Сильверсмит

Глава 24

Ариэлла

Во сне он целовал меня в ответ. И не только.

Во сне его шрамированные руки были повсюду — на моем теле, внутри меня. Его рот уносил меня в рай, когда касался меня, и казался адом, когда отдалялся.

Когда я проснулась, то задыхалась и не могла пошевелиться, лежа на спине. Я чуть сдвинулась, и глаза распахнулись от тупой, сладкой боли между бедер.

— Доброе утро.

Я вскрикнула и резко села в постели. Я знала, что он вернулся ночью, в полудреме слышала, как скрипит пол под его шагами и двигается стул. Сейчас же он сидел рядом, закинув ногу на ногу, подбородком опираясь на руку.

Узкие, прищуренные глаза смотрели прямо на меня.

— Давно тут сидишь? — спросила я, чувствуя, как пот выступает на затылке.

В его взгляде мелькнула насмешка. Я сглотнула, язык прилип к небу.

— Ты знала, что разговариваешь во сне, Элла?

— Что… — я глотнула воздух. — Что я сказала?

Его губы изогнулись в почти дьявольской усмешке, но он ничего не ответил.

— Черт, — выдохнула я и сдернула одеяло с ног.

Он поднялся, когда я встала, теплый, густой запах кедра окружил меня. Комната была крошечной, воздуха не хватало. Слишком близко. Слишком тесно.

— Не смущайся, если стонешь во сне, Ариэлла, — его губы скользнули по моему уху, едва касаясь, и я услышала улыбку в его низком, обволакивающем голосе. — В моих снах ты делаешь куда больше, чем стонешь.

Он поцеловал меня в висок и прошел мимо, открывая дверь.

— Одевайся. Позавтракаем и двинемся дальше.

Пламя разлилось по венам, прибивая меня к полу, но разожженная ярость пересилила растерянность, и я бросилась за ним.

— Ты жесток! — выкрикнула я, выскочив в коридор. — Ты играешь со мной, и это подло!

Он остановился. Его кулак сжался… и разжался.

Дразнил. Провоцировал.

И тут я поняла, я тоже могу играть с ним.

— Скажи, наставник, — я скрестила руки на груди, пока кровь закипала, — это то, чего мне ожидать? Когда я… займусь любовью? Мне нужно будет стонать его имя?

Он обернулся. Челюсть напряглась, ноздри дрогнули, и я поняла, что попала в цель.

— С кем, Элла? — в его взгляде плескалась опасность и ревность, густая, как яд. Он подошел вплотную, нависая надо мной, между нами остались считанные сантиметры. Чтобы встретить его взгляд, мне пришлось задрать голову. — Скажи, с кем, черт побери, ты собираешься делить свою постель?!

— Полагаю, если я выйду за Элиаса, от меня и этого будут ожидать… — начала я, но он перебил, шипя, как раненый зверь:

— Насколько я слышал, Элиас Уинтерсон — скользкий ублюдок, который сует свой хер во все, что шевелится.

Меня передернуло. Тошнота поднялась к горлу. Я попыталась не показать страх, но он все увидел.

Я заметила, как по его лицу прошла тень ярости.

— И если он тебя тронет… — начал он.

— Какая тебе разница, если он меня тронет? Он должен стать моим мужем! — возмущение прорвалось сквозь дрожащий голос, но длилось недолго. Его ярость, его собственнический взгляд выжгли во мне даже это.

— Это важно, Элла, — произнес он тихо, низко, опасно. — Важно то, чего хочешь ты.

— Похоже, тебе это не особенно важно! — крикнула я, чувствуя, как горло сжимает от слез. Боль от его вчерашнего отказа снова вспыхнула в груди.

Как я могла знать, чего хочу, если знала только его и то, что он со мной делал?

Я развернулась, готовая уйти, но его сильные, горячие пальцы сомкнулись на моем запястье. Он рванул меня к себе, и я ударилась о его грудь.

