17 лет назад…
В голове пустота. Слёзы сами бегут по щекам. Как я добралась домой, толком не помню.
Какие бы ни были отношения у меня с мамой, но то, что её не стало, для меня полнейший шок. После смерти папы она сильно сдала. Опека ходила к нам как на работу. Участковый и социальные службы тоже регулярно проводили беседы. И только то, что я хорошо училась и посещала дополнительные кружки, спасало и меня, и маму от разлуки.
Плюсом было ещё и то, что папа был не последний человек в нашем городке. Все помнили, как начинались отношения у моих родителей, и просто старались помочь.
И вот сейчас я стою в пустой квартире, где больше не будет слышен бубнёж мамы, где не будет пахнуть выпечкой раз в месяц, где я осталась совершенно одна.
Из кармана достала новенький мобильник, который смогла купить на заработанные за лето деньги.
Одна палочка сети. Должно хватить, чтобы позвонить Гере. Я хочу к нему. Хочу почувствовать его объятия. Услышать, что всё будет хорошо.
У меня остался только он. Мой любимый, самый лучший, самый родной. И девочки, конечно. Но мои подружки — замужние женщины, одна я в их компании малолетка.
Руки подрагивают от волнения и боли, голова раскалывается, я даже не представляю, что мне сейчас нужно делать, но не это важно. Не успеваю набрать номер, в дверь раздаётся такой стук, что если кто-то приложится с той стороны ещё раз, она просто вылетит.
Открываю и сразу же чувствую жёсткую хватку на горле.
— Сука! Какая же ты дрянь! Как ты могла?
На меня смотрят наполненные яростью глаза любимого, но я не понимаю, что происходит. В голове и так пусто, мысли разбежались.
— Отвечай! — от крика Геры содрогаюсь.
Он встряхивает меня, толкая на стену. Бьюсь затылком, но мне не то что больно, я просто не понимаю, что происходит. Меня охватывает какой-то ступор.
— Гера, — хриплю.
— О, давай только без твоих лживых слёз! Мне уже всё рассказали! — его рот искривляется в страшном оскале.
— Я не понимаю, — хватаюсь за его руку, так как он начинает сдавливать шею.
— Что не понимаешь? — рычит Гера, и я совершенно не узнаю его. — Или ты уже забыла, перед кем ноги раздвигала? Дрянь! — он бьёт рукой о стену рядом с моей головой.
Вот теперь я начинаю паниковать. Я не видела его в таком состоянии никогда. Он даже голос не повышал при мне, а тут…
— Что ты говоришь? — спрашиваю осипшим голосом.
— Точно! Зачем мне говорить, если я могу показать! — гаркает Гера, вдавливая меня в стену всем телом.
— Мне неприятно, — стараюсь оттолкнуть его.
— А что же так? А перед другими приятно было? Я тебя берёг! Берёг! Для себя! — орёт он мне в лицо, а я будто отключаюсь.
Будто смотрю на всё со стороны и надеюсь, что это просто страшный сон. Галлюцинация. Сейчас я проснусь, и всё закончится.
Но как только Гера дёргает мою юбку вверх и срывает трусики, мозг уже кричит, что всё настоящее.
— Гера, любимый, прекрати! Что ты делаешь? — пытаюсь оттолкнуть его, но куда там. Он раза в два больше меня.
— Раз другим давала, то и мне дашь, дрянь! — рыкает он и хватает моё лицо за щёки. — И в глаза мне смотреть будешь, поняла?
— Не надо, — пищу, так как горло сковывает спазмом.
— Ненавижу тебя! Как ты могла? Он мне всё рассказал! Всё!
— Пожалуйста, — уже рыдаю.
А в следующий момент я чувствую, как в меня входит что-то огромное, разрывая преграду внутри. От боли кричу. Ужас заполняет всё внутри. И только бешеный взгляд Геры остаётся в памяти…
Настоящее…
— Нет, Герман, я ничего не забыла. Память у меня, оказывается, очень хорошая. В определённых ситуациях, — не разворачиваясь, отвечаю Дикоеву.
— Ал, — раздаётся сзади полный боли голос, но я, ничего не говоря, захожу в подъезд, молясь, чтобы он не пошёл за мной.
Я прорабатывала всё это с психологом. Умом понимаю, что такое моё отношение к мужчинам в целом, и к Дикоеву в частности, — это последствие стрессовых ситуаций и потерь, которые свалились на меня в один день.
Я применяла кучу техник по проработке этих психологических травм. Но, как оказалось, ничего не помогло.
«Ну почему же не помогло? — бодрым голосом Ульяны проговорила сама себе. — Саша же родилась у нас. Как-то же всё у нас случилось? И сомневаюсь, что и в этот раз было насилие».
Но это только мои мысли. Герману их знать не обязательно.
— Ну наконец-то! — взволнованный Димка встречает нас у открытой двери квартиры. — Я уж думал, что вы с ним не расстанетесь.
— С кем? — стараюсь говорить ровно, но, судя по выражению Димки, получается плохо. — Давай не сейчас.
— Хорошо, не сейчас, — соглашается брат, поднимая руки. — Хотя этот твой Герман нормальный мужик.
— Что? — слышу, как пульс начинает ускоряться, отбивая чечётку по всему телу. — И когда ты с ним успел пообщаться? — спрашиваю, отпуская Сашу в комнату.
— Так он сначала сюда пришёл с этим громилой медведем и букетом.
— Дима, ты ему что-то говорил?
— А что я должен был сказать? — вопросом на вопрос отвечает брат, а его губы дёргаются в подобии улыбки.