Тот, кого я ненавижу

25. Кирилл

Кирилл

В кои-то веки мы ужинали всей семьёй — мать, отец и я. Такое за последние четыре года случалось настолько редко, что по пальцам можно перечесть. А уж тем более в пятницу вечером.

Меня так и подмывало съязвить по этому поводу, но решил не нагнетать. Обстановка за столом и без того не отличалась непринуждённостью.

Мы молча, как на поминках, поглощали мясо с овощами, приготовленное Асей.

Ася — приходящая помощница по дому, так её мать называла. Сколько себя помню, столько помню и её — она готовила, мыла, убирала, а раньше сидела со мной и Даней, когда мы были совсем мелкими.

Ася старше родителей и, по-моему, никого у неё нет. Во всяком случае, мужем и собственными детьми она точно не обзавелась. И, по ходу, её постоянное присутствие — единственное, что в нашей жизни неизменно и что создаёт иллюзию семьи после смерти Дани.

— У тебя назавтра есть планы? — нарушил скорбное молчание отец.

Он ни на кого не смотрел, но мать поняла, что спрашивает у неё. Мои планы его давно не интересуют.

— Да, как раз хотела сказать… Алла меня уговорила поехать с ней на выходные в Аршан. На горячие источники… А ты что делать будешь?

— А я тоже уеду, — не поднимая глаз от тарелки, произнёс отец. — По работе там кое-какие дела возникли срочные. Надо встретиться с Гавердовским… с мэром Нижнеудинска… по поводу строительства новой дороги.

— В выходные поедешь в Нижнеудинск? — изобразила мать дежурное удивление.

— Слуги народа трудятся, отдыха не зная, — хмыкнул я, не удержавшись.

Отец ничего не сказал, только одарил меня долгим взглядом, в котором явственно читалось «закрой рот, говнюк».

— Ты-то сам чем займёшься? — полюбопытствовала мать.

— Я у Кристинки буду, наверное.

Мать удовлетворённо кивнула. На этом разговор иссяк. Мы и без того превысили обычную суточную норму общения.

Отец поднялся из-за стола первым, ушёл к себе в кабинет.

— Может, как-нибудь пригласишь Кристину к нам в гости? Давно её не видела.

Матери нравилась Кристинка.

«Такая хорошая девочка из такой хорошей семьи», — вздыхала она.

Угу, видела бы она, как мы с моей хорошей девочкой в клубе отжигаем. Кристинка вообще может быть редкой оторвой и заразой, но с предками она — сама благопристойность.

Последнее время мать меня и вовсе стала одолевать разговорами, что была бы очень не против, если б мы с Кристинкой расписались. Я эти её заходы пропускаю мимо ушей, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего. Потому что бесит.

Бесит, когда лезут не в своё дело. Бесит, когда навязывают чужое мнение. Тем более — подобный бред. Бесит, когда пытаются решить за меня мою судьбу. Меня даже Кристинка из-за этого стала раздражать. Хотя, может, и не из-за этого. Она и сама по себе может в два счёта до бешенства довести.

— Отец, кстати, тоже её одобрил, — сообщила мать как-то на днях.

Ну ещё бы он не одобрил. Кристинкин папаша держит местный телеканал и позиционирует себя неподкупным правдорубом. Я телевидением не интересуюсь, но наслышан, что там у него регулярно треплют кого-нибудь из местных чиновников. Правда, Кристинка утверждает, что папаша её просто ловит хайп. Мне, если честно, плевать на всю эту возню.

С Мазуренко мы встречаемся с первого курса.

Изначально я с ней замутил просто на спор. Спасибо другану моему, Димасу Мещерякову. Он имел глупость заявить, что такая крутая тёлочка меня прокатит сразу, без вариантов. Ну, не именно меня, а вообще любого.

Спор тот Димас, понятно, продул. Ну а я с Мазуренко закрутил уже всерьёз.

Кристинка реально на курсе была самая красивая, да и до сих пор такой считается. На неё девять из десяти слюни пускают. Хорошо если издалека…

Однако на её прелести регулярно кто-то посягает. Не из наших, наши-то все в курсе, что она — моя, а значит — неприкосновенна. Но если, например, гуляем в клубе, то мне в итоге почти всегда приходится биться за эту её неприкосновенность.