— Хочешь знать, — произнес он медленно, сквозь стиснутые зубы, — как это должно быть?

Мое дыхание сбилось на короткие, рваные вдохи. Его запах, его тепло, его взгляд на моих губах, на шее — все мешало думать.

— Д… да, — прошептала я.

Гэвин поймал мой подбородок большим и указательным пальцами, так, как я всегда тайно хотела. Только теперь его рука легла шире — ладонь сомкнулась на моей челюсти и шее.

Мои глаза распахнулись. Восторг, страх, трепет — все смешалось. Я поняла, что полностью в его власти.

Его губы дрогнули, заметив, как я вспыхнула. Мои щеки, горячие, покрасневшие, выдали все. От него невозможно было ничего скрыть.

— Для меня очень важно, — выдохнул он голосом низким и вибрирующим, — чтобы ты запомнила все, что я сейчас скажу.

Я сглотнула, и он напрягся, когда под его пальцами дрогнуло мое горло — такое уязвимое, живое.

— Любой мужчина, достойный того, чтобы прикоснуться к тебе, — прорычал он, и у меня подкосились колени, — должен сделать так, чтобы пальцы на твоих ногах сводило судорогой от удовольствия. Он должен довести тебя до такой жадной, безумной нужды, что ты начнешь гореть изнутри. Ты должна почувствовать экстаз настолько мощный, чтобы забыть, где ты, кто ты и что, к черту, происходит. Ты должна кричать, когда будешь разлетаться на части под руками, чье единственное предназначение — дарить наслаждение и защищать.

Он приподнял мой подбородок. Пульс бился в обнаженном горле. Мое тело умоляло воздух остудить кровь, прежде чем она закипит.

— Тебя должны боготворить — разум, тело, сердце и душу. Ты не примешь ничего меньшего. Поняла?

Мои губы приоткрылись, кровь стремительно стекала вниз, к пульсирующей точке между бедер, где разрасталось дикое, пожирающее желание.

— Я…

— Ты. Поняла? — рявкнул он, его пальцы мягко сжались на моем горле.

Я ахнула и кивнула.

— Умница, — прошипел он.

— А если этого не случится с Элиасом? — выдохнула я.

— Значит, он, блядь, делает что-то не так.

Он резко убрал руку с моего горла — кожа осталась пустой, голой, тоскующей по его прикосновению.

— А ты… ты знаешь, — я с трудом подавила порыв просто отдаться ему, — как делать правильно?

Костяшки его пальцев хрустнули — один, другой раз. Его рука прошла опасно близко к моим бедрам.

— Ариэлла, — произнес он, смакуя каждый слог моего имени. — Сейчас ты пойдешь в нашу комнату и закроешься на засов.

— Я… — мозг с трудом напомнил ногам, что нужно стоять. Все внутри было слабым, послушным, голодным по нему, даже когда я старалась выглядеть упрямой, — не хочу.

— Ты играешь в очень опасную игру, Элла, — его взгляд потемнел, голос стал низким, угрожающим. — Сделай. Это. Сейчас же.

Стиснутые зубы. Глаза, полные голода. Сладострастное, дикое напряжение, будто каждая часть его существа рвалась ко мне. У меня внутри все сжалось и рухнуло, словно я стояла перед диким зверем, готовым прыгнуть.

Я осторожно отступила на шаг и чуть не споткнулась. Еще секунда под этим взглядом, и я бы переступила грань.

Его губы скривились в хищной ухмылке.

— Беги.

Я сглотнула, чувствуя острый и пьянящий укол страха, и подчинилась. Повернулась и побежала, будто между нами остались секунды до моей последней вспышки дыхания под лапой голодного зверя.

Может, это и был конец моей жизни. Или, по крайней мере, ее конец в том виде, как я ее знала.

Дверь хлопнула между нами так быстро, что я не успела увидеть, пошел ли он за мной, но инстинкт — бешеное, древнее предчувствие, подсказывало: да.

