Игорь без труда нашел на набережной человека с табличкой «Куплю золото» и показал ему Тамарино колечко. О цене сторговались быстро, и, положив деньги в карман, довольный, Игорь направился через дорогу в кафе-пивную.
Скупщик внимательно проводил его взглядом. Потом достал из своей барсетки визитную карточку и набрал на мобильном значившийся на ней номер.
— Алло, господин Зарецкий?..
…Через пятнадцать минут за столик к Игорю подсел немолодой бородатый цыган, в котором Носков с ужасом узнал местного барона. Страх пронзил все его тело. «Неужели ему стало известно о готовящемся покушении на его дочь? Но откуда? Да какая разница откуда, все равно он этого не простит. Убьет! Сотрет в порошок! Что же делать?» Все эти мысли проносились в голове у Игоря одна за другой, толкаясь, мешая друг другу и полностью парализуя его волю.
— Что вам нужно? — еле-еле выдавил он дрожащим голосом, отводя глаза от недоброго пронизывающего взгляда Баро.
— Я — Рамир Зарецкий. Слышал про такого?
— Слышал, — пролепетал Игорь. — Только я не понимаю…
— Сейчас поймешь! — Баро достал ожерелье. — Несколько дней назад ты продал это скупщику. Откуда оно у тебя?
Игорь попробовал промямлить, оправдаться, что он много чего продавал, — всего и не упомнить. Но Зарецкий оборвал его лепет:
— Это ожерелье ты должен был запомнить — это цыганское ожерелье, редкое. Где ты его взял?!
— Я не помню.
Цыган схватил Игоря за воротник рубашки, да так, что тот едва мог дышать, и притянул его голову к поверхности стола.
— Может, освежить тебе память?
— Отпустите! Что вы хотите от меня?
— Где ты его взял? — спросил Баро, четко выговаривая каждое слово и не ослабляя хватки.
— Это не мое. Меня просто просили продать, — прохрипел Игорь. — Женщина одна.
— Так ты с моей женой… — В эту секунду Зарецкий уже готов был его убить, но Игорь успел выкрикнуть еще пару спасительных для себя слов:
— Да не знаю я вашей жены! Это моя женщина.
— Кто? Имя!
— Тамара Астахова.
— Что? — от неожиданности Баро выпустил Игоря из рук. — Жена Астахова?
— Бывшая жена, — ответил тот, поправляя одежду.
— Где ее найти? И не вздумай соврать — я тебя из-под земли достану!
— В гостинице, шестьдесят четвертый номер.
Зарецкий с шумом отодвинул стул и направился к выходу. И вовремя — на них уже начинали обращать внимание другие посетители пивной.
А Игорь остался сидеть, постепенно приходя в себя после случившегося и думая о том, что на этот раз пронесло. Потом взял еще пива.
Ничего, барон, поквитаемся. И очень скоро!
Земфира зашла к дочери. А та никак не могла найти себе места, все ходила по палатке из угла в угол. Переживала, нервничала, волновалась за мужа.
— Мама! Ну где же он? Почему его так долго нет?
— Да что ж с тобой творится-то, дочка? Ну сама подумай — что может случиться со взрослым мужчиной средь бела дня?
— Не знаю, мама, не знаю. А отчего-то страшно… Он Ваську побежал искать.
— Ну значит, найдет, и вернутся они сюда вместе с Васькой. Или не сюда, а в театр пойдут — спектакль ведь у малышей.
— Хорошо бы, если так.
— А что ж еще-то может быть? Зачем ты сама себя накручиваешь, дочка?
— Не знаю. Только у меня внутри тревога такая — места себе не нахожу!.. Никогда не думала, что это так трудно — быть женой.
— Это очень трудно, Люцита. — Земфира слишком хорошо знала то, о чем говорила.
— Вот он ушел… А я должна ждать, переживать… Неужели так будет всегда, всю жизнь?
— Ты слишком сильно волнуешься. Но все равно я тебя понимаю. Раньше ты была одна и отвечала только за себя. А теперь вас двое. И куда бы кто из вас ни пошел, другой всегда будет переживать. И даже если вы, не дай Бог, поссоритесь, то все равно будете знать, что ваши жизни связаны.