С одной стороны, это драйв, конечно, адреналин и все дела. И, что уж, иногда даже в кайф выплеснуть ярость. Но порой надоедает… А подчас и вовсе в такие моменты накатывает не ярость, а тупое раздражение, причём на саму Кристинку. Ну какого хрена она так жмётся в танце к левому мужику или улыбается призывно, а потом с видом поруганной чести дёргает меня: «Кир, вон тот урод меня облапал!» или «Кир, разбей тому козлу рожу! Он только что сказал мне, что хочет меня трахнуть».

Ну, я бью, само собой. А потом мы с ней ругаемся. Адски.

Ругаться с ней — тоже ещё тот адреналин. У неё ведь преимущество — она может кидаться на меня, раздирать мою кожу когтями, швырять всем, что попадётся под руку. Я могу только уворачиваться. Ну, если Крис слишком уж разгонится, то приходится делать захват и удерживать её силой, пока она не утихнет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

За четыре года мы сто раз расходились навсегда. И, в основном, вот так бурно. Правда, потом сходились.

В первый раз — когда она узнала про тот спор с Димасом. Ну а последний — где-то месяц назад. Тогда, кстати, как раз опять к ней незнакомый мужик пристал в клубе с непристойным предложением.

Этот мужик биться не хотел. Посмотрел на меня, как на идиота, и сказал:

— Ты лучше бабе своей мозги вправь. Тогда и вот таких непоняток не будет.

Он там ещё кое-какими словами Кристинку назвал, за что всё-таки я ему втащил, ну и он мне… А позже, уже у неё дома, мы разругались как черти.

— У тебя спорт такой, не пойму? — орал я. — Извращённое хобби? Ты же сама вечно всех провоцируешь. Сначала ты ведёшь себя как шлюха, а потом удивляешься…

Кристинка угрожающе зашипела:

— Ш-ш-шлюха? Сволочь! Урод! Скотина! Ненавижу!

Дикой кошкой она кинулась вперёд, впилась ногтями мне в шею, в плечи — еле отодрал. Швырнул её, извивающуюся, на диван и пошёл на выход. Мимо уха просвистела пустая бутылка из-под Абрау-Дюрсо, ударилась о стену.

— Не смей, слышишь, не смей даже приближаться ко мне! — крикнула она мне в спину. — Я тебя больше не знаю!

Тогда я всерьёз думал, что это точно предел, финиш, конец. Достало всё до тошноты.

Когда-то, поначалу, всё это — Кристинкины закидоны, стервозность её, взрывной нрав — заводило меня с пол-оборота. А теперь надоело. То, что раньше вызывало ярость, возбуждение, прилив энергии, сейчас отзывалось лишь глухим раздражением, как ноющая зубная боль.

После этой ссоры Кристинка сама ко мне приехала. Среди ночи явилась — захочешь и не выставишь.

В тот вечер мы как раз праздновали в универе Хэллоуин. И она там была, обнималась с Тимуром Ширяевым, тоже с нашего курса. Кажется, даже с ним уединилась. Но точно не знаю, не следил уже потом.

Я в тот вечер вдул алкоголя за семерых и чем эта вакханалия закончилась — хоть убей не помню. Я не помню даже, каким чудом умудрился без приключений добраться из универа до дома, не помню, как лёг спать. Просто приехал и отрубился.

А Кристинку позже впустила мать. Проводила ко мне в комнату и деликатно удалилась.

Кристинка, конечно же, решила, что я пил как не в себя из-за неё, ну, типа, топил горе.

— Кир, прости, — ворковала она, льнула ко мне горячим телом, языком вычерчивала на коже влажные узоры, пальцами ласкала пах.

Я в первый момент спросонья не мог ничего сообразить. Умом не мог, а организм сразу же отреагировал, само собой.

— Ты откуда здесь? — спрашивал я, упираясь отвердевшей плотью ей в ладонь.

— Приехала… к тебе… — жарко шептала она.

Кристинка умела мириться, факт. Эти её ласки руками, ртом… ну кто тут устоит?

