А Сашка тем временем занимался женским полом другой масти и совсем иной породы — чистил кобылку Звездочку. И разговаривал с ней, как с человеком.
— Эх, Звездочка ты моя, Звездулечка! Вот ты, наверно, думаешь, почему я здесь постоянно с вами, с лошадьми? Да потому, что довериться вам могу, вы не предадите. Не то что женщины человечьей породы…
Кобылка недовольно фыркнула, как бы заступаясь за свой пол во вселенском масштабе.
— Чего фыркаешь? Не согласна? Зря! Взять, к примеру, Марго! Ничего не понимает. Все время норовит сделать по-своему, все поперек тому, что я говорю. А ведь жене кто голова? Мужчина! Правильно? Вот видишь, тут ты со мной согласна. А она — нет. А ведь каждое мое слово для нее должно быть чем? Правильно — за-ко-ном!
Сашка тяжело вздохнул:
— Но для Марго, к сожалению, вообще, никаких законов не писано.
Конюх удрученно посмотрел на лошадь.
— Хотя, если по правде, зря я жалуюсь… Напрасно не пошел с Марго в театр. Она сегодня такая нарядная, красивая… А что поет, так и бог с ней. Она ж уже почти как цыганка.
В конюшню вихрем влетела Кармелита.
— Саша, я вернулась. Можешь пойти в театр.
— Пхр, да нет, — по-лошадиному фыркнул Сашка. — Не пойду я. Мне и не хочется.
— Ну почему? Я там уже была. Теперь твоя очередь. А между прочим, знаешь, кого я там видела? Марго!
Сашка невольно улыбнулся.
— Правда-правда. Знаешь, какая она там красивая! Нарядная, праздничная, ну… загляденье, Сашка! И все ж для тебя.
— Ну понятно. Марго — баба ого-го! Видная!
— Чудо просто. Но глаза грустные. Все смотрит: и что ж это ее Сашка не идет?..
— Точно?
— Точно.
Сашка начал гарцевать на месте, как жеребец в стойле.
— Кармелит, тогда я это… Тогда я пойду. Прогуляюсь до театра, посмотрю, что там, как? А? Ладно?
— Ага. Иди, иди.
— А ты сама-то чего вернулась?
— Да… получилось так. Со всеми поговорила. Детей успокоила. Что мне еще делать. Настроение не то.
— М-м-м… настроение… у меня тоже настроение. Только совсем другое. Ну и какое, скажи мне, на Марго сегодня платье?
— Платье очень красивое, на Марго сидит великолепно. Знаешь, про таких женщин говорят: «Эффектная женщина!» Сашка, хватит меня расспрашивать, иди лучше в театр.
— А ты не обидишься, что я тебя одну здесь оставляю?
— Ну почему одну? Я со Звездочкой. Мы, может быть, с ней покатаемся. Иди, иди. А то уведут у тебя твою Маргошу. Уведут!
— Но-но! Ты мне брось эти шутки! Ладно, если тебе не будет здесь скучно, то я побежал.
Но на самом деле Сашка не побежал, а умчался.
Кармелита с улыбкой проводила его взглядом.
— Ты за мной следишь? — прямо спросила Тамара.
— Скажи, мама, что ты затеваешь?
— Антон! Хватит подозревать меня во всех смертных грехах!
— С кем ты разговаривала по телефону?
— Это мое личное дело. Я не собираюсь отчитываться. Я же не спрашиваю тебя, с кем и где ты общаешься?
— Если бы я был уверен, что твое общение никому не навредит, я бы тебя тоже не спрашивал.
— Боже мой! Дожила! — патетически воскликнула Тамара. — Меня воспитывает мой собственный сын.
— Нет, мамочка, не воспитывает. Просто я не хочу, чтобы ты еще кому-нибудь причинила зло.
— Это все твои фантазии! Антон! Это уже просто смешно!
— Ты разговаривала с Игорем? Где он? Что вы собрались делать?
— Оставь меня в покое. Я хочу посмотреть представление. Но у меня есть и другие дела. Я просто отдала некоторые распоряжения делового характера. Или, может быть, я не имею право общаться с тем, с кем желаю!!
— Эх мама, мама… Как бы мне хотелось поверить тебе…
— А ты попробуй один раз, попробуй.
— После истории с аварией не могу.
— Тише, тише. Не кричи. Я же тебе объяснила, Форс заставил меня! Почему я должна повторяться?
— Я защищал тебя перед ним. Совсем недавно. Но то, что говорит он, более правдоподобно, чем то, что говоришь ты. Страшно становится…
— И поэтому из-за твоих глупых метаний я должна бесконечно оправдываться?