— Надо же, как это бывает… Живешь-живешь сама по себе. А потом раз — и связаны.
— А ты знаешь, дочка, что означает слово «супруги»? Это ведь от слова «упряжь». Супруги — это те, кто запряжены вместе в одну упряжку. Ни бросить, ни отстать, ни вперед убежать самому нельзя.
— Ой мама, вот и мне порой кажется, что моя жизнь и жизнь Богдана — это как бы одно и то же. И если будет плохо ему, то тут же станет плохо и мне.
— Это любовь, Люцита, — улыбнулась мать.
— Да… Только почему, когда любишь, так мучаешься?
— Потому что любовь для равновесия приносит человеку и мучение, и счастье.
Но тут вдруг молодая цыганка вскрикнула и схватилась за грудь.
— Что случилось? — перепугалась Земфира.
— Это сердце. Кольнуло так остро.
— Не в твоем возрасте болеть сердцем, доченька, — покачала головой старшая.
— Боюсь, это не совсем то, что ты думаешь, мама. Не забывай, что теперь мое сердце чувствует больше других. И, по-моему, оно дает мне знать, что сейчас плохо Богдану! Что же делать, мама?!
Не обманывало сердце молодую шувани — Рычу и в самом деле было сейчас невесело. В следующий момент после раздавшегося выстрела он сумел выбить пистолет из рук Руки. Но бандит сильным ударом повалил цыгана на землю и прижал сверху всем своим весом. Леха, во все глаза следя за Рычем и Рукой, бросился уже было дружку на помощь. Но тут совершенно неожиданно сзади на него с разбегу налетел маленький Васька и сбил бандита с ног. Неловко падая, Леха ударился виском о гранитную могильную плиту и затих без сознания. В эту же секунду Рычу удалось подмять Руку под себя и нанести ему несколько сильных ударов. В конце концов Рука перестал сопротивляться.
Рыч, тяжело дыша, сел на него сверху.
— Ну как ты, Васька? Цел? Молодец, без тебя мне бы с ними не справиться! — Он стал вязать бандитов их же одеждой и небольшим куском крепкой веревки, которую всегда носил с собой. — Давай, Вась, беги за милицией! Сдадим их, сволочей, — и дело с концом!
Связанные бандиты тем временем пришли в себя.
— Погоди, Богдан, — отвечал маленький цыган, глаза которого пылали вполне взрослым гневом, — я поквитаться с ними должен!
— Тем и поквитаешься, Васек, что ментов на них позовешь. Давай быстро!
Мальчишка убежал, а Рыч устало присел на могильный камень, не сводя глаз со своих пленников.
— Значит, ты, Рыч, нянькой теперь заделался? — отплевываясь собственной кровью, спросил Рука. — Мальчишку пасешь, да?
— Лучше нянькой быть, чем воровать и людей убивать, — отвечал Богдан.
— А ведь ты раньше делал это все с нами вместе. Что, не помнишь? — подключился к разговору и Леха, в голове у которого не прекращался гул, как будто бы где-то внутри черепа вовсю звонили церковные колокола.
— Отчего же, помню, — не стал отпираться Рыч. — Но только много воды с тех пор утекло. Да и передумать за решеткой пришлось многое.
— Но друзей-то не забыл? — говорил Рука без особой уверенности. — Отпусти нас, Рыч!
— Мы тебе клянемся, что свалим отсюда и никогда больше в этом городе не появимся! — поддержал напарника Леха.
— Ни мальчонку не тронем, ни тебя, — продолжал Рука, сидя лицом к Рычу, а за спиной в это же время пытаясь перетереть об острый срез могильной плиты связывавшую его руки веревку.
— Нет, мужики, вы мне не друзья, и разбираться я с вами не буду. Вот на суде за все и ответите.
Васька, едва переводя дух, вбежал в отделение милиции и тут же налетел на проходившего по коридору милиционера.
— Дяденька, а где тут у вас самый главный сыщик?
— Ну считай, что я — самый главный. А что?
— Там, на кладбище, мы с Богданом двух преступников поймали!
