Сильверсмит

Глава 19

Ариэлла

Я проснулась, когда раннее солнце прорезало листву деревьев и, расплескав острый свет, пробилось через окно в комнату.

Несмотря на тяжелую ночь, я спала спокойно.

Благодаря ему и теплому месту на животе, где на одеялах, плотнее их, лежало что-то тяжелое.

Я высвободила руки и нащупала теплые, мозолистые пальцы — левую, в шрамах, руку Гэвина.

Он держал на мне руку всю ночь — защищая, оберегая, не отпуская.

Сердце пустилось в пляс. Я воспользовалась тем, что его внимание было приковано к маленькому флакону с темной жидкостью — не больше моего указательного пальца, — и попыталась успокоить дыхание. Он вертел его между пальцами правой руки, погруженный в мысли, глядя в никуда.

Я нарочно пошевелилась и зевнула, распахивая глаза.

— Ты был здесь всю ночь?

Он очнулся, спрятал флакон в карман своей черной льняной рубашки, выпрямился и кивнул.

— Почти. Не хотел, чтобы ты проснулась в пустой комнате.

Слева от меня пустовала кровать Джеммы.

— С ней все в порядке?

Он едва сдержал улыбку.

— Уверен, она в полном восторге.

— Где она?

— С Финном, — он сложил руки на коленях. — С самого вечера.

— Ах да, — кровь прилила к щекам, и я села на кровати. — Я рада за нее, — и я начала тараторить. — Ты знал, что Финн тосковал по ней годами? — выпалила я, — но не прикасался к ней, пока ей не исполнилось восемнадцать, хотя между ними всего три года разницы.

Я встала с кровати. Пол застонал под тяжестью, когда Гэвин тоже поднялся со стула.

— Потом ее вызвали в Казармы Элиаса, участвовать в Начале, — продолжила я, расплетая волосы.

Мышца на его челюсти дернулась, когда он смотрел, как волосы рассыпаются по плечам, частично обнаженным под ночной рубашкой, сбившейся во сне. Но он не подошел.

— Потом ее отправили ко мне и, думаю, для них это было… как будто им никогда не суждено быть вместе, не суждено признаться в чувствах, что все не вовремя, но я действительно рада за них сейчас, — я неторопливо проводила щеткой по длинным волосам, совершенно не в такт своей болтовне. — Они заслужили счастье. Финн хороший человек.

— Финн человек получше, чем… — он осекся и прочистил горло, — получше, чем большинство.

Меня захлестнуло сострадание. Я знала, что он хотел сказать, но остановил себя. Что он не считал себя хорошим человеком. Я хотела подобрать слова, чтобы утешить его, как он утешил бы меня, но не знала, что сказать, да и не была уверена, что он хотел это услышать.

Я отвлеклась, глянув в окно.

Зеленые и алые украшения к солнцестоянию оживляли сердце маленького города. Жители Товика спешили по мощеным улицам, лавируя между лошадьми, скрипучими повозками и экипажами — от простых до роскошных.

Храм по-прежнему был прекрасен, но теперь над ним висела тень событий вчерашнего дня. Он возвышался над домами и лавками, окна с приоткрытыми ставнями впускали в душные комнаты морозный зимний воздух.

— Мы будем продолжать тренировки сегодня? — у камина стояла моя сумка, и, когда я подошла, увидела, что все мое белье и одежда аккуратно выстираны и сложены.

— Думаю, стоит привлечь твоих друзей, — предложил Гэвин, опершись плечом на дверной косяк и скрестив руки. — Хочу знать, чему Уинтерсон учит своих солдат, прежде чем ты отправишься туда.

Тень тревоги скользнула по его обычно спокойному лицу.

— Тебе нужно подстраховаться на случай, если придется защищаться.

Я нахмурилась.

— Почему мне может понадобиться защищаться от своих же?

Его ноздри чуть дрогнули, но он сохранил холодное спокойствие.

— После прошлой ночи… мне будет спокойнее, если ты сможешь.

