудачу, — теперь я рыдала, рыдала как дура, из носа текли сопли. — И теперь я плачу. Поверь, это смущает.

— Ты не потерпела неудачу не в этом, — проворчал Роуэн. — Ты сексуальна, черт возьми, когда просто дышишь. И я должен получить медаль за то, что сопротивляюсь тебе сейчас, — то, как он посмотрел на меня, остановило слезы. — Я сейчас тверд, как гребаный камень, Нора. Лягу спать, думая, что могло бы случиться, будь я чуть хуже. Как я могу воспользоваться женщиной, которую хотел годами, когда она выпила слишком много вина, и когда у нее синяки от другого мужчины?

Я открыла рот, чтобы поспорить об этой незначительной детали, поскольку технически Нейтан не сделал этого. Но палец Роуэна скользнул к моему рту, заставляя замолчать.

— Я не позволю защищать его, кексик, — мягко сказал он. — И не буду говорить о нем в этот момент, — он заправил прядь волос мне за ухо. — Это не отказ, Нора. Это я жадничаю, хочу, чтобы у тебя были все способности на трезвую голову… По крайней мере, в первый секс, — его губы зависли в нескольких дюймах от моего рта. — Потом я с удовольствием посмотрю, как ты пьешь вино, зная, что может произойти позже ночью, — его рука призрачно скользнула вниз по моему телу в едва заметном прикосновении.

— Теперь иди, — прошептал он. — Прежде чем я забуду все, что сейчас сказал.

Ремни на американских горках заскрипели, и хотя часть меня хотела, чтобы они разорвали, я держалась крепко. Повернулась на пятках и вышла из комнаты.