Разворачиваюсь и быстро иду на выход. Слышу голоса из шатра. Кто-то меня зовёт, но, если останусь здесь, разнесу на хер всё. А здесь дети, малыши совсем. Зачем им видеть злого идиота, думавшего, что женщина, которую он когда-то взял силой и чуть не сломал, смогла простить после одной ночи спустя пятнадцать лет.
— Сука! — выкрикиваю и подхожу к машине, где ждёт Виктор.
— Куда? — спрашивает он спокойным голосом, а мне хочется рвать и метать.
— Домой.
Я ненавижу себя, а ведь сначала ненавидел её и всех женщин. Пользовал их, как средство для удовлетворения, выжигая образ в памяти. И надеялся, что у меня вышло.
Смотрю в окно, но не вижу ничего. Перед глазами только перепуганная Алла с маленькой девочкой на руках. Малышка как будто воздушная зефирка в светлом платьице.
Цветаева стала мамой и женой, а я так и остался за бортом её жизни. А чего ты ждал, Дикий? Что она простит тебя? Да и тем более я сам прекрасно знаю, как на неё действует алкоголь.
А та ночь, что случилась два года назад, была самой крышесносной, и если опустить эпизод, когда меня две бабы отхлестали по морде, а друг пытался не дать сбежать пьяной Алле, то всё было на высшем уровне.
В какой-то момент я даже поверил, что Алла всё вспомнит, когда мы проснёмся. Всю ночь после секса держал её в объятиях и тихо просил прощения. Целовал её волосы. Винил себя во всём. Рассказывал, что брошу столицу, всё брошу, только чтобы она простила меня.
Но утро всё расставило по местам. Я заснул, да так, что даже не услышал, как эта нежная, ласковая и дорогая женщина исчезла с моего горизонта. А вернулась с мужем и ребёнком.
— Приехали, — спокойный голос Виктора вырывает меня из тяжёлых размышлений.
— Спасибо.
— Может, ещё что-то нужно? — спрашивает он, когда я уже иду в сторону дома.
— Нет. Здесь есть всё, что поможет мне подумать, — отвечаю я безразлично.
— Я буду в домике, — Виктор указывает головой на небольшой флигель в конце участка, а я только киваю.
Да, мне пришлось потратить прилично, чтобы всё здесь восстановить. Дом, ограда, сад за домом — всё было в ужасном состоянии. Рушилось и рассыпалось. А деревья вообще нельзя было найти в зарослях диких самосевов.
Дед бы прибил за такой участок. Улыбка сама появляется, когда вспоминаю о нём. Дед и правда стал для меня отцом. Когда мама родила, её родители умерли вскоре после этого. Мама говорила, что её отец слишком любил свою супругу и не смог пережить её смерти. Маме было тяжело, а отцу понадобилось срочно начать развивать какой-то бизнес и уехать. Тогда-то дед и забрал маму со мной к себе.
Открыв дверь в дом, остановился, а в памяти всплыл момент, когда я здесь громил коридор, потому что просто не знал, как жить дальше. Отец сидел как ни в чём не бывало в гостиной, мама пыталась меня успокоить, а дед зашёл тогда в дом и такую затрещину мне выписал, что если бы я не выставил вовремя руки, то проломил бы межкомнатную стену.
Шмелёв Володька только что сбежал от меня со сломанным носом. Он пришёл рассказать, что спит с моей девочкой. Моей Аллочкой. Я же берёг её для себя. И она каждый раз краснела, когда я позволял зайти себе чуть дальше.
Но тут этот утырок рассказывает мне, что спит с ней, и в доказательство говорит, какое у неё родимое пятнышко есть снизу на груди.
Слова отца тогда ранили ещё сильнее: все бабы продажные, и Цветаева не исключение. Из неблагополучной семьи не может выйти нормальная баба.
Только дед сдерживал меня. Молил не наделать глупостей.
— Смотрю, тебе здесь удобно сидится, — Ветров медленно поднимается на широкое крыльцо и смотрит на меня со своим характерным прищуром.
А до меня доходит, что я сижу на полу в коридоре и, уперев голову в стену, смотрю в потолок.
— Чего тебе надо? — сил нет даже огрызаться.
— Пришёл с терапией, — он приподнимает бутылку водки.
Весь потрёпанный. Рубашка почти расстёгнута. Вид уставший, но даже в темноте ночи видно, что довольный.
