Сильверсмит

Глава 17

Ариэлла

Я позволила мужчинам воспользоваться ванной внизу и подождала, пока Джемма закончит. Когда настала моя очередь наверху, я не спешила.

Последние несколько дней реки и озера были нашим единственным источником воды. Горячая ванна обжигала кожу, вытягивая из меня пот, напряжение и смерть, пропитавшую поры. Возрождая. Это было блаженство.

Когда я закончила, переоделась в обтягивающие черные штаны, которые Джемма одолжила мне несколько дней назад. Они были чуть длинноваты, но я заправила лишнюю ткань в голенища сапог, и так скрыла это. Нашла шалфейно-зеленую блузку с расклешенными рукавами и перекрещивающейся завязкой на талии, с довольно щедрым вырезом. Ткань напоминала бархат с узором темно-зеленых цветов. Еще один подарок от Джеммы — она как-то притащила мне из Фрейберна пару вещей, но надеть их раньше я не успела.

Я распустила волосы — еще влажные, но уже расчесанные, гладкие, освобожденные от косы и небрежного пучка. Они мягко скользнули по плечам и спине.

Зеркало на трюмо показало мне женщину, в которой я с трудом себя узнавала. Грудь оказалась полнее, чем я думала, несмотря на хрупкую фигуру, не слишком подходящую для воина. Обычно скрытая под просторными рубахами и ночными сорочками, я никогда не придавала значения своим изгибам. И уж точно не заботилась о них.

Но этот наряд намекал — то, что было когда-то, возвращается. Ткань брюк подчеркивала легкий изгиб бедер. Грудь выглядела чуть более чувственно. Одна ладонь едва могла обхватить ее полностью, и я…

Я шумно втянула воздух и тут же выдохнула, прогоняя непрошеную мысль.

Если я не научусь держать в узде свое воображение, то долго там, снаружи, не продержусь.

С рукой на дверной ручке я замерла, будто давая себе шанс передумать, но все было прикрыто, ничего лишнего не видно. И если Джемма, которая всегда делает, что хочет, не задумываясь надела бы это, то и я могла. Хотя бы сегодня. В свой день рождения.

Я глубоко вдохнула и открыла дверь.

Гэвин резко выпрямился, оторвавшись от стены, где стоял, — глаза его распахнулись, в них промелькнула паника. Он был весь в черном, короткие рукава обнажали каждую линию закаленного тела, каждую татуировку.

— Нет, — голос сорвался — хриплый, надтреснутый, будто в мольбе.

И, готова поклясться, он сглотнул так, что этот звук будто прорезал тишину.

— Что? — спросила я.

— Нет, Ариэлла, — голос стал твердым и низким, без намека на прежнюю растерянность.

— Нет что?

— Ты не наденешь это.

Я скрестила руки на груди, и он мгновенно вспыхнул взглядом. Щеки залились жаром, когда я поняла, что этим движением только сильнее подчеркнула грудь.

— Прошу прощения?

— Нет, — выдохнул он глухо, болезненно, словно каждое слово резало горло. — Ни за что, блядь.

У меня похолодело внутри. Значит, я выгляжу настолько плохо?

— С чего это ты решаешь, что мне носить? — процедила я, чувствуя, как в глазах предательски жжет.

— Неважно. Переоденься.

— Не переоденусь.

— Переоденешься.

Мне стоило усилий не растаять под его взглядом — удержаться и ответить тем же жаром, упрямством.

— Что, сам снимешь, если я не послушаюсь?

Капля пота скатилась по шее, когда он поднял бровь и медленно оглядел меня сверху донизу. Горло перехватило.

Он, кажется, действительно подумывал об этом.

И я вдруг поняла — может, я выгляжу не плохо. Может… слишком хорошо.

Я шагнула ближе. Его тело мгновенно напряглось, как пружина. Интересно. Похоже, не он один теряет контроль. По крайней мере, сегодня.

Я прищурилась, взглянув снизу вверх.

— Разве не ты час назад извинялся за то, что ведешь себя, как вспыльчивый, чрезмерно опекающий придурок?

Он тяжело выдохнул носом, из его горла раздалось низкое рычание.

— Значит, не всерьез говорил? — я сделала еще шаг.

Он застыл и втянул воздух, будто каждое слово давалось с усилием.

— Я имел в виду каждое слово, до последнего.

— Тогда почему… — я ахнула, когда он осторожно взял мои волосы и перекинул их вперед, прикрывая открытую шею и глубокий вырез, при этом старательно избегая касания кожи. — Эй! — я хлопнула его по руке и ткнула в него пальцем. — Прекрати! Я могу носить все, что захочу!