Запыхавшись, я с силой опустила засов, как добыча, что успела захлопнуть клетку перед хищником, потому что в этот момент мой хранитель стал моим преследователем.

Гэвин Смит стоял по ту сторону двери — там, где ему и было место, чтобы защитить меня от любого, кто посмеет приблизиться.

Включая самого себя.

Он не прикоснется, но уничтожит любого, кто попробует. Он — мой величайший риск и моя единственная защита. Все это в одном теле. В одной душе.

Я никогда не чувствовала себя такой разорванной. Такой сбитой с толку. Такой возбужденной. И никогда в жизни не хотела ничего сильнее.

Я просидела в ванне целый час, прижав колени к груди. Вчера ночью я уже принимала ванну после того, как он отказал мне в поцелуе, но решила сделать это снова. На этот раз — теплую, уже остывающую. Просто чтобы усмирить раздражение.

И чтобы остудить… остальное.

Кончики моих серебристо-белокурых волос намокли и прилипли к спине и плечам. Я наблюдала, как пальцы скользят по воде от одного края чугунной ванны к другому, и каждые несколько минут пыталась призвать силу Рейнара — заставить воду двигаться без прикосновения. Ничего. Так же, как сила Виридиана исчезла после единственного использования, сегодня утром не осталось и следа Рейнара.

Как я вообще должна была сразиться с Молохаем, если могла вызывать силы только по наитию, но не по воле? Если могла тянуться к Колесу Силы, но не управляла им? И если мне удалось использовать лишь две силы богов, когда должна была владеть двенадцатью?

Я знала ответ, хотя и не хотела в этом признаваться. И могла только благодарить богов — и Симеона — за то, что они дали мне немного времени, прежде чем отправить в Пещеры, чтобы я разобралась. Я лишь попробовала вкус своей силы, но овладеть каждой из них? Взять под контроль? Этому мог научить только древний колдун.

Я заперта в тупике, пока не начну работать с кем-то, кто владеет магией. Владение мистической силой — единственное, чего не умел Гэвин, значит, это должен быть Симеон. А Бриннея всего в одном дне пути.

Я сползла ниже в ванну и вздохнула. Потом снова попыталась дотянуться до синего на своем Колесе. Снова и снова пробовала создавать простые формы из воды — безуспешно. Еще двадцать минут, и вода стала нестерпимо холодной.

Полчаса спустя я вышла из спальни в черных брюках и огромном черном свитере, который он дал мне после того, как напал в Товике. Почему я выбрала надеть его сегодня, я не знала. Чтобы подразнить? Разозлить? Порадовать? Увидеть, как он улыбается?

Наверное, все сразу.

Мои мысли и чувства к Гэвину перестали поддаваться логике. Возможно, я просто хотела вызвать хоть какую-то реакцию, прежде чем он исчезнет.

Он ждал снаружи, заслоняя собой дверной проем и заполняя весь узкий коридор своим пугающим, массивным телом.

— Успокоился? — спросила я, нарочно добавив в голос раздражение. — Или мне лучше бежать?

Он ничего не ответил, просто отступил и жестом показал пройти вперед по тускло освещенному коридору без окон, лишь с несколькими масляными лампами — трудно было понять, ночь сейчас или день, если бы не полоска света из окна спальни, прорывающаяся сквозь открытую дверь позади.

Когда я проходила мимо, его палец скользнул по свободной ткани моего рукава.

— Что? — резко спросила я, отдернув руку. — Хочешь забрать свой свитер обратно?

Он посмотрел на меня сверху вниз, нахмурив брови.

— Нет.

Когда он потянулся, чтобы взять у меня сумку, я увернулась и быстро спустилась по лестнице.

Пусть уж лучше сдастся этому между нами, или я понесу свою чертову сумку сама.

Вчера вечером я была слишком занята его ранами, чтобы рассмотреть дом. Он оказался чистым и скромным — вроде заведения Даймонда, только меньше. Хозяин где-то прятался. Наверное, услышал, как мы вышли — точнее, как он вышел — и предпочел не показываться.

