Редкий цветок для Дикого

Глава 20

«Устал как собака», — так любил говорить дед, но всегда улыбался после этих слов. Его усталость чаще всего была какой-то другой, не такой, как у меня сейчас. Но даже чувствуя лёгкую боль в мышцах от перенапряжения, туман в голове и слабость, я тоже счастлив.

За окно собирается рассвет. Я забыл, когда последний раз останавливался и думал о чём-то, кроме своих проблем и желаний. Но именно сейчас я понимаю, что, насколько бы я ни был богат, внутри я самый настоящий нищий.

Утренний свет из окна начинает переливаться в волосах Цветика, а я как пёс, истекающий слюной, смотрю на эту картину и не могу насмотреться.

А ещё я обнимаю самую желанную и дорогую женщину в своей жизни. Вдыхаю её запах, держу её в своих руках и боюсь отпустить. Никогда не думал, что превращусь в тряпку. Но для неё я готов быть не только тряпкой, хотя что-то мне подсказывает: если я начну так поступать, она не поймёт.

В кроватке у стены, причмокивая, захныкала моя малышка. Аккуратно разжал объятия и, поднявшись, пошёл к дочке. Стоило мне склониться над кроваткой, как меня наградили самой обворожительной улыбкой.

— Моя принцесса, — прошептал, поднимая эту маленькую обольстительницу на руки.

Саша же немного покрутилась и, найдя себе удобную позу, снова заснула, сжав в кулачок мою футболку.

Стою посреди комнаты, держу на руках свою дочь, смотрю на любимую женщину и понимаю, что вот оно, вот то, что я так долго искал! И внутри такой штиль, будто это не я ещё несколько часов назад готов был разнести половину столицы и не я готов был открутить голову родному отцу.

— И что ты хочешь этим показать? — спросил отец, смотря на меня расслаблено. Его поведение так быстро сменилось, что у меня пробежал холодок по спине, но отступать уже некуда.

— Ничего, — отвечаю, снова откидываясь на спинку кресла. — Только показываю, что у меня был хороший учитель, и ты многому меня научил.

Улыбаюсь отцу и замечаю, как он слегка передёргивает плечами.

— Ну если научился, значит, давай говорить начистоту, — он ослабляет галстук. — Если ты сейчас же не исправишь всё, что сделал, я повторю свою схему почти двадцатилетней давности. Ну или сколько там прошло. Только в этот раз твоя Цветаева не отделается так легко.

Смотрю в глаза отцу и понимаю, что от ярости и ненависти начинает шуметь в ушах так, что могу разобрать, что он говорит, только по губам.

— Хотя её должны были пустить по кругу тогда, — его губы трогает омерзительная ухмылка. — Так что ты должен быть благодарен, что я дал тебе возможность первому её опробовать.

— И что же не дало тебе завершить всё? — спрашиваю, понимая, что моё терпение на исходе, но я должен всё записать. Зря, что ли, Виктор с его ребятами так старались, надевая на меня видео и прослушку?

— Так отец, дед твой, и не дал, да этот молодой, сука, прокурор. Всё время от него были одни проблемы, — отец с рыком выговаривает каждое слово, а после поднимается и идёт к своему бару, что стоит в углу кабинет. — Как я был рад, когда он разошёлся со своей бабой, — по кабинету разносится злорадный смех, а я ничего не понимаю. — Сколько я ему баб подкладывал, не счесть. А он оказался крепкий орешек, долго сопротивлялся. Пришлось девочек учить, как нужно раскручивать мужика на трах. А некоторых даже заставил подсыпать стимуляторы этому сучонышу.

— Что ты несёшь? — спрашиваю, совершенно теряя мысль.

Хотя нет, я её не потерял, я боялся сам себе признаться, что отец опустился до того, что начал портить жизни не только мне, но и моему окружению или тем, кто переходил ему дорогу когда-то.

— А что, не нравится история, щенок? — он снова заржал, а я еле сдержал себя, чтобы не броситься на него. — Всё же вышло отлично. Но если бы он не начал тебе помогать, то сидел бы и дальше в своём кресле, целый и невредимый. А он решил порыться в прошлом.

— Ты же понимаешь, что я могу тебе сейчас голову скрутить и не дрогну? — задаю вопрос и сам удивляюсь холодности своего голоса.

— Ты смотри! Щенок превращается в боевого пса, — и снова смех. — Батя был прав, что ты сможешь противостоять мне, а я надеялся воспитать из тебя достойного сына. А вышло…

— Слава Богу, что я не воспитывался по твоему хотению, — перебиваю его и, поднимаюсь, подхожу ближе.