Я уже начала учиться перечить ему и, если честно, у меня это неплохо получалось, но это не значило, что его властное присутствие перестало действовать на меня.

— И да, я признаю, — пробормотала я, чувствуя, как вспыхивают щеки, — это немного… откровеннее, чем я привыкла. И я знаю, о чем ты сейчас думаешь…

— Да неужели? — сквозь стиснутые зубы он выдохнул, глаза блеснули безумием.

— Я просто хочу почувствовать себя нормальной! — выпалила я. — Как обычный человек. Как обычная девятнадцатилетняя девушка, которая хочет… чувствовать себя красивой.

Его глаза расширились, в них мелькнуло настоящее, почти осязаемое потрясение.

— Поверь, тебе совсем не нужно…

— Сегодня все равно мой день рождения, — перебила я, не давая договорить. — И это — мой выбор.

— Да, — произнес он. Ударение на этом слове было слишком долгим, слишком ядовитым, чтобы звучать здраво. — Верно. Твой выбор, — в каждом звуке слышалось бешенство, как будто он пожалел, что вообще когда-то позволил мне пользоваться этим словом против него. — Но видишь ли… — он щелкнул языком и сделал три медленных шага вперед, так что между нами остался лишь глоток воздуха. Я не отступила. — У меня тоже есть выбор, Элла. Я запомню каждого мужчину, кто хоть задержит на тебе взгляд, а позже, когда ты будешь в безопасности в постели, я выслежу, найду их по одному и очень медленно, очень мучительно вырву им глаза из глазниц.

Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, ужас сжал горло.

— Ты бы не стал…

Он коснулся моего виска губами, и я задрожала.

— Хочешь проверить эту теорию? — прошептал он, и в голосе прозвучала опасная усмешка. — Поверь, для меня это будет куда приятнее, чем ты думаешь.

Колени подкосились, но я заставила себя прищуриться — демонстрация дерзости перед его напряженной челюстью и угрожающим взглядом.

Потому что впервые у меня появилась хоть какая-то власть над этим человеком, который вечно решал, что для меня лучше. Может, это было неправильно — держать его в напряжении, а может, это вообще не моя проблема, что он такой вспыльчивый. В любом случае, я позволила этому ощущению укорениться.

Кажется, я хотела, чтобы он сломался. Даже если ради этого придется чуть-чуть потерять саму себя. Ненадолго. Только сейчас.

Я знала, что правильно, что разумно. Я могла убедить себя, когда оставалась одна: быть послушной, благоразумной, достойной. Но стоило мне попасть под этот взгляд, и весь здравый смысл исчезал.

— Я буду внизу, — наконец выдохнула я.

Он выругался сквозь зубы.

Проходя мимо зеркала в коридоре, я краем глаза заметила, как он провел ладонями по лицу, запустил пальцы в волосы, а потом резко направился вниз за мной.

Таверну наполняло мягкое, теплое свечение от люстр со свечами. Внутри стояли длинные и круглые деревянные столы, сиденья были обиты глубоким бордовым — того же оттенка, что и покрывала в спальне. Почти все столы были заняты: кто-то ел, кто-то играл в карты и монеты, но пили все. Детей не было. Судя по запаху алкоголя, громкому смеху и грязным словечкам, место это детям явно не подходило.

Сердце бешено колотилось от смеси запахов — еды, вина, пота, дыма. Воздух дрожал от гомона, ударов кружек о столы, звона стекла, взрывов смеха, пьяных выкриков, щедрых проклятий и густого хохота. В дальних, затененных уголках кто-то целовался, кто-то ласкался. Я попыталась не смотреть в ту сторону и сосредоточилась на Даймонде за стойкой.

Он, казалось, знал здесь каждого, и каждый знал его. Было почти завораживающе наблюдать, как он работает — уверенно, без малейшего напряжения. Его добрые карие глаза и белозубая улыбка освещали весь зал. Он наливал напитки с ловкостью, будто танцевал, и все же нашел секунду, чтобы бросить на меня взгляд. Я рассмеялась, когда он ловко перекинул бутылку за спину, поймал ее и подмигнул — один из тех маленьких трюков, которыми он забавлял клиентов.

Как и ожидалось, Гэвин оставался рядом. Если бы я не чувствовала себя в его присутствии в такой безопасности — свободной рассматривать зал, слушать, впитывать все вокруг — я бы назвала его невыносимым. Но нет. Каждый раз, когда его рука случайно касалась моей, или его взгляд прожигал кожу, я ощущала себя живой.