Мы заказали колбаски и яйца на крохотной кухне у входа и молча ели вместе.

Слева, напротив стойки хозяина, я заметила зеркало, которое вчера было целым. Сегодня оно было разбито вдребезги, будто его ударили кулаком. Я перевела взгляд вниз — на кровь, проступившую сквозь повязку на его костяшках. Утром я видела, что рука перевязана, но не вчера ночью. Значит, он сделал это после того, как отверг мой поцелуй, и до того, как я проснулась.

Я переводила взгляд с него на разрушенное зеркало.

— Заплатишь за это?

Его челюсть напряглась, будто он сдерживал ярость, но он не отвел взгляда, пока доставал из кармана небольшой мешочек с монетами и с глухим, нарочито тяжелым звуком бросил его на стойку хозяина. Я позволила его взгляду следовать за мной, пока относила тарелку на кухню, благодарила добродушную пожилую повариху и выходила за дверь.

Весь день он был холоден и отстранен, впрочем, как и я. То, чем мы стали — вспышкой пламени в один миг, ледяной сталью в другой — не навсегда. Я плохо понимала, что такое дружба, у меня почти не было ее, но даже я знала — так не может продолжаться долго.

Когда мы сели на лошадь, я оставила на себе волчью шкуру, словно барьер между его грудью и моей спиной. Мы ехали на юго-восток, сквозь все более густой лес. Молчали. Я сосредоточилась на мире вокруг: белоснежные сосны, голые клены, рябина, цепляющаяся за камни. Местность напоминала запад Вимары — каменистая, коварная, и все же завораживающе прекрасная.

Если до Бриннеи оставался всего день верхом, значит, мы уже близко к океану.

Я никогда не видела океан. Джемма бывала на западных берегах Нириды, у побережья Авендрела, но не так далеко к востоку, как Бриннея. Она рассказывала о южном прибрежном городке Перадине, где летом женщины носили лишь узкие полоски яркой ткани и ходили босиком. Они были готовы — и рады — лечь в постель с любыми приезжими мужчинами, поэтому место пользовалось особой популярностью у холостых воинов из Пещер, когда те были вне службы.

Мне не хватило смелости спросить, как часто туда наведывался Элиас.

— Все в порядке? — его низкий голос, густой от тревоги, обдал меня, как теплая волна. Я вздрогнула, мы не говорили уже несколько часов.

— Да, — соврала я. — А что?

— Ты побледнела на три тона, — его большой палец едва коснулся моей щеки. — Что-то тебя тревожит.

Я фыркнула и нервно усмехнулась.

— Пугающе наблюдательно, — он промолчал, и, не выдержав паузы, я добавила: — Не хочу об этом говорить.

Теплое дыхание недовольного выдоха коснулось моей шеи.

— Для протокола, — начал он спустя некоторое время, — я не хочу быть с тобой… жестоким. Правда в том, что я не прикоснусь к тебе. Но столь же верно и другое: я не способен держаться от тебя подальше. Вся моя жизнь, Элла, рядом с тобой — нескончаемая битва между этими двумя истинами.

Я тяжело выдохнула, позволив себе чуть расслабиться и привалиться к нему спиной. Все еще злилась, но в то же время жадно тянулась к его защите. Ритм копыт по твердой земле убаюкивал, и злость таяла.

Рядом с ним невозможно было долго злиться — он давал ощущение безопасности. Он глушил мое одиночество.

Я перебирала край волчьего меха и вздохнула.

— Расскажи еще что-нибудь о себе.

Его губы едва коснулись макушки моей головы, и сердце дернулось, будто сорвалось в галоп.

— Что бы ты хотела знать?

— Где ты вырос?

— В Бриннее, — я услышала улыбку в его голосе.

— Бриннея — твой дом?

— Когда-то была. Давным-давно. С тех пор я жил во многих местах, но ни одно из них не могу назвать домом.