Я старалась не придавать этому слишком большого значения, не слышать в его словах недоверия к людям в Пещерах, потому что до сих пор он был прав насчет каждой угрозы, что подстерегала меня.

— Гэвин? — окликнула я его. — Он уже держался за дверную ручку, но обернулся. — Я не хочу, чтобы остальные знали о том, что случилось ночью. Особенно Эзра и Джемма. Не хочу, чтобы волновались.

Они бы начали нянчиться со мной. Он, кажется, понял это без слов, потому что возражать не стал.

— Твои секреты со мной в безопасности, — хитрая улыбка тронула его губы, и сердце пропустило удар. — Мне все равно не особенно приятно с ними разговаривать.

Я фыркнула и проводила его взглядом, потом быстро переоделась: вместо ночной рубашки — черные штаны и свитер в тон. Еще один наряд, который Джемма, без сомнений, незаметно сунула в мою сумку.

Мои серебристые волосы контрастировали с черной тканью, а выцветшие веснушки, что усыпали переносицу, казались особенно заметными на фоне зеленых глаз. Я заплела волосы в длинную косу и, удовлетворенная и проголодавшаяся, последовала за сладким ароматом завтрака вниз по ступеням.

Джеммы, Финна и Эзры нигде не было видно, пока мы ели яйца с сыром, бекон и сладкие коричные лепешки. Их отсутствие рассердило Гэвина — сорвало его планы заставить меня отрабатывать удары на всех наших друзьях, — но я велела ему оставить их в покое. Если их ночи были похожи на ту, что, как мне казалось, провели Джемма и Финн, я тоже захотела бы поспать подольше. А Эзра, несомненно, старался держаться подальше от Гэвина, винить я его за это не могла.

Неохотно Гэвин смягчился.

— Ладно. Можешь тренироваться с Казом.

В ответ Каз подмигнул мне и по-кошачьи игриво улыбнулся. Я закатила глаза и рассмеялась.

Когда я вдруг задумалась, будет ли у меня когда-нибудь ночь, как у Джеммы и Финна, я оттолкнула эту мысль подальше.

Даймонд вышел из кухни к середине завтрака, к счастью ничего не сказав о теле, с которым ему пришлось иметь дело ранним утром. Я слушала, как они с Казом обсуждали растущую угрозу Инсидионов Молохая — те продвигались все дальше на север. Деревни, когда-то служившие убежищем, уничтожались, а войска Элиаса, несмотря на подготовку, еле поспевали.

Что-то тянуло Молохая дальше на север, чем он заходил раньше. Очевидный ответ — я, но они уверяли, что Молохай все еще не знает о моем существовании.

— Но если они так близко, не стоит ли нам идти в Пещеры? — меня подташнивало, и кровь отлила от лица. — Я не знаю, готова ли я или хочу… — я замолчала и втянула воздух. Мое желание не имеет значения, когда люди в опасности. — Но если им нужна я, если нужны мы, почему мы медлим? Разве не лучше настаивать на том, чтобы Симеон встретил нас там вместо Бриннеи?

Каз заговорил первым.

— Симеон отдал приказ Смиту доставить тебя в Бриннею. Он хочет встретиться с дочерью, поговорить с тобой, узнать о твоих силах, прежде чем вы отправитесь в те пещеры. Бриннея безопасна, — Каз повернулся к Гэвину, — но…

— Нет никаких «но», — холодно произнес он, уставившись на пустую тарелку перед собой. Рядом с ней его огромные, покрытые шрамами пальцы нервно стучали по толстой дубовой поверхности. — У нас есть время. Мы поедем в Бриннею.

Часть меня тревожилась, но большая часть испытывала облегчение, и я не возразила, даже когда Даймонд поморщился от твердости двоюродного брата.