Даймонд подал ужин: жареная индейка, картофельное пюре с маслом, спаржа с солью, лимоном и чесноком. А на десерт кусочек яблочного пирога, от которого глаза закатывались сами собой от удовольствия.

Полностью довольная лучшим ужином в день рождения, я повернулась налево, откуда доносился терпкий аромат янтарной жидкости из стакана Гэвина. Виски, судя по сладковатому, зерновому запаху. Гораздо крепче, чем все, что когда-либо пил Филипп.

— Можно я попробую? — я повернулась к нему, опершись подбородком на ладонь.

Он встретил меня своим привычным выражением — нахмуренные брови, мрачная линия рта. Его попытка спрятать под маской гнева и тьмы все, что творилось внутри, на меня больше не действовала. Я сузила глаза в ответ — вызов. И все же я по-прежнему доверяла ему безрассудно, почти бездумно.

— Нет, — коротко бросил он.

— Такой ворчун, — я вздохнула и кивнула на бледный след укуса волка на предплечье. — Неделю назад ты сам предлагал мне выпить.

— Это было другое.

Я закатила глаза и кивнула в сторону Эзры, который уже допивал второе пиво в нескольких сиденьях от нас.

— То есть Эзре можно пить, а мне нельзя?

— Эзра старше.

— На два года, — парировала я, скрестив руки на груди, чем мгновенно привлекла его взгляд к вырезу. Как и раньше, вожделение отразилось на его лице, и, осознав, куда уставился, он резко отвел глаза, стиснув зубы. — Ерунда. Мне девятнадцать.

— Едва, — проворчал он, его низкий голос вибрировал раздражением.

Я огляделась. Впрочем, стоило признать, теперь я понимала, почему он требовал, чтобы я переоделась. Мужчины в таверне не утруждали себя ни вежливостью, ни сдержанностью, и пялились не только на меня: дальше вдоль стойки, где сидели Джемма с Финном, тоже находились любопытные взгляды, скользившие по ее тонкой голубой блузке и обтягивающих штанах.

Но, к огорчению Гэвина, именно я привлекала больше всего внимания. Вокруг постоянно ощущались чужие глаза, изучающие, голодные. За первые пять минут двое мужчин уже подошли ко мне — оба исчезли, стоило им уловить убийственный взгляд Гэвина.

Дело было не в возрасте. Эзра был мужчиной, а я — нет. И в глазах всех остальных я была добычей.

Третий стал последней каплей.

Рыжеволосый, с глазами цвета изумрудов, уверенно опустился на свободный стул справа, нарочито скользнув ладонью по моей руке. Намеренно. Слишком уверенно, чтобы это было случайностью.

— Добрый вечер.

Я натянуто улыбнулась и едва заметно отвела плечи в сторону, надеясь, он поймет намек.

— Что пьешь, красавица?

Намек не был понят.

Он был старше меня, лет двадцати пяти, в теплой коричневой куртке с меховой оторочкой. Рыжие волосы аккуратно подстрижены, ухоженная щетина — все безупречно. Был бы даже симпатичен… если бы я была хоть каплю заинтересована.

— Просто воду.

Он рассмеялся, и взгляд скользнул к моей груди. Я сглотнула, чувствуя, как неприятно жжет в горле. Я правда не думала, что все будет настолько плохо, неужели большинство мужчин такие? Я просто хотела спокойно провести вечер.

— Какая скука, — протянул он. — Может, я закажу тебе что-то… расслабляющее?

Слева от меня пальцы Гэвина сухо, нетерпеливо застучали по деревянной стойке. Я почувствовала этот ритм где-то под ребрами.

— Нет, спасибо, — поспешно произнесла я. — Не нужно..

— Ерунда, — хмыкнул рыжий, помахав рукой Даймонду. — Бокал лучшего вина для леди, пожалуйста, — и положил ладонь мне на руку.

О, нет.

— Тебе вообще нравится иметь руки? — глухой, хриплый голос разрезал шум таверны, как нож. Голос, от которого даже демоны, пожалуй, отступили бы.

Мужчина скользнул взглядом к Гэвину, ухмыльнулся и с вызовом бросил:

— Это кто? Твой надсмотрщик?

— А как насчет ног? — Гэвин повернулся ко мне, и стул застонал под его весом. — Глаз? Ушей? Хуя?

Я тихо ахнула.

Наверное, не стоило спорить с ним насчет наряда.

— Эй, я с тобой не разговаривал, мудак, — фыркнул рыжий.

Из груди Гэвина вырвался низкий, мрачный смешок — звериный, с хищной насмешкой.

