В пятницу Королёв впервые за два месяца сподобился явиться на лекцию к Стрекалову. Мы с ним учимся в разных группах, но на одном потоке. Так что лекции у нас совместные. Правда, Королёв на них не частый гость.
Обычно Геннадий Викторович таких злостных прогульщиков дальше порога не пускал. А тут этот нахал ещё и с опозданием явился. Пусть всего на пару минут опоздал, но для Стрекалова и это преступлению подобно.
Все в аудитории замерли, ожидая шоу.
Я оглянулась, нашла Надю. Они с Иркой сидели вдвоём почти в самом конце аудитории. У Нади глаза сразу стали как блюдца и лицо страдальческое. Ирка приобняла её за плечи, пульнув в Королёва смертоносный взгляд. Жаль только он не видел.
Я лично думала, что Стрекалов его попросту выгонит. Нет, сначала скажет какую-нибудь оскорбительную едкость в своём духе, а потом выгонит. Просто наш философ-мизантроп особенно не мог терпеть мажоров и выпендрёжников. Хотя… кто их, мажоров, любит, кроме самих мажоров?
А у Королёва, помимо биографии, имелся ещё увесистый грешок — он испортил Стрекалову выступление. И вот теперь заявился как ни в чём не бывало.
— Здрасьте, — криво улыбнулся Королёв и уставился на Стрекалова выжидающе. Типа, ну что скажешь?
Честно говоря, не люблю Стрекалова, но сейчас я целиком и полностью на его стороне. Какого чёрта Королёв вечно так себя ведёт и всех провоцирует? Никак не пойму, нравится ему, что ли, вот так нарываться, дразнить, ходить по краю? Как будто ему не надо будет сессию, даже две, сдавать Стрекалову. То ли он совсем безбашенный, то ли… не знаю.
Геннадий Викторович повернулся к нему, прищурившись, сложил руки на груди и язвительно произнёс:
— Какие люди к нам пожаловали! Я настолько счастлив вас лицезреть, господин Королёв, что… у меня просто в зобу дыханье спёрло. Жаль, нас не уведомили о вашем появлении заранее, мы бы подготовились. Шарики надули, цветы купили, оркестр бы позвали. Уж простите великодушно, что всё так скромненько.
— Да ладно, — широко улыбнувшись, ответил Королёв. — В газетах же писали, что я сегодня приду.
— Миа кульпа, — развёл руками Стрекалов, — не читаю прессу. Но… мы можем утопить вас в овациях.
Он повернулся к аудитории и махнул рукой, точно дирижёр. Я прямо не ожидала такого артистизма от нашего философа.
Народ слегка недоумевал — Стрекалов, конечно, странный, но подобной интермедии ещё ни разу не устраивал. Впрочем, некоторые начали робко хлопать.
— Как-то жиденько, — кисло произнёс он. — Ну-ка бодрее, радостнее, громче! Ведь нас почтил присутствием сам господин Королёв.
Ну тут уж почти все зааплодировали. Ибо кто его знает, этого Стрекалова? Сегодня не похлопаешь, а завтра он тебя вот так же обсмеёт. А ведь далеко не все такие, как Королёв, которому его сарказм как слону комариный укус.
Он только улыбнулся ещё шире, а потом и вовсе откинул голову назад и рассмеялся.
— Извольте, господин Королёв, присесть вот сюда, — Стрекалов указал на пустующее место рядом со мной.
Я сидела одна перед самым носом Стрекалова. Одна — потому что раньше мы всегда сидели с Иркой. И потому что никто больше не желал сидеть в такой опасной близости от лютого философа.
Королёв плюхнулся рядом, скользнул по мне рассеянным взглядом, но всё же поздоровался:
— Привет.
Я не ответила, но, по-моему, он и не заметил этого.
Он выложил телефон (разумеется, распоследний айфон с огромным экраном) на парту, перед собой, а сам подпёр щёку кулаком и, между прочим, всю пару слушал Стрекалова. Правда, не знаю, насколько внимательно. Может, вообще делал вид.
Экран его телефона раз за разом беззвучно вспыхивал: то ему звонили, то писали в мессенджере, то слали сообщения. Я почему-то реагировала на это мельтешение, а он — нет.
Уже в самом конце, когда Стрекалов, шумно вздохнув, произнёс своё коронное: «Ну, на этом, пожалуй, всё. Идите вон», Королёв неожиданно подался ко мне и… понюхал. Я посмотрела на него недоумённо.
— Парфюм какой-то знакомый, — Он умудрился одну бровь нахмурить, а вторую вопросительно изогнуть. Сразу видно — гримаса на публику, как всегда красуется. И брови у него чёрные, идеальной формы, как нарисованные.
— Ничего такой, — резюмировал, — но тебе вообще не идёт.
Высказал, взял со стола свой телефон и пошёл на выход.
— Твоего мнения никто не спрашивал, — буркнула я ему вслед.
Ну разумеется, он не услышал. Он бы не услышал, даже если бы я заорала это в рупор. Мы тут все для него статисты, он смотрит на нас, как на мебель, не замечает, не воспринимает, даже когда изредка по необходимости что-то нам говорит. У него своя орбита, куда нам, простым смертным, не попасть.