Сознавая собственную бесполезность без тренировки и практики, я первая встала из-за стола, вышла наружу и пустилась в бег под темный навес безлистных деревьев на северной стороне трактира, прочь от города. Постоянная ходьба и бег в пути, вместе с таким необходимым вчерашним отдыхом в честь дня рождения, сделали меня куда более выносливой, чем я ожидала, но все же, когда я закончила разминку вместе с Гэвином и Казом, я нахмурилась. Они оба дышали легко. Казалось, они и вовсе не устали.

Нужно больше. Мне нужно бегать больше, тренироваться больше. Насколько бы я ни стала сильнее, этого все равно было недостаточно.

Каз и я боролись как минимум час, пока Гэвин наблюдал за нами у клена, скрестив мускулистые руки на широкой груди.

— Убил, — Каз удерживал руку у моего горла вместо клинка, которым, будь он на месте, мог бы отнять мою жизнь.

Я простонала. Сколько раз он меня «убивал» — счет перешел за двузначное число. Каз высокий, проворный, сильный и натренированный. Нельзя сказать, что он сильнее по сравнению с Гэвином, но это было слишком жестокое сравнение для любого.

Я рванула, Каз уклонился. Мы повторяли этот танец еще полчаса, пока нас не прервал командный оклик моего имени.

— Что? — рявкнула я.

Гэвин загнул палец и мирно поманил меня к себе. Листья хрустели под моими сапогами, когда я подошла с руками, упертыми в бедра.

Он усмехнулся мне сверху вниз.

— Соберись.

Побежденная, я пожала плечами.

— Я не могу его победить.

Гэвин нахмурился.

— Неправильное отношение, Элла. Ты делаешь все, как я учил, но отстаешь от него всего на секунду.

— Потому что я недостаточно быстрая и сильная.

Еще одно хмурое движение, но отрицать он не стал. Я была права, и он это знал.

Он молча изучал мое лицо. К этому моменту он делал это так часто, что я уже меньше смущалась его пристального взгляда и больше скучала в ожидании вывода, который он выносил в своей загадочной голове. Может, однажды он расскажет, что у него на уме, но…

— Ударь его в горло.

— Что? — я опустила сложенные руки вдоль тела. — Нет.

— Да, — твердо ответил он. — Заходи с наскока. Посмотри, сможет ли он это парировать.

Это был жесткий прием, явно не тот, что применяют к другу на тренировке. Мы обычно отрабатывали только движения — без реальных ударов.

— Это нечестный бой.

— Я не учу тебя драться честно. Я учу тебя выживать.

Я покачала головой.

— Я не хочу его ранить.

— Не ранишь, — Гэвин приподнял бровь. — Если твой жених хоть чему-то его научил.

Я закатила глаза и вернулась к Казу. Его ореховые глаза насмешливо блеснули, и он откинул со лба прядь черных волос.

— Ну что, поделился с тобой ворчливой мудростью?

Я старалась быть расплывчатой:

— Он хочет, чтобы я была… жестче.

Каз рассмеялся, поманив меня рукой.

— Тогда не стесняйся, Ваше Величество, покажи, на что способна.

Что ж, разрешение получено.

Я снова пошла в атаку. Каз увернулся, и я, опустив руки, изобразила поражение. Он фыркнул, покачал головой… и на миг отвлекся.

Этого было достаточно.

Моя рука метнулась, как змея, и костяшки пальцев врезались в центр его шеи — резко и точно.

— Что за… черт! — выдохнул Каз, захрипев.

Я прижала ладони к губам, в шоке, с мгновенным сожалением.

Сбоку раздался громкий, раскатистый смех — Гэвин откинул голову, смеясь в полный голос.

— Этот ублюдок тебе это посоветовал? — прохрипел Каз, указывая на него.

— Да, — ответил за меня Гэвин, все еще смеясь. — Но она… — он покачал головой, в глазах сверкнула гордость. — Исполнила просто идеально.

— Паршивый прием. Исподтишка, — Каз потер шею, где уже выступило красное пятно, потом ухмыльнулся, сглотнув остаток удивления. — Хотя, пожалуй, получить удар в горло собственной королевой — тоже честь.