Я невольно подалась к нему ближе, словно в его сторону тянуло невидимой нитью.

— Гэвин, — прошептала я, предупреждающе.

— Всего лишь вопрос, — мурлыкнул он в ответ, переплетая длинные, жилистые пальцы перед собой. — Наш друг, кажется, не торопится ответить.

— Отвали, — процедил тот.

— Ну-ну, — протянул Гэвин, уголки его губ приподнялись в опасной, почти кошачьей ухмылке, которая странно контрастировала с его суровой внешностью. — Разве так разговаривают в присутствии леди?

Я закатила глаза. Смешно слышать это от человека, у которого рот грязнее, чем у всех здесь вместе взятых.

Рыжий медленно оглядел меня, словно решая, стоит ли оно того.

— Позволь, я вытащу тебя отсюда, спасу от этого болвана, — он протянул руку.

С другой стороны Гэвин наклонился вперед так близко, что я ощутила жар его тела, запах кожи и кедра, смешанный с огнем.

— Только попробуй коснуться моей девочки, — тихо произнес он, — и ты больше никогда не увидишь этой руки.

И кровь в моих жилах застыла, но совсем по другой причине.

— Похоже, она сама напрашивается, — мужчина приподнял бровь, взгляд его скользнул к моему вырезу.

Желудок скрутило, щеки вспыхнули, и в тот же миг Гэвин резко поднялся, заслоняя меня собой, отодвигая за спину одним отточенным движением. Я уже приготовилась к драке или, скорее, к расправе…

В таверне мгновенно наступила тишина.

Он стоял, неподвижный, словно стальная стена, немой щит между мной и остальными.

Я бросила взгляд на друзей, извиняясь глазами. Все происходящее казалось моей виной, хотя я знала, что это не так. Но если бы только я послушалась и переоделась в то, что он просил, может, этого всего и не было бы…

— Советую тебе прикусить язык, пока я не решил вырезать и его, — прорычал Гэвин, и мужчина медленно отступил, подняв руки, хотя в глазах его еще плескалась злость. Хватило ума промолчать.

Лишь когда тот оказался на другом конце таверны и шум вновь вернулся, Гэвин чуть расслабился и опустил ладонь мне на спину, будто якорь, удерживающий меня в безопасности.

Он встал так, чтобы заслонить меня от остальных.

— Все в порядке?

— Я в порядке, — выдохнула я, наконец расправляя плечи. — Тебе не нужно устраивать драки из-за меня. Особенно из-за пары мерзких слов. Он бы все равно отстал.

Он снова сел на высокий стул у стойки, но ладонь с моей спины не убрал.

— Элла, если ты думаешь, что драка — самое худшее, на что я способен ради тебя, — значит, ты плохо меня знаешь.

— Твоя девочка? — пробормотала я так тихо, что слышал только он.

Он, наконец, убрал руку, и вместе с этим по коже прошла неприятная пустота. Не сказав ни слова, лишь коротко хмыкнув, он подал знак Даймонду налить еще. Я посмотрела на его нахмуренное лицо, на опустевший стакан… посчитала.

Это был уже четвертый. Нет — пятый.

— Все нормально? — спросила я, кивнув на стакан. — У тебя проблемы?

— А как ты думаешь, Элла? — его голос стал низким, ровным, странно спокойным, будто перед бурей. — У меня есть проблемы?

— Ты много пьешь. Прямо как Филипп.

— Хм, — он постучал пальцами по пустому стакану и скривился. — Нет. Не совсем как Филипп.

Он снова жестом позвал Даймонда, и тот рассмеялся, будто это была только их шутка.

— Тогда зачем? — не отставала я.

— Это помогает.

— От чего?

Он тихо, мрачно усмехнулся, и взгляд его, тяжелый, намеренный, пронзил меня до дрожи.

— От того края, — произнес он, — который заставляет хотеть то, чего нельзя иметь.

Жар мгновенно бросился в лицо, на шею, грудь — вся кожа будто воспылала.

Боги милосердные.

— Осторожнее, Ари, — раздался голос Даймонда из-за стойки, он смотрел на нас с усмешкой. — Смит у нас старик, — он налил еще виски, поставил перед Гэвином и подмигнул мне. — Еще немного, и ты сведешь его с ума.

Сомнительно. Учитывая его форму, скорее я свихнусь первой.

Музыка изменилась — звон скрипок и свист флейты наполнили воздух. Люди закричали от восторга, кто-то хлопал, кто-то выскочил на середину, чтобы пуститься в пляс.

Я повернулась на стуле, не в силах скрыть улыбку. Через пару минут уже сама покачивалась в такт, едва касаясь ногами пола. Музыка была заразительна, словно жила своей жизнью.

