Тот, кого я ненавижу

38. Элина

После ухода этой компании я еле дотянула смену. Как бы я ни крепилась, ни убеждала себя, что их оскорбления меня не касаются, а всё равно это короткое столкновение выбило почву из-под ног. Не могу сказать, что больше меня угнетало: прямая и грубая угроза Королёва или пошлые насмешки его друзей.

Я с трудом включалась в работу, никак не могла сосредоточиться. И ещё неудобно было перед остальными посетителями ресторана, коих пусть и немного, но все они прекрасно видели, как Королёв стиснул мне руку, как говорил со мной, будто я воровка.

Я ловила чужие ускользающие взгляды, полные любопытства и стыдливо краснела.

Затем волна гостей сменилась, свидетели моего позора ушли, пришли новые лица, но у меня всё никак не получалось успокоиться. Один раз я даже заказ перепутала, чего со мной никогда не случалось даже в самом начале работы.

И домой я приехала морально истощённой. Поревела и уснула. Если бы в тот вечер мне позвонил Игорь, я бы, наверное, в растрёпанных чувствах нажаловалась ему на сына. Так давило меня всё происходящее.

Однако хорошо, что Игорь не позвонил. Потому что, успокоившись, я бы почувствовала себя ещё гаже. Ябедой, доносчицей, фу.

Но всё же Королёв мерзкий тип. Терпеть его не могу.

Я его и раньше-то недолюбливала. То, что многих, ту же Надю, в нём привлекало, меня, наоборот, отталкивало.

Он вечно красовался и выпендривался, сколько его знаю. Не считался ни с чьим авторитетом. Помню, на первом курсе у нас были лекции по медицине. Так он ввязался в спор с преподавателем. Тот его выгнал и пообещал, что зачёта ему не видать. Но ничего — поставил, как миленький, ещё и автоматом, хотя после той лекции Королёв на медицине ни разу даже не появился.

Понятно, что или заплатили, или договорились, и он обнаглел ещё больше. Только для меня вот так сдавать сессию — через родительские деньги или связи — это ну как-то стыдно. Всё равно что расписываешься в собственной никчёмности. А вот он — нет, не стыдился. Он вообще ничего не стыдится. Он считает себя звездой, которой всё можно, всё позволено. И самое печальное, что многие признают за ним это право и соглашаются.

А на деле, он — никчёмный, самовлюблённый мажор, который так себя ведёт только благодаря высокому положению своего отца. Ну… никчёмный — это я со злости, конечно. До сих пор не могу забыть, как меня потряс его Вивальди. Но, в целом, сути это не меняет.

И случай с Надей тоже очков его образу не прибавил. Как это так — переспать и не запомнить? Совсем всё равно, что ли, с кем?

На следующий день на учёбу я ехала с тяжёлым сердцем. Я ещё и от потока грязи в «Подслушано…» не успела опомниться и вчера по универу ходила, пряча лицо. А после вчерашней сцены в «Фараоне» и вовсе хотелось… не знаю, просто исчезнуть, чтобы ни с кем, кто со мной знаком, не встречаться. Даже возникла крамольная мысль не пойти, но совесть не позволила. Да и по диплому надо было к Стрекалову заскочить.

А на подходе к универу мне аж тошно сделалось. Будто шла на децимацию, и судьба моя зависела целиком от милости фортуны. Встречу или не встречу Королёва? Хоть бы нет!

Будем честны, я боялась его до холодного липкого пота. Ну, не конкретно его. Он, вообще, не псих. Бить и всё подобное — не его стиль. Но он мог запросто унизить и опозорить меня публично. А это для меня невыносимо. Если бы я ещё умела остроумно отвечать или была бы как Ирка, которую ещё попробуй смути. А я — нет. Как разволнуюсь, так вообще пиши пропало. Да и не привыкла я к таким встряскам после оранжерейного детства.

Однако мне повезло — то ли Королёв не пришёл, то ли мы ходили разными путями, но, к счастью, не встретились.

Но как долго это протянется? Каждый день ждать от него неприятности? Трусливо озираться по сторонам в холле универа?

Я сегодня даже в столовую не пошла, опасаясь нарваться там на них. Но то столовая, а завтра у нас по расписанию целых две совместные лекции. С них не сбежишь. И у меня заранее подводило внутренности от дурного предчувствия.

Одна надежда: что его не будет. Он же редко появляется на лекциях, очень редко. По пальцам за все годы можно перечесть.

Есть, конечно, и Мазуренко, и Мещеряков, и другие королёвские прихвостни, но другие — учились не на нашем потоке, а эти двое без него так уж сильно не выпрягались. Да и прогуливали они вместе с ним всегда.

И Игорь пропал. То есть нет, не пропадал. Просто живьём не объявлялся. Хотя мне и не очень-то сейчас хотелось видеться с ним. Нет, я к нему по-прежнему относилась с теплом и глубокой симпатией, даже, наверное, с восхищением, но раньше мне хотелось познать близость с ним. Я себе это представляла и испытывала приятное волнение. А сейчас как отрезало. Даже помыслить ни о чём подобном не могла.

Вечером он позвонил, но голос его звучал странно, как на старой виниловой пластинке — глухо и плавающе. Я даже забеспокоилась, всё ли с ним в порядке. Но Игорь заверил, что всё отлично, просто сложности небольшие, дела навалились, он устал и… скучает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А утром, пока шла на занятия, история повторилась: тот же ноющий страх, та же подкатывающая к горлу тошнота, то же напряжение. И та же глупая надежда, что всё обойдётся.