— А Люба тебя за это не накажет? — поддеваю я друга, но он, вместо того чтобы разозлиться, начинает тихо смеяться и, переступив через мои ноги, идёт в сторону кухни.
А ещё, как самый настоящий козёл, врубает свет, отчего я слепну на несколько секунд и матерюсь.
— Да не ной ты как баба, Дикий, — продолжая хохотать, Ветров возвращается ко мне со стаканами и бутылкой.
— Как-то не по-приличному ты предлагаешь провести терапию, — хмыкаю, протирая ещё слезящиеся глаза.
— Ну, вообще-то, я должен тебе в бубен дать за то, что ты снова напугал наш нежный Цветочек, — Ветров наполняет два стакана до половины и протягивает один мне. — Хотя хочу тебе сказать, не такая она и нежная стала. Смотрю, Аллочка работала над собой. Ну или малышка на неё так повлияла. Женщины — странные существа.
— Ага, малышка, — хмыкаю я и, не чокаясь, выпиваю залпом содержимое стакана.
Вкуса даже не чувствую, только горечь боли и потери.
— О! — Ветер поднимает палец вверх и снова начинает посмеиваться. Ну хоть у кого-то хорошее настроение сегодня. — А помнишь, как дед твой нам говорил? Если ты решил, что понял женщину, считай, что тебе кранты.
От этих слов становится легче. Да, я помню. Мой дед многому учил нас. И вроде это были какие-то простые истории, примеры или напутствия, но он каждый раз знал, когда именно их нужно сказать.
— Наливай, раз пришёл, — я подталкиваю Ветру стакан и снова откидываю голову назад, бьюсь о стену, надеясь выбить из неё образ Аллы.
Хотя если за столько лет не помогло, то сейчас бесполезно будет.
— А ты так и не смог нормально поговорить с Аллой, да? — спрашивает Ветер после того, как мы выпиваем ещё по одному.
— А толку разговаривать, если она замужем. Да ещё и с ребёнком, — я выхватываю из рук Ветра бутылку и делаю прямо из горла ещё несколько глотков.
— В каком смысле замужем? И кто этот счастливчик?
Смотрю на Ветра и хочу ему врезать.
Но, бля, он же ответит, а мне завтра на завод, строить замов.
— Что ты тупишь! Да хрен этот, что с малышкой её был в доме! Не заставляй меня орать и бить тебе морду, Ветер! — вот пока не произносил это вслух, была надежда на то, что мне всё показалось.
— Димон, что ли?! — вот нарывается!
— Нового друга нашёл, да, Ветер? — либо градус начинает действовать, либо злость уже не получается сдерживать.
— Вот ты долбодятел, — Ветер ржёт как конь, сука. — Да это её брат по тётке!
— Какой брат? — голос садится, а мозг виснет от новых данных.
— Обычный, — не переставая ржать, Ветер поднимается с пола и протягивает мне руку, помогая встать.
— Это что значит? — я смотрю на него, а в мыслях уже скручиваю это лгунью и утаскиваю куда-нибудь. — Стоп, а девочка?
— Это девочка её, — улыбка Ветрова становится теплее.
У него самого дочь, которую он воспитывал один после смерти первой жены. У его Любы тоже была непростая жизненная история до того, как они схлестнулись с Ветром.
— Ах ты…
В глазах темнеет, а резкая боль, что пронзает нос, вырывает из меня стон.
— Да чтоб тебя! Ты охренел?! — ору я на Ветрова, который встряхивает рукой.
— Ты у нас немного идиот, когда тебя кроет, Дикий. Так что проспись, а завтра уже будешь всё выяснять, — он постукивает меня по плечу, а после помогает дойти до ванной.
— Вот же семейка у вас! Одна глаз чуть не лишила, второй — нос ломает.
В зеркало вижу отражение улыбающегося Ветрова.
— Ну кто-то же должен тебе мозг вставлять. Да и теперь я могу идти спокойно домой. Наставление своей любимой девочки я выполнил.
— Каблук, — злюсь на друга, а тот только снова ржать начинает.
— Конечно! Смотри и учись, Дикий.
Ветров уходит, а я смотрю на своё отражение и лыблюсь как дебил. Кажется, кто-то решил играть нечестно. Хотя вот всё же непонятно, откуда малышка у Цветаевой.