Редкий цветок для Дикого

Глава 3

— Пусти меня, — стараюсь говорить спокойно, чтобы не привлекать внимание, но Дикоев смотрит так, будто не слышит.

Я помню этот его взгляд и могу догадаться, о чём он сейчас думает или что хочет мне показать, но я больше не поверю. Не совершу подобной ошибки.

— Алла, — севшим голосом произносит Герман, но я его перебиваю.

— Не смей, — шиплю я, вздёргивая подбородок. — Ни слышать, ни видеть тебя не хочу.

— Гера! Вот так сюрприз! — голос Семёна, мужа Любы, звучит слишком громко, но он отвлекает Германа, что помогает мне выкрутиться из захвата и быстро выскочить в сумерки сада.

Меня потряхивает, перед глазами мелькают разноцветные мушки, а сердце так стучит в груди, что я ничего не слышу. Обхожу дом по кругу и замечаю в гостиной, за большими окнами, как моя маленькая принцесса играет с сыном Любы и Семёна. Они почти ровесники.

В памяти начинают всплывать ещё одни события, которые произошли чуть более двух лет назад.

— Я боюсь, — рыдала я, сидя в кафе у Любы перед Днём всех влюблённых. — Боюсь его до дрожи. Но когда он приходит и стоит у окон моего магазина, весь такой повзрослевший, уверенный в себе, в модном костюме, я вижу перед собой другого Геру.

— У тебя просто не было другого мужика, чтобы сравнить, — пьяненько заметила Лара.

Я тогда смотрела на подругу как на врага народа. Она ведь прекрасно знала, почему я не могла даже на свидание сходить ни с кем. Всё из-за того, кто сначала спас, а после уничтожил меня.

Мы пришли в кафе Любы и заперлись в её каморке, потому что уже просто не было сил справляться со всеми эмоциями, что свалились на нас, в одиночку.

Лара тогда хотела казаться самой уверенной, спокойной, но у неё тоже был тяжёлый период. Люба же вообще пыталась преодолеть собственное «я», в котором стояла перед выбором: дать путь своему старшему сыну Глебу и старшей дочери Семёна, Любе, или себе дать шанс на счастье.

А я… я хотела снова спрятаться в свои цветочки, парники, клумбочки и в магазин, который многие считали лучшим в нашем городке. Моя любовь к цветам и земле спасла меня когда-то. Тогда я думала, что лучше умру, чем останусь одна. Без своего любимого, который видел во мне предательницу, изменщицу, я не видела смысла в жизни…

Звонкий смех Саши вырывает меня из воспоминаний. Вижу, как она тянет ручки и идёт навстречу Димке, который вошёл в комнату немного потрёпанный.

Вот же шалопай! И здесь приключения нашёл. Даже через окно видно его довольную рожу. Ну, братец, подожди только. Доберусь я и до тебя.

— Ты думала спрятаться от меня, Цветаева? — приглушённый голос Германа звучит совсем рядом, а я только и успеваю, что прикрыть рот рукой, чтобы не завизжать.

— Что тебе нужно, Дикоев? — я разворачиваюсь к нему и делаю шаг назад.

Он слишком близко. Слишком мощный. Всё в нём слишком. И в свете, что падает из окон гостиной, его вид кажется ещё более устрашающим. Он замечает моё движение и, приподняв руку, машет пальцем.

— Я больше не позволю тебе сбежать. Ты только моя!

— Кто тебе это сказал, Гера? — спрашиваю я с вызовом.

Я училась справляться со своим страхом. Училась смотреть ему в глаза, и спустя столько времени не собираюсь больше трястись. Хотя паника накатывает ледяными волнами, но это внутри. Я надеюсь, что снаружи продолжаю держать лицо.

— Ты сказала, — рыкает Дикоев, делая шаг ко мне.

— Я такого не помню, — хочу отойти от него, но не успеваю.

— Зато я прекрасно помню! — Герман хватает меня за руку и дёргает на себя.

Упираюсь в его горячую широкую грудь, а память, как будто кадры из кинофильма, подкидывает мне моменты из прошлого. И если на самых первых я, счастливая восемнадцатилетняя девочка, не представляю своей жизни без любимого, то на вторых — я женщина, в панике собирающая в сумку самое необходимое и тихо выбегающая из собственной квартиры, чтобы не видеть и не знать того, что произошло.

— Ты так и не научилась бороться со своими провалами в памяти, да, Цветаева? — вопрос Геры звучит так, будто он хочет мне что-то рассказать.

Но я не нуждаюсь в его рассказах. Я знаю последствия этих провалов в памяти. А ещё знаю, что последний раз, когда это произошло, рядом был именно Дикоев.

Отвратительная особенность моего организма заключается в том, что я ничего не помню, если выпиваю что-то крепче вина и больше, чем сто грамм. Мой мозг не воспринимает алкоголь. Я это проверила три раза, и каждый из них был роковым.

— Ал, — Герман проводит ладонью по моей щеке, запуская внутри меня панический страх.

Я боюсь его. Хочу закричать, чтобы отпустил, позвать на помощь, но горло сковывает спазмом. И самое страшное для меня, что именно в этот момент на террасу выходит Дима с Сашей на руках.

— Алла, что происходит? — голос брата звучит так, будто он ревнивый муж и застукал меня с любовником.

И не только я это замечаю. Дикоев переводит взгляд на Димку, и я вижу, как его глаза начинают сужаться.

— Мама, — взвизгивает Саша, когда я выдёргиваю руку из захвата Германа и отхожу от него.

— Да, малышка, — стараюсь выдавить из себя улыбку, быстро подхожу к Димке и Саше. — Мама здесь.

Беру дочь на руки и прижимаю к себе так, чтобы спрятать от Германа её личико. Может, это и глупо, но я не хочу, чтобы он видел её.

— Так вот чем ты занималась у тётки? — голос Германа звучит так, будто на улице похолодало градусов на тридцать.

Руки спрятаны в карманы брюк, голова немного опущена, отчего его взгляд кажется ещё более пугающим. По телу пробегает озноб. Противный такой, липкий как щупальца.

— Ал? — вопросительно тянет Димка, разворачиваясь ко мне, а я, совершенно ничего не соображая от страха, делаю шаг к нему и громко говорю:

— Любимый, познакомься, это друг Семёна и Любы Герман, — я вижу, как глаза Димки превращаются в блюдца, но, слава Богу, вижу это только я. — А это мой муж Дмитрий.

В голове воет голос моего психолога Ульяны: «Ты полная дура, Алла! Что ты творишь?»

Я разберусь с этим позже, а сейчас главное — оказаться подальше от Дикоева, пока он не отошёл от шока, да и Димка не начал нести чушь. А ещё уточнить у Любы, как так получилось, что Герман всё-таки приехал на свадьбу.