Королёв и правда не пришёл на обе лекции. А вот Мазуренко и Мещеряков пропустили только первую, а на вторую заявились. Опоздали на несколько минут, но сразу же, с порога, бегло обшарив ряды взглядом, прицельно выхватили именно меня.

Я сидела впереди с краю, они направились в конец аудитории и, проходя мимо меня, Мазуренко громко, язвительно, с улыбочкой бросила:

— Здравствуйте, девушка.

По аудитории прокатились смешки. Тотчас все оживились, зашептались. Я так и чувствовала спиной чужие взгляды, и эти ядовитые шепотки, казалось, шелестели отовсюду. Хотелось ссутулиться, втянуть голову в плечи, зажать уши ладонями, а лучше вообще убежать прочь.

Но я, закусив до боли нижнюю губу, с огромным трудом заставляла себя сидеть прямо и конспектировать монотонную речь нашего историка, еле вникая в смысл слов. А минут за двадцать до конца пары, телефон тихо пиликнул. Пришло сообщение в вайбере с незнакомого номера. Картинка.

Я ещё не успела её разглядеть, как за спиной хохотнули. Картинка была похабной, какой-то застывший кадр из порноролика. Лиц не видно, просто обнажённая женщина с копной тёмных кудрей стояла на коленях перед голым мужчиной.

Я вспыхнула, отложила телефон. Сообщения приходили снова и снова, но я старалась не реагировать. И вроде глупости всё это, детский сад какой-то, а тем не менее жгло веки, жгло всё лицо, даже уши, чувствовала, полыхали огнём.

Как только лекция закончилась, я принялась судорожно складывать в сумку тетрадь, ручку, телефон, чтобы поскорее сбежать из аудитории. Но не успела.

Мазуренко крикнула сзади:

— Эй, официантка!

Я не откликнулась, даже не повернулась, вжикнув молнией, закинула сумку на плечо. Здесь я не официантка, так что пошла она к чёрту.

— Димас, как я её зовут? — услышала за спиной.

— Э-э. Элина… Плетнёва, вроде.

— Плетнёва! — громко позвала она.

Я остановилась, обречённо выдохнув. Если сбегу, то покажу свою трусость и слабость, недостойно как-то. Если обернусь, то наслушаюсь гадостей. При всех. Но не бегать же без конца?

Я развернулась и посмотрела на неё.

— Что тебе?

Почти все покинули аудиторию, но несколько любопытных остались понаблюдать за представлением. А среди этих оставшихся — Надя и Ирка. И так обидно стало. Да, мы рассорились, не дружим больше, но четыре года вместе, бок о бок — ничего не значат разве?

— Понравились фотки? Горячие, правда? — смеясь, приближалась ко мне Мазуренко. — Ты там такая… ух.

Я не сразу её поняла.

— Ты что несёшь? Тебе что от меня надо?

— Со спины, конечно, не понять наверняка, что это ты. Ведь мало ли у кого такие миленькие кудряшки, — слащаво улыбаясь, продолжала она. — Но мы подпишем, чтоб уж точно все знали.

— Что знали? Кто все? Ты бредишь, Мазуренко?

Хоть я не до конца её понимала, но вдоль позвоночника уже полз противный холодный страх. Что эта ненормальная задумала?

— Все, — она махнула в обе стороны руками. — Все, кто ещё не знает, чем одна из лучших студенток курса развлекается на досуге.

— Ты больная, — сглотнув, произнесла я. — Извращенка.

Она только засмеялась в ответ. Потом резко смех оборвала и произнесла, скривившись:

— А ты какая? Я-то с папиками по дачам не кувыркаюсь.

Я только открыла рот, чтобы ей ответить, но тут меня неожиданно опередила Ирка.

— Блин, Мазуренко, тебя-то с чего так бомбит? Вот не пофиг ли тебе, кто с кем кувыркается? Нашлась тоже блюстительница нравов.

Надя тут же принялась что-то нашёптывать ей на ухо, дёргать её за рукав.

— Да подожди ты, — шикнула ей Ирка, отдёрнув руку.

— Оу, группу поддержки подвезли. Золушки атакуют, — усмехнулась Мазуренко, окинув высокомерным взглядом девчонок. Потом повернулась ко мне и процедила: — Тебя ведь предупреждали? Не андестэнд? Предупреждаем в последний раз. Будешь путаться и дальше с отцом Кира, пожалеешь. И фотками я не ограничусь.

— Да делай ты что хочешь, — фыркнула я так, будто мне плевать. И, кажется, вполне правдоподобно получилось. Странно, но вмешательство Ирки, как бы я к ней ни относилась, придало мне сил и уверенности.

— Ну-ну, — хмыкнула Мазуренко. — Твоим маме и папе, наверное, будет интересно узнать…

— Мои мама и папа не вмешиваются в мою личную жизнь, — перебила её я. — Но, уверена, Игорь бы им понравился.

Я отвернулась от неё и устремилась к двери, услышав за спиной смешок Ирки и шипение Мазуренко: «Тупая шлюха… ну что, сама напросилась…».



Конечно, я бравировала напоказ. Внутри же меня в тот момент всё оборвалось. Я даже помыслить не могла о том, чтобы отголоски этих слухов докатились до моих родителей.

Потом я себя уговаривала — да она просто так болтала. Запугивала. Блеф это.

Однако всё равно слова Мазуренко свербели, угнетали, мешали думать о чём-то ещё. Она, конечно, известная стерва. Но какая же сволочь этот Королёв! Мало того, что сам глумился и угрожал, так теперь ещё и подружку подослал с этими мерзкими фотками… Ненавижу его. Ненавижу!