— С каким таким Богданом? — улыбаясь, спросил милиционер, думая, что речь идет о каком-нибудь Васькином приятеле-ровеснике. — Каких еще преступников? Говори толком.
— Они меня убить хотели! А Рыч меня спас! — Васька спешил объяснить все как можно скорее, а дяденька милиционер никак не хотел понимать.
— Так, стоп-стоп-стоп. Преступники, Богдан, теперь еще Рыч. Кто это такие?
— Да нет же! Богдан и Рыч — это один человек. Он — мой друг! Но он большой уже, взрослый. И он меня спас только что!
— Ясно. И значит, этот твой друг Богдан-Рыч преступников каких-то взял?
— Мы вместе их взяли! — гордо уточнил раскрасневшийся от стремительного бега Васька.
— И что же это за преступники? — Улыбка все не сходила из-под козырька милицейской фуражки.
— Самые настоящие! Ну как же вам еще объяснить?
В отчаянии мальчишка стал оглядываться по сторонам. И тут взгляд его наткнулся на стенд «Их разыскивает милиция». Со стенда на него смотрели лица Руки и Лехи на пожелтевшей бумаге — как-никак, висели тут эти портреты уже больше года.
— Вот! — закричал Васька. — Вот эти! Вот эти самые; Богдан их связал, они там, на кладбище!
— Так бы сразу и сказал. — Милиционер сразу стал серьезным. — Ты садись, тебя сейчас домой отвезут, а я — за подмогой, и туда!
Баро ворвался в шестьдесят четвертый номер управской гостиницы. В первую секунду Тамара растерялась. Но только в первую секунду.
— Чем обязана? — взяв себя в руки, спросила она нарочито вежливо.
— Вы — Тамара Астахова? — Зарецкий сверлил ее глазами.
— Да, это я.
Тогда Баро молча достал ожерелье, внимательно наблюдая за Тамариной реакцией. Однако Тамара сразу успокоилась. Она испугалась, решив поначалу, что Игорек раскололся и рассказал кому-то об их зловещем замысле, и Зарецкий пришел спасать Кармелиту от покушения. А оказалось, дело не в его дочери, а в его жене — случай попроще и поспокойнее.
— Судя по вашему лицу, вы не в первый раз видите эту вещь? — прервал Баро ее размышления.
— А с какой стати вы врываетесь ко мне и задаете свои бесцеремонные вопросы?
— Да потому, что вы опять лезете в мою жизнь!
— Я не понимаю, о чем вы.
— Вы послали своего сожителя продать это скупщику? — Он поднес ожерелье к самым ее глазам.
— В таком тоне я разговаривать не желаю!
— Придется! Ваш хахаль все мне уже рассказал.
— Ну допустим. Что из этого?
— Вам мало того, что вы сделали девятнадцать лет назад?! Теперь вы добрались и до моей второй жены?
— Давайте так: мухи отдельно, котлеты отдельно. Не надо смешивать!
— Да все, к чему вы прикасаетесь, проклято!
— И вы пришли мне сообщить об этом?
— Нет. Я пришел узнать, как к вам попало это ожерелье? Что у вас общего с моей женой?
— Спросите сами у вашей жены.
— Я не могу этого сделать — она ушла от меня. И я думаю, что это из-за вас!
— Из-за меня жены от мужей не уходят. Я думаю, что это случилось скорее из-за вас. — И Тамара с вызовом посмотрела ему в глаза.
Баро немного смутился.
— Не вам судить о моей жизни.
— Ну между прочим, это вы пришли ко мне, а не я к вам. И, насколько я понимаю, пришли узнать правду?
— А вы готовы мне ее рассказать?
— А вы готовы ее услышать? Боюсь, она вам не понравится. Ваша жена — обыкновенная лгунья.
— Не говорите так о Земфире!
— Отчего же? Она солгала вам, сказав, что беременна.
— Что?!
— То, что слышали.
— Постойте, так это вы были тогда в больнице?
Тамара кивнула.
— Так, значит, вся эта история с выкидышем… — продолжал догадываться Баро.
— …Спектакль. Самый обыкновенный спектакль. И не только с выкидышем, но и с ребенком — детей у вашей Земфиры быть не может. А вас она просто обманула.