Тропа резко пошла вниз, к оврагу. Кобыла шла уверенно, но я почувствовала, как скольжу вперед в седле. Держа поводья одной рукой, Гэвин обхватил меня за талию и притянул к себе, не давая соскользнуть. Не думая, я положила ладони в перчатках на его руку, прижимавшую меня.

— Какое место тебе нравится больше всего? — спросила я.

— Я вырос в ремесленном квартале, к югу от старого дворца, но потом построил домик на самых южных окраинах Бриннеи, у берега залива Виндкрест. Меж камней и деревьев, спрятанный от посторонних глаз. Этот домик — мое любимое место.

— Дворец? — переспросила я. — Какой дворец?

Рука Гэвина, лежавшая у меня на животе, чуть сжалась.

— Бриннея — это земли рода Уитлоков. Симеон, Кристабель, ее муж и… — он осекся и прочистил горло. — И их замок стоял прямо на морских скалах, глядя вниз на город, но теперь от него остались лишь руины.

За четыреста лет — не удивительно.

— Мы будем близко к руинам завтра? — слово завтра застряло в горле. Слишком скоро.

— Да. Если хочешь, я покажу тебе.

Я сжала его руку.

— Да, я бы очень хотела…

Лошадь вдруг издала мучительный ржущий крик и споткнулась, теряя равновесие. Я инстинктивно вцепилась в лук седла, чтобы не свалиться.

— Черт, — выругался Гэвин и, прежде чем я успела понять, что происходит, спрыгнул с седла, потянув меня за собой. Мои ноги коснулись земли, но он не отпустил меня, сильно держа в руках.

Черная кобыла рухнула на колени, потом на бок. Я вскрикнула, увидев стрелу, торчащую из ее плеча, и попыталась вырваться, чтобы подбежать к ней, но…

— Инсидионы, — Гэвин перехватил мою руку и кивнул на группу человек десяти, собравшихся в тени деревьев справа. На них были черные боевые доспехи с кроваво-красным знаком — голова быка, выгравированная на груди. Некоторые были в плащах с капюшонами, другие без, и их лица и шеи были покрыты зловещими татуировками: черепа, кости, непонятные символы.

Один из них, я заметила, держал пустой лук и колчан, полный стрел — таких же, как та, что вонзилась в нашу кобылу.

Они были слишком близко. Слишком близко, чтобы мы успели скрыться.

И шли прямо на нас.

Я ахнула, когда Гэвин прижал меня спиной к себе и холодное лезвие его клинка легло к моей шее осторожно, но твердо.

— Что ты…?

— Ты мне доверяешь? — шепнул он мне прямо в ухо.

Слова застряли в горле, поэтому я просто кивнула.

Он сдвинул губы к моей шее, пряча лицо под моими волосами, и я поняла, зачем: чтобы они не видели, что он шепчет. Несмотря на страх, от его дыхания на коже сосредоточиться было почти невозможно.

— Сделай вид, что ты в ужасе, — приказал он негромко. — И когда я скажу слово охота, беги. Что есть сил, на восток, к реке. Начни считать и не останавливайся, пока не дойдешь до трехсот. Потом спрячься. Когда я разберусь с ними, я тебя найду, — его рука стальной хваткой сжала мой живот. — Поняла?

Они приближались быстро, между нами оставалось двадцать шагов, не больше.

— Хорошо, — выдохнула я сквозь сжатые зубы, боясь кивнуть, чтобы не привлечь внимания.

Их предводитель был без маски и капюшона. Высокий, лысый мужчина средних лет с ледяными голубыми глазами и тонкими красными губами. Остальные окружали его, но смотрели на меня. Все.

— Привет, Смит, — прохрипел Инсидион ледяным голосом.

Меня затошнило от того, как «знакомо» он произнес имя Гэвина… как будто они знали друг друга.

— Черно, — отозвался Гэвин голосом холодным, почти дьявольским. Я почувствовала, как его губы скользнули к моему виску в кривой, зловещей усмешке. — Давненько не виделись.