Прижимаю к себе доченьку, а у самой в груди сердце не перестаёт оглушающе грохотать. Димка сидит напротив и сверлит меня злым взглядом, но молчит.
Как он меня затащил в комнату, не помню. Точнее, шла как робот, продолжая прижимать к себе Сашу. Но стоило нам войти и закрыть за собой дверь, как дочка начала капризничать.
Сашенька всегда чувствует моё настроение. И сегодня не было исключением. Я попыталась успокоиться, выровнять дыхание. Старалась улыбаться ей, но всё без толку. Пока Димка не забрал её и не унёс в ванную.
Мне хватило этого времени, чтобы хоть немного успокоиться и принять тот факт, что я не смогла полностью избавиться от Германа.
И вот сейчас, сидя на кровати, я пытаюсь вспоминать слова психолога. Ульяна мне очень хорошо помогла, жаль ненадолго. Но все наши разговоры и её наставления я заучила.
Первый сексуальный опыт у женщины очень важен. Он даёт толчок на всю остальную половую жизнь. И то, что у меня он был слишком болезненным, да ещё и приравнивался к изнасилованию, сделало меня той, кем я стала.
Папа часто называл меня в детстве нежным цветочком. Жаль только, что прожил он совсем немного. А мама просто забила на меня, когда папы не стало. Если бы не дружба с Любой и Ларой, хоть мы и разного возраста были, я бы не справилась.
— Всё! Я звоню Марату и Гоше! — решительный голос Димки вытаскивает из раздумий, запуская во мне новую волну паники.
Марат и Гоша — старшие братья Димки и мои. И пускай они больше похожи на своего отца внешне, а сейчас, когда отрастили чёрные бороды, то и вообще вылитые бандюки, но за свою семью они головы открутят любому.
Не дай бог, чтобы ещё и они сюда явились!
— Что? — пищу я, но быстро останавливаюсь, так как Сашенька спит у меня на руках.
— А то! Это же он заделал тебе ребёнка, так? Этот пижон в костюмчике, что был в саду, — вот сейчас даже не скажешь, что Димке меньше тридцати, совершенно не уступает своим братьям.
— Дима, успокойся, — прохрипела я. — Никому не надо звонить. И вообще, с чего ты взял?
— Алла! — Димка повышает голос, но быстро осекается. — Я хоть и младший, но не идиот, — и глазами показывает на спящую доченьку. — Или ты думаешь, их сходство только я заметил? Почему-то мне кажется, что те, кто вас знают, заметили его сразу.
— Дима, я тебя прошу успокоиться, — я поднимаюсь и, уложив Сашу на кровать, обкладываю её подушками.
Димка покорно ждёт, пока я закончу с дочкой. Она его любит, но то, как с ней носились всё мужчины в доме тёти Софы, показало, что мою девочку любят не меньше.
Закончив с дочкой, разворачиваюсь к брату и киваю на дверь, зовя его за собой.
— Алка, тебе не получится сбежать от разговора, — слова из Димки вырываются с рыком.
— Я хочу побыть одна. Без разговоров! — шиплю я в ответ разъярённой кошкой и сама же себе начинаю давать мысленные оплеухи.
Чего же ты, Аллочка, не шипела так на Дикоева, а? Тряслась рядом с ним как загнанная зверушка, а сейчас на брата срываешься.
Захлопываю дверь и снова пугаюсь, что слишком громко. Хотя если вспомнить, в каком шуме мы жили последние два года, то это слишком тихо для Сашеньки.
Стук в дверь с обратной стороны пугает до икоты, но и злости добавляет.
— Я же тебе сказала, что хочу… ой, — осекаюсь, так как на меня смотрит Люба, уперев руки в бока. И такой взгляд у неё, что здесь без разговора не выйдет. — Саша заснула, я не могу её оставить.
— Можешь, — Люба выбрасывает руку вбок и притягивает к себе Димку.
В его глазах шок, но улыбка на губах прямо кричит: «А я говорил».
— Люб, — вздыхаю я тяжело.
— Пошли, подруга, а то у меня с вами нервный тик случится.
— Это у тебя от Сквознячка твоего, остатки, — хмыкаю я, но, вместо разговора, Люба хватает меня за руку и тащит по коридору вниз.
На кухне пусто и даже на удивление чисто. Да и на улице уже смолкли голоса.
— А что, все уже разошлись? — странно, только час ночи, а свадьба закончилась.
— А что им ещё нужно? — Люба пожимает плечами. — Любаша сразу говорила, что не хочет этого всего, но кто её слушать-то будет. Семён и Глеб спелись в этом плане. Им только свадебное платье подавай, — при упоминании мужа и старшего сына Люба улыбается и становится ещё моложе. — Но мы с Любашей смогли уговорить их на то, чтобы они сразу улетели на моря.
— А как же традиционный второй день? Катание тёщи, ну и так далее, — смешок сам срывается с губ, а вот приподнятая бровь Любы говорит, что я обнаглела.
Люба разворачивается к кофемашине, даже здесь сделала мини-кафе, и готовит что-то своё, коронное и вкусно пахнущее.
Да, история их семья непростая, но это судьба, что они столько лет ходили мимо друг друга и не видели. Однако в один момент всё изменилось.
А Семёну и Глебу повезло: у них две Любови под одной крышей.
— А теперь давай рассказывай, — передо мной появляется чашка ароматного кофе с огромной белой пенкой.
— Что рассказывать? Ах, да! А ну-ка, скажи мне, подруга, как так вышло, что Дикоев тут оказался? Ты же мне говорила, что последние полтора года он не появляется здесь, — я решила пойти другим путём, но когда это с Любой работало?
— Ну он же Дикий, кто его знает, — пожимает она плечами. — Но ты не увиливай. Почему я не вижу слёз? Обморочного состояния? Или работа с психологом действительно помогла?
— Какие вы зануды с Ларкой, — огрызаюсь на слова подруги и беру чашку в руки, чтобы скрыть дрожь.
— Мы сейчас не о нас, а о тебе, — Люба наклоняет голову ещё ниже, чтобы заглянуть мне в глаза.
Но тут за спиной слышатся тяжёлые шаги, и на кухню входит улыбающийся Ветров. Рубашка вытащена из брюк и наполовину расстёгнута, глаза блестят, а на губах улыбка. Он подходит к Любе и, поцеловав её, спокойно говорит:
— Разговор проведён, нос сломал, любимая. Ещё пожелания будут? — Он берёт Любину чашку и двумя глотками выпивает содержимое, а я начинаю паниковать.
— Ну зачем же было ломать? — вроде и спрашивает Люба у Семёна, но её довольная улыбка говорит о многом.
— Ты сказала, беседа должна быть действенной и запоминающейся. Я — провёл, Дикий — усвоил.
— О боже, — вздыхаю я, пряча лицо в ладонях. Хорошо, что чашку поставила, когда Семён вошёл, а то нос бы мой в молочной пене оказался. — Ну что вы за люди? Кто вас просил? — бормочу я.
— Кстати, а зачем ты ему сказала, что Димон — твой муж? — Семён переводит на меня вопросительный взгляд, а у меня холодный пот выступает на спине.
Всё. Это конец. Можно собирать вещи и уезжать назад к тётке. Я согласна на её ухажёров. Быстро не найдём, так что лет пять у меня в запасе есть. А моя цветочная лавка переживёт. В ней хорошая девочка работает.