Я прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать довольную улыбку.

— На сегодня хватит, Каз. Спасибо, — Гэвин подошел к нам и кивнул в сторону трактира. — Приложи лед, если не хочешь синяк.

Каз хмыкнул, пожал плечами и согласился. В этом вся суть семейства Синклеров — их невозможно выбить из равновесия. Финну действительно нужна была Джемма — кто-то, кто уравновесит его спокойствие огнем.

Но этим утром я была особенно благодарна Казу. Его легкость, уверенность в себе и умение не реагировать на едкие колкости Гэвина спасали общую атмосферу. Насвистывая, он направился обратно к таверне, потирая шею. Этот человек явно был слишком уверен в себе, чтобы смущаться, когда им командует кто-то вроде Гэвина. Или, может, Каз просто был умен.

— Ты справилась на отлично, — сказал Гэвин, стоя передо мной, скрестив руки, и смотря тем самым взглядом, от которого у меня замирало сердце. В нем горел тихий огонь гордости.

Он следил за каждым моим движением, даже когда я поднесла флягу к губам и залпом осушила ее, почти не чувствуя вкуса. Я толком не пила со времени завтрака.

На лице Гэвина мелькнула тень — что-то мрачное.

— Ты учишься.

Но ведь я справилась только потому, что он сказал, что делать. Без его подсказки я не смогла бы.

— Может, я и выживу, если рядом будет кто-то, кто отдает приказы, — сказала я устало. — Но если останусь одна, тогда…

И тут его движения стали резкими, почти звериными — прежде чем я успела осознать, он схватил меня за запястья и повалил на землю. В одно мгновение Гэвин всем весом навалился на меня, лишив возможности шевельнуться.

— Что ты творишь?! — хрипнула я, дернувшись. — Г-Гэвин!

Он не отпускал. Сила его рук была невыносимой. Паника поднималась волной.

— Что бы ты сделала, если бы я не пришел тогда? — прошипел он.

— Я… не знаю!

— Тогда пора разобраться, — бросил он.

Я вскрикнула, пытаясь вырваться, и в отчаянии ударила его так сильно, как только могла. Гэвин лишь оскалился — не злорадно, а с вызовом:

— Этого мало, милая.

— Ты… ублюдок! — выкрикнула я, со всей силы ударив его по лицу.

Он не ответил, не усилил хватку, но и не ослабил ее. Его контроль оставался абсолютным.

Я закричала, задыхаясь, и рванулась вперед, ударив его лбом в лицо. Он отпрянул, и этого короткого мгновения хватило, чтобы вспомнить о его ране в плече, той самой, что я нанесла всего несколько дней назад. Крови не было, следов не осталось, но я видела ее в памяти слишком отчетливо. И вместе с воспоминанием вернулся ужас: как сильно я тогда его ранила.

Я так боялась причинить ему боль, а он сам снова втянул меня в этот кошмар.

И я возненавидела его за это.

С отчаянным криком я схватила его за плечо, там, где была старая рана, и вдавила пальцы. Он зашипел от боли, и в тот же миг я ударила его коленом, вложив в удар всю силу.

Он выругался и, наконец, отпустил меня.

Я вскочила на ноги, тяжело дыша, готовая отбиваться, если он посмеет сделать хоть шаг ближе.

Из рассеченной губы у него стекала тонкая полоска крови — след от моего удара. Он провел языком по губе, и уголок рта дернулся в усмешке. Этот жест — слишком спокойный, слишком уверенный — только сильнее вывел меня из себя.

— Вот она, моя девочка, — произнес он низко, поднимаясь. Стер кровь тыльной стороной ладони, глядя прямо на меня взглядом, от которого хотелось и отступить, и приблизиться одновременно.

— Я думала, ты… — я осеклась, не в силах договорить.

Он приподнял левую бровь, молча подталкивая меня сказать это вслух.

Я зло выдохнула, злясь и на себя, и на него, потому что знала — он бы никогда не перешел ту грань.