Удар был велик. Зарецкий подавленно сел на гостиничную койку.
— Бедная Земфира, она совсем запуталась, — сказал он тихо себе под нос.
— Наверное, — примирительно отвечала Тамара. — Вот так когда-то, девятнадцать лет назад, запуталась и я. И я тоже готова была на все ради того, чтобы не потерять Астахова.
И что удивительно, Тамара ведь говорила искренно.
— Думаете, Земфира боялась меня потерять?
— Думаю, да.
— Что ж ты, Рыч, решил нас ментам сдать? — спрашивал Леха, пока Рука, незаметно для Рыча, все тер и тер связывавшую его руки веревку об острое ребро могильного камня.
— Да, решил. И вы это заслужили.
— А не боишься, что мы и тебя, козла, за собой потянем? Ты-то ведь ничем не лучше нас. И зону топтать вместе с нами будешь. Понял?
— Придется — буду.
— Или, может, ты думаешь, что тебе за нас срок скостят? — подключился к разговору Рука.
— А может, его и не посадят? — спросил Леха.
— Посадят. Он у меня на зоне землю хавать будет! Стукачей там не любят.
— Это точно! Ты не лучше нас, Рыч.
Отмалчивавшийся все это время цыган наконец не выдержал:
— Я знаю, что не лучше вас. И если надо, отвечу. Но и вы ответите за все!
Тут на кладбищенской аллейке показался наряд милиции и стажер Полякова.
— А, Голадников! — приветствовала она Рыча, как старого знакомого. — Я смотрю вы и без нас тут со всеми справились?
Но как только цыган повернулся к ней, чтобы ответить, Рука вскочил со своего места, освободившимися от веревки руками, выхватил у Рыча из кармана свой пистолет и тут же навел его на девушку. В следующую секунду прозвучал выстрел. Но в последнее мгновение цыган успел броситься наперерез, и пуля, предназначавшаяся бандитом Поляковой, вошла в его грудь.
Один из милиционеров с ходу прострелил Руке кисть, тот выронил пистолет, схватившись за окровавленную руку. А Рыч тяжело повалился на землю.
Ира Полякова с трудом пришла в себя, осознавая, что секунду назад она была на волосок от смерти. Милиционеры уже повалили бандитов, приставив дула пистолетов к их головам. А Полякова бросилась к Рычу, стала его трясти, как будто старалась вытрясти хоть какие-то признаки жизни.
— Голадников! Голадников! — все приговаривала она как заведенная.
И вдруг почувствовала, что рука ее, которой она поддерживала тело цыгана, вся в чем-то тягуче-жидком и теплом. Это была кровь. И только тут Ира поняла все до конца.
— Рация у кого? У кого рация?! — крикнула она милиционерам.
Сержант Исхаков перебросил ей рацию и она тут же вызвала диспетчера:
— Это Полякова. Тут человек ранен. «Скорую»! Срочно «скорую»!.. На Старое кладбище! Поторопитесь!
И снова склонилась над Рычем:
— Держитесь, Голадников, держитесь!
Но он уже не мог ничего ответить.
…Следователь Солодовников с маленьким Васькой в машине подъехали одновременно со «скорой помощью».
— Ира, что случилось, вы в крови? — бросился Ефрем Сергеевич к своей стажерке.
— Да нет, кровь эта не моя. Это его. — И она кивнула на лежавшего у нее на руках Рыча. — Голадников спас мне жизнь…
Врачи «скорой» приняли у нее раненого, положили на носилки и аккуратно погрузили в машину. И в этот момент, не чуя под собой ног, на кладбище вбежала Люцита.
Ее сердце все время чуяло, что Богдану плохо. А о том, что собирается на кладбище, муж сказал ей сам. И она, наконец, не выдержала — рванула за ним из табора бегом, со всех ног. А прибежала, когда Рыча уже увозила «скорая».
— Богдан! Господи, что с ним? Богдан, миленький мой! Пустите меня к нему! — Цыганка на ходу запрыгнула в машину «скорой помощи».
И тут же, включив сирену, «скорая» уехала в больницу.