Счастье цыганки

Глава 32

Все складывалось совсем не так, как ожидалось. Антон сидел в милицейском «обезьяннике», а за ним никто не приходил. Он все спрашивал себя почему? Может быть, это какие-то игры следователя. Этого, как его? Солодовникова… Он мужик хитрый, тертый. Не то что простой и бесхитростный предыдущий опер, работавший по принципу: «Что имею, то и везу».

И ведь Кармелита там одна. А вдруг ей станет хуже? И никого рядом. Как же все неудачно получилось. Пожалуй, не стоило лезть в эту авантюру и забираться в дом к Форсу. И почему вдруг он решил, что найдет эту чертову кассету?!

Но вот наконец за Антоном пришли. Конвоир отвел к его следователю. Ефрем Сергеевич выглядел плохо — видно было, что очень уж устал, забегался. И все же Антона он встретил улыбкой:

— Здравствуйте, Антон Николаевич!

— Здравствуйте… э…

— Ефрем Сергеевич. Ай-яй-яй, вы уж и имя мое забыли. Да и вообще, насколько я знаю, живете правильной жизнью. Трудом физическим занимаетесь. Сочетаете его с философскими книжками…

— А это-то вы откуда знаете? — изумился Антон.

— Хороший следователь все знает! В общем, последний год у вас такая биография была — ни единого пятнышка. Хоть в независимые профсоюзы на руководящую должность выдвигай, хоть в райсовет… И вдруг такой сбой. Зачем-то полезли в дом своего несостоявшегося тестя. Ну ей-богу, просто глупо. Особенно если учесть, что Леонид Вячеславович, прямо как чувствовал, на днях поставил сигнализацию.

«Ах вот оно что! — мигом все понял Антон. — Форс опять все просчитал. Будто предвидел, что могут посягнуть, то ли на него, то ли на какие-нибудь вещдоки…»

— Ефрем Сергеевич, все не совсем так, как вы говорите…

— Что значит «не совсем так». В дом вы залезли? Залезли. Что ж тут «не так»?

— Да все не так! Ведь Форс, как вы справедливо сказали, практически мой тесть. Хотя так и несостоявшийся. И этот дом для меня тоже не чужой. Я там жил довольно долго. Я там ремонт делал, готовил детскую комнату для моего будущего ребеночка… Зачатого, кстати, именно там же!

Антон почувствовал, как на глаза у него наворачиваются слезы. Елки-палки, как не вовремя, ведь Солодовников наверняка посчитает, что это актерство. Где сегодня найдешь следователя, который слезам поверит?

Парень замолчал, взял себя в руки и продолжил уже почти спокойно:

— Да, в общем, поработал я немало для этого дома. И дверь я открывал, между прочим, не какой-нибудь фомкой… Или как там это называется, а ключом, который у меня с прежних времен сохранился. Единственное, в чем я виноват, так это в том, что не знал о сигнализации.

— Вот! Вот это, дорогой Антон, все меняет. Как ни крути, получается несанкционированное вторжение… К тому же, когда мы пришли, вы ведь, кажется что-то искали?

— Да искал, да там, в шкафах, еще мои вещи остались. Из одежды, из белья… Я, когда уходил, не все забрал, кое-что забыл. А сейчас, сами понимаете, жизнь холостяцкая. Зарплата в котельной не очень большая.

— Хм-м, трогательно. Что ж, давайте проверим вашу версию. Позвоним Леониду Вячеславовичу…

Солодовников внимательно посмотрел на Антона, следя за его реакцией: не испугается ли? Но тот спокойно выдержал этот взгляд.

Следователь быстро набрал номер. Трубку взяли быстро. Послышался узнаваемый голос адвоката.

— Алло. Форс слушает.

— Телефон отключен, — невесело констатировал Баро.

— Ну вот. Странно все это!

— Да чего ж странного?

— Рамир, по-моему, мы поменялись местами. Теперь ты оптимист, а я — пессимист. Ну посуди сам. Миро послал сообщение и тут же отключил телефон… Не понимаю…

— Знаешь, Коля, при достаточно долгом обсуждении любая проблема становится неразрешимой… А еще говорят, если бы человек задумывался и анализировал, как он ходит, то он бы вообще не смог ходить — все время бы падал. Да может быть тысяча причин, по которым Миро не позвонил, а именно отправил эсэмэску. И тут же отключил телефон.

— Например?

— Пожалуйста! Они захотели побыть наедине, чтобы откровенно поговорить друг с другом.

— Я что-то не совсем понимаю.

— Да что тут понимать! Кармелита очень любила Максима. Но он погиб. Она выносила траур по нему. Но Кармелита — живой человек. Живой, страстный. Ей же любить хочется. А тут такой золотой человек, как Миро. И она страшно переживает из-за этого нового чувства. Понимаешь? Максим и сейчас стоит между ними. Они не могут предать его память. Но чем больше они запрещают себе любить друг друга, тем сильнее это чувство…

— Да… — протянул Астахов. — Надо же. А я ничего не замечал. Оказывается, как плохо я знаю Кармелиту…

— Не расстраивайся, Коля. Я ее с младенчества растил, и то каждый день узнаю что-то новое.