— Ты ничего никому не должна. Просто я тебя слишком хорошо знаю…
— Антон, наш разговор заходит в тупик. Тебе так не кажется?
— Нет. Я знаю, о чем говорю. До недавних пор, я был полным твоим подобием. Больше всего любил деньги и был на все готов ради них…
— Что мне сделать, чтобы доказать, что я ничего не замышляю?!
— Не надо мне ничего доказывать. А еще лучше, не нужно тебе ничего делать!
— Тогда к чему весь этот разговор?
— Остановись, мама! Я знаю, что вы с Игорем что-то затеваете. Остановись, умоляю…
— Мне надоели разговоры в подобном тоне. Представление началось, и я намерена посмотреть его.
Тамара пошла в зал. Антон задумчиво смотрел ей вслед. А приняв решение, решительно развернулся и направился к выходу. Представление вот-вот должно было начаться. Как раз попросили всех отключить мобильные телефоны.
Первым делом Олеся отправилась к астаховскому дому. Он был закрыт. Пошла в офис — там тоже никого. И в автосервисе — пусто. Да куда же все подевались?!
Она схватила мобильный. Начала набирать номера всех близких людей. Но их телефоны были отключены. Просто заговор какой-то!
Что ж, если не получается найти Колю или кого-то из его знакомых, то нужно искать хотя бы Кармелиту. И Олеся взяла такси до Зубчановки.
Игорь дождался, когда Сашка уйдет. После этого достал загодя припрятанные канистры с бензином. Мелкими перебежками перенес их поближе к конюшне, заглянул внутрь. Кармелита закончила уборку и любовалась видом чистой конюшни.
— Вот и все!
«Действительно — вот и все!» — подумал Игорь перед тем, как напасть на нее и прижать к носу и рту влажный от хлороформа носовой платок. Кармелита сопротивлялась, но не долго. Упала, выронив метлу.
Игорь со всех сторон полил конюшню бензином.
И поджег.
Марго запела. Для сегодняшнего выступления она выбрала арию Сильвы из оперетты Кальмана:
Помнишь ли ты,
Как счастье нам улыбалось?
Лишь для тебя
Сердце пылало любя.
Она смотрела поверх лиц зрителей куда-то вдаль. И вдруг каким-то шестым, седьмым, восьмым… надцатым чувством ощутила Сашкин взгляд. И точно, вон он, стервец любимый, с краю сидит, в девятом ряду. Видно, только-только пришел. Конюх, ненасытный и ненаглядный, смотрел на нее во все глаза. Можно сказать, поедал глазами.
Помнишь ли ты,
Как мы с тобой расставались?
Помнишь ли ты
Наши мечты?
— Помню! — крикнул Сашка поверх мелодии и побежал к сцене.
За две короткие строчки: «Пусть это был только сон — Мне дорог он!» он успел не только добежать до сцены, но и вскарабкаться на нее. Так что дальше они уже пели дуэтом:
Как признать, что все — обман?
Сердцу больно.
Был недолог наш роман —
И довольно!
Забавляла вас любовь
На минутку.
Не вернуть нам
Эту шутку!
Впрочем, все в зале сразу же заметили, что в этих недвусмысленных словах Маргоша была куда более напориста. А уж когда дошло до следующих, раскатистых, как океанская волна, строк, она совсем раздухарилась:
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля
Что ж! Прекрасно!
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля
Все так ясно!
Однако и Сашка не хотел сдаваться так просто. И дальше он попытался взять вокальный реванш:
Но сдаваться нам теперь
Слишком больно.
И невольно
Лжешь себе!
Марго посмотрела на партнера с гневным осуждением: как, мол, не стыдно лгать, пусть даже и себе. Сашка же в ответ затянул нежное, но с большим внутренним мужеством соло:
Помнишь ли ты?
Она, глядя вполоборота, ответила ему вопросом на вопрос:
Помню ли я?
И всем своим видом показала, что помнит.
После чего они снова вместе грянули от всего сердца мощный финал:
Пусть это был только сон —
Нам дорог он!!!
Зал взорвался небывалой овацией. Потому что, когда из двух старых знакомых и одной старой мелодии прорастает вдруг настоящее чувство и подлинное искусство, это восхитительно…
Марго и Сашка долго раскланивались. Получили свою порцию цветов. И снова раскланивались. Маргоша собиралась было уйти, но Сашка ее остановил. Публика, уже чуть уставшая от аплодисментов, вновь захлопала с прежней силой. Но Сашка решительно поднял руку, показывая, что ему нужно совсем не это. А тишина и внимание. Шум стих, все замолчали.
