Бегу по коридорам больницы и не понимаю, почему все такие спокойные.
Сердце выпрыгивает из груди, и боль такая, что начинаю задыхаться, но не останавливаюсь. Молюсь, чтобы врачи ошибались. Шепчу какие-то слова, но разобрать не могу.
Толкаю дверь палаты, где лежит Цветик, и вижу, как её накрывают белой простынёй.
— Нет! — из груди вырывается чуть ли не вой, а в следующий миг на меня уже смотрит изуродованное лицо отца с кровавой улыбкой.
— Теперь я доволен…
Дёргаюсь так, что если бы не широкий диван, то свалился бы на пол. По спине пробегает холодный пот, и сердце в реальности выбивает такой ритм, что эта боль из сна реальная. Три недели, а я будто каждый день переживаю всё заново.
— Па, — раздаётся совсем рядом.
— Моя малышка, — замечаю шагающую ко мне доченьку, которая с того самого злополучного вечера называет меня теперь «па».
Протягиваю ей руки и ловлю самую дорогую ношу. Прижимаю к себе, вдыхаю её запах и начинаю успокаиваться. Вся тревога отходит на задний план.
Хорошо, что сегодня выходной. Хотя я стал их ценить и проводить дома, только когда чуть не потерял всё.
— Сынок, ты снова здесь спал, — мама заходит в гостиную, как всегда с улыбкой, но только грустной.
— Всё в порядке, — отвечаю, улыбаясь ей в ответ. — В комнате не могу уснуть.
— Сынок, мне так жаль, — мама тихо всхлипывает, но быстро берёт себя в руки, стоит только Саше бросить на неё строгий взгляд. — Всё-всё, моя хорошая. Бабушка не плачет. Это мне в глаз что-то попало.
— Ты маленькая командирша, принцесса, — посмеиваясь, подкидываю дочь чуть вверх, и комната наполняется её звонким смехом. — Пойдём завтракать.
— Да, идём, — вставляет мама. — Уже всё готово.
Заходим на кухню, и всё становится на свои места. Меня отпускает окончательно, как только я вижу хлопочущую Аллу возле плиты.
Она со мной не разговаривает толком после того, что с ней сделал отец, но я чувствую себя последним дерьмом. Потому что не уберёг, не подумал наперёд. Решил, что стал умнее.
Когда на следующий день, уже в палате, Алла пришла в себя, первое, что она спросила: где Саша? Ей было всё равно на всех, и на себя в том числе. Только дочь!
Мне пришлось просить Ветра привести Сашу в больницу, чтобы Цветик поверила, что с дочкой всё в порядке.
Я думал, с ума сойду в первые несколько дней. Алла, мама, Виктор — все были в больнице. Спасибо Ларе и Любе, которые быстро сообразили, что делать.
— А где Виктор? — спрашивает Алла, не разворачиваясь к нам.
— Сейчас подойдёт, — отвечает мама, накладывая кашу нашей непоседе.
— Ему нужно хорошо питаться и больше отдыхать, — снова начинает бурчать Цветик, но тут даже я бессилен.
Виктор, как только в больнице пришёл в себя, первым делом сразу попросил пригласить к себе следователя. А через полчаса дело уже было взято не просто на контроль, а все недостающие факты, которые мастерски пытались скрыть адвокаты отца, начали снова в нем появляться.
— Спасибо за беспокойство, Алла, — голос Виктора раздался со спины, заставляя вздрогнуть. — Но я уже чувствую себя лучше.
— У Вас была серьёзная травма головы, — начинает возмущаться Алла, но её перебивают.
— У меня были травмы и посерьёзнее. Я же хожу, соображаю. Да и с Вашим присмотром ни одна больница не сравнится, — улыбается он, присаживаясь рядом. — Доброе утро, — а это уже звучит мне.
— Как там дела? — сразу спрашиваю.
— Всё отлично, — Виктор отвечает так, что этими двумя словами сказано намного больше, чем нужно.
Завтракаем почти в тишине. Только Саша постоянно пытается накормить нас всех кашей.
После завтрака сразу ухожу в кабинет. Там я могу расслабиться и снова обдумать всё. Может, я и неправильно поступил, что женился на Алле, да ещё и без её согласия.