— Мне нужно было, чтобы ты поверила, — сказал он спокойно, отряхивая сухие листья с рукавов черного свитера. — Тот ублюдок мог быть первым, кто посмел поднять на тебя руку, но не факт, что будет последним.

— Ты мудак! — выдохнула я, чувствуя, как в глазах жжет от злости.

— И буду им, сколько понадобится, — рявкнул он, — если это заставит тебя драться за себя!

Я дрожала от гнева.

— Это было слишком! Ты перешел черту!

— Согласен, — холодно ответил он ледяным голосом.

Из горла вырвался низкий, почти звериный звук — рык, похожий на его, только слабее. Я шагнула к нему, толкнув в грудь.

— Тогда почему ты…

— Потому что! — резко бросил он и схватил меня за запястья, но теперь в его хватке не было жестокости — только сила и что-то похожее на отчаянную заботу. Его голос стал тише. — Потому что нет черты, которую я не переступлю ради тебя.

Я выдохнула. Сделала шаг назад, нащупывая расстояние между нами, и закуталась в разодранный свитер, пытаясь прикрыть обнаженную кожу. Скрестила руки на груди, удерживая ткань, и избегала его взгляда.

Краем глаза заметила, как он снял свой черный свитер и подошел ко мне.

— Подними руки.

До сих пор злясь на нас обоих, я подчинилась, глядя в землю. Теплый, терпкий запах кожи, дуба и дыма окутал меня, когда он натянул свитер мне через голову. Ткань мягко упала почти до колен, скрывая все, что он случайно — или намеренно, — разорвал в этом безумном «упражнении».

Я возненавидела себя за то, что не хотела снимать его, и за то, что, когда подняла глаза и увидела его обнаженную грудь, — воздух застрял у меня в легких.

Губы разомкнулись, рот приоткрылся, и я застыла, ошеломленная его удивительной формой. На его груди заиграли мышцы, соединяя два гористых, словно из плоти и стали, плеча. В тот день, когда он вернулся промокший до нитки после охоты, мне уже попадались намеки на ошеломляющие подробности его телосложения. Но теперь он стоял обнаженный, и… Боже мой.

Дыхание сбилось. Его татуировки, счет которым… должно быть, сотни, обвивавшие предплечье, локоть и бицепс, пересекавшие грубую грудь в ряды и повторявшиеся на другой руке. И шрамы. Так много шрамов… одни побледневшие и белые от времени, другие темные, третьи — свежие и розовые. Столько историй, пыток и крови…

Я вздрогнула, увидев, как из едва зажившей ножевой раны на левом плече проступает свежая кровь. Той самой, которую я нанесла несколько дней назад и только что снова открыла.

— Мне жаль…

— Даже не смей извиняться, — его голос звучал сдержанно, челюсти стиснуты. — Ты будешь драться, будешь выживать, и никогда не будешь извиняться.

Он отошел в сторону и жестом велел идти обратно в трактир.

Я подчинилась, но в течение всего оставшегося дня отказывалась смотреть на него или разговаривать с ним. Я понимала, почему он так поступил, и хотя никогда не скажу ему это вслух, я была рада, что он сделал это.

Этого взрыва энергии, вызванного выброса, что я испытала, ринувшись с толчком, чтобы навредить нападавшему, мне и не хватало прошлой ночью. И мы оба знали: мне нужно найти то, что заставит меня драться. Убивать. Если чистый инстинкт самосохранения не дает нужной мотивации, потребуется другой вид топлива. Нужно было найти его сейчас, прежде чем за мной придет кто-то похуже.

И я его нашла в несправедливости по отношению к другим, даже если ко мне самой. Я ненавидела себя за то, что нечаянно его поранила, когда он нападал на меня, провоцировал, пугал… сознательно.

Это ощущалось совсем нечестно.

Он понял это и помог найти ту каплю топлива в безопасном для меня месте — безопасном для меня, но не для его паха, не для заживающей раны и не для рассеченной губы.