— Люди! Дорогие мои! Выслушайте! Я много времени не займу… — голос конюха чуть подрагивал от волнения. — Рядом со мной стоит женщина… ну, в общем, вы знаете…
— Нет, — раздался меж кресел мужской голос. — К сожалению, не знаем!
Сашка метнул в зал тигриный взгляд и продолжил более строго и уверенно:
— Это — самая прекрасная женщина на земле! Ну кроме моей матери, разумеется, Царствие ей Небесное… Ради меня, Маргоша бросила теплую и спокойную городскую жизнь! Согласилась разделить со мной все трудности кочевой цыганской жизни! На край земли пошла бы за мной, и никогда ничем не попрекнула!.. Вот ведь нашла во мне что-то! А что?! Загадка для меня…
— Ты, цыган, не прибедняйся! Ты мужик ничего! — на этот раз голос уже был женский.
В зале рассмеялись.
— Приятно слышать добрые слова ваши, высокую, так сказать оценку, но я здесь не для этого… Извиниться я хочу перед своей Маргошей любимой! При всем честном народе прощения попросить хочу! Обидел я ее! Прости меня, Марго, не держи зла!
— Ох, Сашка! — зарделась она. — Непутевый ты все-таки. При людях, при всех, на сцене. Места, что ли, больше не нашел?
— Нет, ты не увиливай, ты сейчас скажи! Прощаешь меня или нет?!
— Ну конечно, прощаю! Что ж с тобой, непутевым, делать?!
Сашка упал перед Марго на одно колено, прижав руку к сердцу.
— А замуж за меня ты пойдешь?
Зал затаил дыхание. Маргоша же округлила глаза, и без того большие и круглые.
— Соглашайся, хороший ведь парень, — посоветовали из зала одни.
— Марго, зачем ты его мучаешь?! — возмутились другие.
А она почувствовала себя маленькой, беспомощной девочкой. Стала смотреть в зал в поисках помощи. И наткнулась на Грушино лицо. Та подмигнула ей, как бы говоря: ну вот видишь, я же говорила, предложение будет, и быстрей, чем ты думаешь!
Марго сразу же осмелела и уткнула руки в бока, жест, который все прекрасно знали по пивной.
— Тихо! — сказала она.
Зал, всегда уважающий силу и решительность, замолчал.
— Ну-ка, Саш, повтори, что ты тут говорил?!
— Я сказал: Марго, выходи за меня замуж! Буду любить тебя до гробовой доски!
— Ты понимаешь, что потом уже не откажешься?! Ведь люди слышат! Столько народу. Не забоишься?!
— А мне нечего бояться! Нет у цыган такой привычки — от слова своего отказываться! Хоть при людях оно дадено, хоть нет. Будь моей женой, Марго!
И она вновь растерялась:
— Так сразу!.. Не ожидала я… Подумать надо… — и добавила тихо, но так, что слышал весь зал: — Что ж ты все на колене да на колене. Чай, больно. Встань, Сашка… Я согласна…
Зал снова грохнул. Сначала от смеха. Потом — от оваций.
Антон выскочил из театра, еще не зная, что будет делать, но, понимая, что-то делать нужно. В голове вертелись обрывки маминых фраз, которые подслушал: «…Представь себе. Я не знаю, что она здесь делает… Только что пришла. Нет-нет, пока никуда не уходи, жди. Да. Еще перезвоню». «Алло! Возвращается, встречай. Нет, повторяю: меня там не будет. Давай делай все и живо сюда. Разговор окончен».
Речь, конечно же, о Кармелите. Тут все ясно, сомнений быть не может. «Только что пришла — возвращается — встречай». Мамины слова как раз совпали с приходом и уходом Кармелиты. А вот дальше начинаются вопросы. Сначала мать сказала: «Нет-нет, пока никуда не уходи, жди». С кем она могла так говорить? Ну конечно, с Игорем. С кем же еще, как не с этой тряпкой. Наверняка они вдвоем затеяли что-то плохое против девчонки. Наверняка Игорь еще и бахвалился накануне, а как дошло до дела, постарался смыться. Но мать его остановила. А он стал канючить, чтоб Тамара сама приехала. Да, точно ведь во второй раз мама сказала: «Нет, повторяю: меня там не будет. Давай делай все и живо сюда».
«Живо» — это, должно быть, для того, чтобы потом всем сказать: «Да он все это время был здесь, разве что в туалет заскочил на минутку».