— Пожалуй, ты меня успокоил. Если Миро рядом с ней, нам не о чем беспокоиться, он хороший парень. С ним Кармелита в полной безопасности.

Рыч лежал с закрытыми глазами. Степка и Люцита на цыпочках вошли в палату. Но Рыч тут же открыл глаза, усмехнулся.

— Зря вы это… на цыпочках. У меня все наоборот. Когда ко мне тихонько подходят, я тут же просыпаюсь.

Уже не таясь, Люцита подошла к нему, все еще бледному после операции. Поцеловала любимого в лоб, поправила подушку и отчиталась:

— Я привела Степку.

— Вижу. Пожалуйста… оставь нас одних, поговорить надо.

— Хорошо. — Люцита подала Степке знак глазами, мол, не обижай больного, и нехотя ушла.

Степка взял свободный стул, подвинул его поближе к кровати и сел напротив Рыча. Тот посмотрел ему в глаза:

— Хорошо, что ты пришел. Хотя я знаю, как ты меня презираешь. И, несмотря на это, все-таки здесь. Спасибо тебе.

Степка сконфузился:

— И ничего я тебя не презираю. Просто чужой ты в таборе…

— Не надо меня обманывать, Степан. Я хорошо понимаю твои чувства. Ты с детства, с малолетства любил Люциту. И уж, конечно, желал ей лучшей доли, чем жить с таким бандитом, как я.

Степка молча усмехнулся.

— Молчишь?.. Молчи. Можешь не отвечать. Я и так знаю, что ты думаешь обо мне. Если бы ты знал, сколько раз я отговаривал Люциту, сколько убеждал ее не связываться со мной — но все бесполезно. Ты ведь знаешь ее дольше меня. И представляешь, какой она может быть упрямой. Если уж что-то решила, то…

— Да. Но ты бы мог сам отступиться от нее и просто уйти из этого города.

— Степка, Степка, я ведь хотел… Столько раз хотел уйти от нее, чтоб не портить ей жизнь. А вот не смог. Я ведь тоже всем сердцем прикипел к Люците. Иногда даже думаю, что если бы ушел от нее, то для нее, как для всякой женщины, это стало бы еще большим потрясением. «Так он меня бросил!»

— Рыч, ты извини, я не хочу тебе ничего плохого. Но мне трудно тебя слушать.

— Да, да. Я все понимаю.

— Может лучше впрямую скажешь… О чем ты хотел со мной говорить?

— Да, конечно. Я просто думал, что надо как-то войти в разговор, пояснить… Но… В общем, тут такое дело. Врачи не уверены, что я выкарабкаюсь… А если даже и выкарабкаюсь, то впереди суд. А там, кто его знает, что будет… Ты же понимаешь, тюрьма, зона — такое место, раз вляпаешься, потом трудно выбраться.

— Ты хочешь, чтобы я тебе посочувствовал?

— Честно говоря, нет. На это я не особенно рассчитывал. Я думал совсем о другом.

Степка старался быть доброжелательным, но это ему плохо удавалось. Как он ни старался, на лице проступала ироничная улыбка.

— Так вот, Степан. Слушай! — Чувствовалось, что Рычу непросто произнести то, что он задумал сказать. — Короче говоря… если со мной что-то случится… Я прошу тебя… позаботиться о Люците.

— Мог бы и не просить, — недовольно произнес Степан. — Я и без твоей просьбы не оставил бы Люциту в несчастье.

— Нет, ты не совсем правильно понял меня. Я понимаю, что ты ее не бросишь, но я знаю и Люциту. Она настоящая цыганка! Очень преданная. И, что бы ни произошло, она станет хранить мне верность. Но я не хочу этого.

— Да? — спросил изумленный Степка.

— Да, — спокойно ответил Богдан. — Я ведь и вправду крепко люблю ее. И помирать мне трудней будет, если я буду знать, что и ее жизнь после этого пройдет напрасно.

Собеседник Рыча замер в изумлении. Ему трудно было поверить в то, что он слышал. Оказывается, бандит Рыч может быть настолько благородным!.. Вот уж правда, любовь к женщине осветила и преобразила его темную душу.

— Так вот, хорошенько запомни, что я скажу. Если со мной что-то случится, передай эти слова, эту просьбу Люците. Я хочу, чтобы она смогла создать семью с хорошим любящим человеком… С тобой! Не уверен, но, может быть, если она узнает от тебя, что мы говорили об этом, что это была моя воля… Тогда есть надежда, что она послушается…

После таких слов Степка почувствовал себя мелким и ничтожным. Он-то шел сюда, ожидая каких-то мелких хитростей, выяснения отношений. Но насколько же он, Степан, оказался мелок и глуп, перед Рычевой мудростью и щедростью души.