Если бы не мой этот поступок, всё бы могло быть иначе. Но тут же задаю сам себе вопрос, а могло бы?
И мне бы поговорить с Цветиком начистоту. Рассказать ей всё. Но что-то останавливает, не даёт сделать этот последний шаг. Я боюсь, что она вообще никогда не простит меня.
Так у меня хотя бы есть шанс находиться рядом, а если она узнает всё, то сможет ли простить.
Звонок телефона вырывает из тяжёлых мыслей.
— У меня несколько новостей, с какой начинать? — вместо приветствия сразу получаю вопрос от Руса.
— И тебе привет, — хмыкаю в трубку. — И даже не скажешь, какого характера новости?
— Тогда я выбираю сам, — он будто на своей волне, но меня это радует, так как и Рус последние недели был сам не свой. — Марата перевозят в столицу, и с каждым днём у него всё больше и больше статей капает. Решетников хотел с тобой связаться, но не знаю, какого хрена он звонил мне.
— Вероятно, такого, что я вырубил телефон с тем номером, что есть у него, — отвечаю.
— Ну я тебе сообщил, дальше сам, — быстро вставляет и продолжает. — Все счета компании отца заморожены, а ты просто везучий гад. Как ты так вовремя подсуетился, что успел вывести свои активы? — уже смеётся Рус. — Не знаю, будешь ли ты принимать правление компании, но ты единственный наследник.
— Нет, не буду, — отвечаю, скрипя зубами.
От этого человека я ничего не хочу.
— Ну и ладно, сам разберёшься, — и снова слышу улыбку в голосе друга. — По поводу ребёнка Марианны: она не врала. У неё есть сын. Он остался за границей. Пацан примерно такого же возраста, как и Саша. Но о нём никто почти не знал, кроме твоего папаши. Этим он и начал шантажировать её. Там какая-то мутная история с ней, но дело не в этом. Решетников был категоричен по поводу её приключений, но она всё равно накуролесила.
— Слушай, ты явно переобщался с Ветром, — уже смеюсь я. — Такое чувство, будто с ним разговариваю, а не с нашим прокурором.
— Не нуди, — отвечает Рус. — И у меня ещё одна новость. Мы ждём вас в гости сегодня. У нас с Ларой будет сын, Гера. Сын! — чуть ли не орёт в трубку Рус. — Я такого прихода не чувствовал с момента рождения Киры.
— Поздравляю, — улыбаюсь. — Я спрошу у Аллы. Но, думаю, она согласится.
— Ты поговорил с ней? — быстро спрашивает Рус.
— А ты, как всегда, зришь в корень, — тяжело вздыхаю.
— Расскажи ей всё. Будь что будет, но ты сможешь начать всё заново. Тяжело признавать себя не охрененным мужиком, по себе знаю, но для них мы должны быть теми, кого они заслуживают, — голос Руса садится, а я вспоминаю наш тот разговор в клубе, когда я понял, что собственными руками сломал жизнь самой любимой девочки. — Мудаками мы уже были. Пора меняться.
— Я поговорю с Аллой по поводу вечера, — отвечаю, стараясь сделать вид, что меня не трогают слова друга.
— И по поводу вечера тоже поговори, — хмыкает он. — Бывай, друг.
Рус, сука, когда же ты перестанешь бить по больному? Опускаю голову в ладони, растираю лицо. Мудаком я был так долго, что просто забыл, как можно быть другим.
Тихий стук в дверь заставляет вздрогнуть, и я догадываюсь, кто там.
— Можно? — Алла открывает медленно дверь и в щель слышу её вопрос.
— Да, — быстро поднимаюсь и иду к ней.
— Я поговорить, — она заходит в кабинет, но останавливается, когда замечает меня, идущего на неё. — Герман, остановись, — шепчет.
— Я тоже хочу поговорить, — отвечая, подхожу к ней вплотную.
Вижу, как дрожит, но голову не поднимает. Я не дотрагивался до нее все эти дни, но сейчас понимаю, что сил больше нет терпеть.
— Я хочу развод, Гера, — совсем тихо говорит Алла, а я будто проваливаюсь в вакуум от её слов.