А Кармелита после смерти Максима, как святая мученица, живет в конюшне. Значит нужно срочно ехать к Баро в Зубчановку. В эту ее конюшню. По дороге Максим сообразил, что заезжать нужно не с парадного хода, а с тыла. И вообще пробираться туда нужно скрытно. Поди знай, вдруг Игорь не один, а с какими-то бандюками. Но, если даже и один, он тоже может быть опасен. От страха такие люди иногда становятся отчаянно смелыми. Антон остановил машину за квартал от дома Зарецкого. Добежал до его участка, перемахнул через забор и тут увидел, что от конюшни идет дымок. Пожар?
Да, точно! Черт! Где тут у Зарецкого огнетушители? С ходу не найдешь. Нужно спасать всех, кого еще можно спасти. Антон выпустил лошадей, с диким ржанием они выскочили из конюшни. И тут он увидел припорошенную соломкой Кармелиту. Хорошо еще, что приметил, а то ведь в горячечной спешке мог пройти мимо. Антон стал трясти ее, громко крича:
— Кармелита! Кармелита!
Она не отвечала.
— Кармелита! Да что с тобой!!
Нет, молчок. Совсем плоха, наверное, надышалась угарного газа. Антон подхватил ее на руки, понес к выходу. Окинул конюшню прощальным взглядом. Он сделал все, что мог. Больше ничего спасти не удастся.
Во дворе он положил девушку на землю. Посмотрел в сторону охраны — пусто. Ах, ну да, точно. Все охранники поехали на представление! За год совсем страх потеряли. Это просто цирк какой-то, а не охрана. И вдруг он внутренне похолодел. Игорь-то скорее всего уже смылся, чтобы обеспечивать себе алиби. Но что, если он кого-то оставил здесь присматривать за пожаром? Значит, нужно быстро и незаметно исчезнуть вместе с Кармелитой.
Так же, как и пришел, задами, Антон вышел к дороге. Там поймал какого-то транзитника, который подбросил его до котельной.
Говорят, что переиграть детей и животных невозможно. Это правда. Поэтому выступление детей Розауры Миро мудро поставил в самом финале представления. Они пели и плясали с почти уже взрослым мастерством и гениальной детской непосредственностью.
Баро и Миро стояли за кулисами, любовались подрастающей сменой.
— Хорошо ребятишки танцуют, — сказал Зарецкий. — Настоящие артисты!
— Да, они молодцы, — подхватил Миро.
— Твоя заслуга. Ты столько души в них вложил.
— Ничего бы у меня не вышло, если б они сами не захотели. Это же они все для Розауры стараются.
Баро посмотрел на маленьких артистов повнимательнее и обратил внимание, что они иногда (довольно часто) посматривают на пустое кресло в зале, то, где раньше сидела Розаура. И после этого поют еще звонче, а танцуют еще яростнее.
И вот отзвучали последние аккорды. На сцену вышел Миро.
— Милые друзья, которых полон зал! Я назвал вас друзьями, потому что надеюсь, что сегодня мы стали ими! Наше представление завершено! Спасибо всем вам, что этим вечером вы были с нами. До новых встреч! Пусть жизнь ваша будет яркой, как эти шары. И такой же легкой.
На сцену вышли дети с большими связками шаров. Потом они спустились в зал и начали раздавать шары зрителям. Всем по одному.
Разве что Яну Альбертовичу из прокуратуры досталось сразу два шара. И он от этого был совершенно счастлив, потому что с раннего детства мечтал именно о том, чтоб у него было два таких большущих ярких шарика, надутых гелием. И вот лишь сейчас его мечта исполнилась!!!
Зрители собрались уж расходиться, думая, что это финал, и ничего трогательнее быть не может. Но они ошиблись. Оказывается, Васька и старшая сестра спустились в зал не просто так, а с микрофонами в руках. Вася взял за руку Земфиру, его сестренка — Баро. И они повели этих немолодых, слегка смущающихся людей друг к другу, приговаривая на ходу:
— Баро! Земфира нам костюмчики для сказки сшила!
— Посмотри, какие красивые, правда?!
— Она такая добрая!
— Она нам, как мама!
— И ты Баро очень добрый! Очень хороший!
— Мы же видим, что вы поссорились!
— Не надо! Помиритесь! Вы оба такие хорошие.
— Если это из-за нас, мы все-все делать будем, что Земфира скажет!
— Мы будем очень послушные! И даже кашу начнем кушать!
Дети в тревожном ожидании смотрели на Баро и Земфиру. Те стояли, растерянно глядя друг на друга. Потом улыбнулись и обнялись. Дети, сгрудившиеся вокруг них, радостно запрыгали. А остальные люди зааплодировали. Ян Альбертович, тот от избытка чувств вообще прослезился (он обожал такие благополучные и трогательные финалы). И от этого люди вокруг умилялись еще больше: надо же, какие хорошие, душевные люди работают в нашей прокуратуре!