Мне не мешало, что он смотрит.

Я чувствовала себя красивой под его взглядом. Свободной. И хотела, чтобы он видел это. Видел меня.

Гэвин тихо прочистил горло и заказал еще. Даймонд налил и поставил передо мной другой бокал, с янтарной жидкостью, легким ароматом корицы и камфоры.

Я улыбнулась, повернувшись к стойке, может, даже слишком нетерпеливо.

— Нет! — рявкнул Гэвин, метнувшись к бокалу одновременно со мной.

Но Даймонд оказался быстрее.

— Да брось ты, Смит! — он ловко отдернул бокал из-под его руки. — Не будь таким ворчливым стариком, дай девчонке повеселиться! После твоего маленького выступления к ней точно никто не посмеет подойти.

Я чувствовала, как Гэвин прожигает меня беспокойным, злым взглядом, но все же я поднесла бокал к губам и сделала глоток.

Теплая, сладкая жидкость с привкусом корицы и чего-то мятного коснулась языка. Я зажмурилась, скривилась, но все проглотила, и даже улыбнулась, когда по телу растеклось тепло.

Даймонд хмыкнул, ожидая реакции.

Я кивнула, пододвинула бокал и, как видела у Гэвина, показала на него пальцем, прося добавки.

— Вот это девчонка! — расхохотался Даймонд, хлопнул ладонью по стойке и кивнул на мужчину рядом со мной — клубок нервов и ярости. — Учится у лучших!

Гэвин выругался сквозь зубы, залпом осушил еще один бокал виски и с гулким ударом поставил его на барную стойку. Стекло дрогнуло, люди вокруг вздрогнули. Но музыка была слишком громкой, веселье слишком шумным, и даже кислое выражение лица моего наставника не могло испортить атмосферу.

Я выпила второй бокал, но когда Даймонд подал третий, почувствовала, как запястье оказывается в хватке Гэвина — мягкой, но слишком крепкой, чтобы вырваться.

— Просто… — он сразу же отпустил меня, будто понял, что схватил по инерции, по привычке, а не по праву. Взял с края стойки небольшую корзину с хлебными булочками. — Съешь две сначала и подожди пару минут.

Я приподняла бровь, а он, сквозь сжатые зубы, выдавил:

— Пожалуйста.

К моему раздражению, он оказался прав. Спустя десять минут мое покачивание стало уже не танцем под музыку, а чем-то менее контролируемым.

Я чувствовала себя теплой, легкой, беззаботной, но видела Филиппа пьяным слишком много раз, чтобы не понимать: мне нужно держать голову холодной. Я повернулась к Даймонду, чтобы попросить воды, и обнаружила, что стакан уже стоит передо мной.

Через несколько мгновений ко мне подскочила Джемма. Я невольно напряглась, вспоминая утренний разговор, но она взяла меня за руки и наклонилась к моему уху, с противоположной стороны от Гэвина.

— Прости! — сказала она так, чтобы слышала только я. — За то, что было в лавке. Не должна была называть тебя наивной, не должна была так резка… Просто ты мне дорога, Ари, — она сжала мои руки. — Как друг, не только как королева. Я забочусь о тебе.

Я широко и искренне улыбнулась.

— Тебе не нужно извиняться за то, что ты мой друг.

Джемма обвила меня руками в теплом объятии. Когда она отпустила, ее карамельные глаза сверкали на фоне красивой махагоновой кожи.

— Потанцуй со мной!

Я могла бы станцевать что-то медленное, несложное, но скрипки ускорялись, на каждой репризе ритм взлетал выше, будто по бесконечной лестнице радости.

— Я не умею танцевать под такую музыку.

— Ты уже двадцать минут танцуешь на стуле! — рассмеялась она, стягивая меня вниз. — Просто делай то же самое, только стоя!

Я оглянулась и увидела, как он едва заметно дернул рукой, будто хотел удержать меня, когда я ушла. Его затуманенные, пустые глаза уставились на стул, где я сидела.

Прыгающие ритмы и звенящие мелодии захватили меня. Джемма держала меня за руки, мы прыгали, кружились, смеялись. Это было нереально.

Всего неделю назад я пряталась под тяжелыми шалями, стыдилась своего слабого тела, зарывалась в одеяла на полу, слишком боялась встретить мир без маленькой души, которую успела полюбить.

Но что я навсегда запомню об Олли?

Он любил танцевать.

Если все тяготы этого мира могут привести к таким мгновениям, может быть, быть королевой — быть другом — не так уж плохо.