— И даже не дослушаешь? — нервный смешок срывается с его губ.

— Дослушаю, — киваю ему, тем самым говоря, чтобы продолжал.

— Твой дружок, Шмелёк, должен был сделать из твоей девки проститутку. Но я просчитался, когда не учёл, что, кем бы ни была её мать, сука такая… дрянь… — у отца дёргаются скулы, а понимаю, что слишком многого не знал об отце, — у твоей девки слишком верные друзья.

Отец выпивает залпом содержимое стакана и только хочет отойти снова к бару, как я хватаю его руку с тем самым стаканом и сильно сдавливаю:

— Продолжай, — рычу.

— Ты сейчас окончательно закапываешь себя, — шипит отец, а слышу, как начинает трещать стекло бокала.

— Продолжай, — не отпускаю его руку, которую он пытается выдернуть.

— Она должна была стать моей, но выбрала себе в мужья этого мудака Цветаева. А если бы пошла за меня, то жила бы до сих пор, — отец скалится, а я, вероятно, бледнею. — Что, не нравится правда? Я хотел её себе, но когда она пошла наперекор мне, я дал ей пожить, почувствовать свободу, а после сделал всё, чтобы её муженька прибило на заводе.

В этот момент по кабинету разнёсся треск стекла и крик отца.

— А-а-а, ты что творишь?! — он дёрнул руку, когда я разжал кулак, но в этот момент я накрыл торчащий осколок из его ладони второй его рукой. — Бля-а-а-а!

— Какая неприятность, — скрипнул зубами я. — Прости, отец, не сдержался. Ты же знаешь мой характер.

Отпускаю его руки, и он заваливается на задницу. Слышу за дверью кабинета шум, но уверен в том, что ребята никого сюда не пустят.

Присаживаюсь перед подвывающим отцом, который смотрит на торчащий с двух сторон осколок стакана.

— Скажи, а дед учил тебя, что сдачу ты всегда получаешь той же монетой, которой платишь? — склоняю голову чуть набок, и возникает желание сделать ещё одно движение, чтобы всё же скрутить голову человеку, которого теперь даже отцом назвать не могу. — Считай, что это, — киваю на его кровоточащие руки, — только начало.

— Я не прощаю предательства! — орёт мне в лицо человек, который произвёл меня на свет.

— Какое совпадение, я тоже, — улыбаюсь ему и вижу, как он тушуется.

В кармане раздаётся звук входящего сообщения, и я достаю телефон.

— Как замечательно. А вот и мои активы выведены в полном объёме, — ухмыляюсь.

— Какие активы? Кто разрешал? — на лбу у отца выступил пот.

— А мне не нужно разрешение, чтобы забрать своё. А вот ты теперь разбирайся с теми, кому ты что-то там обещал.

— Я тебя…

— Ничего ты мне не сделаешь, — качаю головой, смотря на него. — Ты знаешь, я даже рад, что смог перерасти тебя.

Поднялся и вышел из кабинета. Уехал к себе и напился. Напился так, что Ветру пришлось лететь за мной. Как Люба его отпустила, не знаю, но понимаю, что этой женщине я буду благодарен, даже если она снова решит залить мне всю рожу пантенолом.

— Что ты делаешь? — испуганный шёпот Аллочки вырывает меня из воспоминаний.

— Держу на руках нашу дочь? — пожимаю плечами и слышу, что мой ответ звучит больше как вопрос.

— А зачем? — Цветик поднимается с кровати и подходит к нам.

— Чтобы она была ближе ко мне, — улыбаюсь ей.

— Гера, что случилось в Москве? — спрашивает дрожащим голосом Алла, а я понимаю, что пора признаваться.

Пока Сашенька спит, Алла меня не убьёт, так как орать не сможет. А когда дочь проснётся, она уже остынет. Я надеюсь.

— Я решил всё, — отвечаю ей.

— Значит, мы можем переезжать обратно? — Алла спрашивает, но меня удивляет то, что я не слышу радости в голосе.

— Нет, конечно, — отвечаю и набираю в лёгкие побольше воздуха. — Как на меня будут смотреть люди, если моя жена будет жить отдельно в квартире, когда у нас такой дом?

— Кто? — пищит Алла, смотря на меня такими глазками, что я в них просто тону.

— Жена, супруга, спутница жизни, ну или как там это ещё называют.

— Дикоев, ты охренел?

Вижу, что мозг её работает, Цветик только шипит, не срываясь на крик, но по комнате начинает метаться, и я даже знаю, что она ищет. Проблема только в том, что её паспорт там, где и мой, ну и свидетельство о браке тоже. В сейфе.