— Богдан, ты это… Не хорони себя раньше времени. С таким человеком, с такой девушкой… Жизнь твоя только начинается. И судьба бережет тебя. Все будет хорошо. А за Люциту не беспокойся. С тобой она действительно счастлива. Знаешь, мне это трудно сказать, но, пожалуй, ты ее даже достоин.

Степка вышел из палаты.

Рыч закрыл глаза. Умирать теперь было не страшно, но жить хотелось смертельно!

— Леонид Вячеславович, это следователь Солодовников.

— Минуточку, я только домой пришел. Здравствуйте, очень рад. Нет-нет, правда, с некоторых пор я действительно рад каждой беседе со следователем. Знаете, дела я сейчас веду редко, так что приятно поговорить с коллегой-юристом, тем более таким профессиональным…

Ефрем Сергеевич зарделся от удовольствия. Вот ведь как. И понимаешь, что это обычная лесть хитрого адвоката, а все равно приятно. Что-то внутри тебя говорит: «Он, конечно, льстит, но ведь нет дыма без огня. Я ведь и вправду настоящий профессионал».

— …Вы мне льстите, господин Форс. Хотя, не скрою, от кого-кого, а от вас приятно услышать такую высокую оценку.

— Ну вот и вы льстите скромному, заблудшему адвокату. Давайте начистоту, какие у вас ко мне вопросы?

— Скажите, а это правда, что Антон Астахов, ну, жених вашей Светы, оставил у вас кое-какие вещи?

— Да, в общем-то. У нас тут много шкафов и антресолей. И мне тут, когда я ищу что-нибудь, периодически попадаются разные его штаны и майки. А что случилось? Он что, во что-то вляпался? Или претендует на какие-то вещи? Так пусть придет и заберет. Я не против.

Антон облегченно вздохнул — все складывалось как нельзя лучше. Форс не стал его топить.

— Да вот, в этом-то как раз и дело, Леонид Вячеславович. Антон не знал, что вы поставили сигнализацию, и зашел за вещами. Ну тут, как вы понимаете, наши ребята приехали и забрали его…

— Все понятно. То-то я смотрю, у меня дома непорядок… Теперь понятно. Не беспокойтесь. Это чистое недоразумение. Он не чужой для меня и для этого дома. И я должен был его предупредить насчет сигнализации.

— То есть никаких претензий к Антону Астахову по поводу проникновения в ваш дом у вас нет.

— Конечно же, нет. Он ни в чем не виноват. Просто недоразумение. Отпустите его, пожалуйста. А я сегодня же подготовлю заявление в охранную службу об этом инциденте. Все?

— Все. Благодарю вас. — Солодовников положил трубку на рычаг и повернулся к Антону. — Ну что ж, господин Астахов, ваши слова подтвердились. Можете идти домой. Только уж в следующий раз будьте аккуратней, когда решите залезть без спросу в какой-нибудь еще нечужой для вас дом.

О, эта вечная проблема детективных злодеев — как вывезти и куда спрятать тела своих несчастных жертв. Раньше Тамара и Игорь со смехом смотрели подобные сцены фильмов, думая, что авторы развлекательного кино преувеличивают. Но вот жизнь сложилась так, что и они столкнулись с подобной задачкой. Хорошо, что в хозяйственной подсобке, еще с тех времен, когда котельной распоряжался Палыч, сохранились просторные холщовые мешки. Пленников упаковали в них. После этого сразу стало как-то легче. Одно дело — живые люди, и совсем другое — два безликих и бесформенных мешка. Миро, занимавшего побольше места, погрузили в багажник. А Кармелиту — на заднее сиденье, дама все же.

Поехали к катакомбам.

В городе все говорили, что в связи с предстоящим взрывом те оцеплены. И многие люди представляли себе яркую картинку: живую цепочку солдатиков, милиции и эмчээсовсцев, плотным кольцом окружающих проклятое и приговоренное место. На самом деле все было совсем не так. Опасный участок всего-навсего огородили ярко-красной лентой, на которой сплошной полосой было написано: «Осторожно! Идут взрывные работы!!!». Именно так, с четырьмя восклицательными знаками, и никак не меньше.

Тамара с Игорем ехали по грунтовой дороге. Добрались до того места, где путь был перегорожен. Тамара вышла из машины, подняла предупреждающую ленту (чтоб, не дай бог, не порвать ее). Игорь проехал под лентой, после чего Тамара снова села в автомобиль и, как вполне добропорядочные и законопослушные граждане, они двинулись дальше. Так добрались до одного из дальних входов в катакомбы. Его по всем документам как бы не существовало. Но чуть ли не полгорода (и в том числе все мальчишки) знали о его наличии. Периодически после жалоб педагогических органов вход заделывали кирпичной стеной. Но потом по чуть-чуть, по кирпичику она разбиралась и вновь любой желающий мог пройти в страшные загадочные (а потому и привлекательные) подземные лабиринты.

Игорь остановил машину. Но Тамара, вместо того чтобы выйти, сидела, не шелохнувшись.