Тот, кого я ненавижу

52. Элина

Я так увязла в своих переживаниях, что не сразу сообразила, что Стрекалов уже в аудитории и обращается ко мне. И, видимо, уже не первый раз.

— Плетнёва, спуститесь на землю грешную!

Я сморгнула, тряхнула головой, пытаясь согнать задумчивое оцепенение, и отозвалась:

— Да.

— Что — да? — раздражённо спросил Стрекалов.

На миг замешкавшись, я ответила:

— Уже спустилась.

— Я рад, — буркнул Стрекалов. — Почему вчера не явились на зачёт?

— Я не смогла.

— Ах, ну да, конечно. Видимо, вы были заняты чем-то сверхважным. Настолько важным, что зачёт побоку. Это вашему преподавателю нечем заняться, кроме как тратить время на идиотов и прогульщиков. Рановато расслабились, Плетнёва. Что? Думаете, раз у вас там маячит красный диплом, то можно ничего не делать, не работать, а сидеть мечтать и почивать на лаврах?

Ну, дёрнул же его чёрт прицепиться ко мне! Да ещё и при всех! Желчный, злобный гад, садист…

— Я так не думаю.

— А как вы думаете? Или, точнее, о чём? Или, может, о ком? Пока я тут распинался перед вами…

За спиной всколыхнулись смешки и шёпот. А я сидела и молчала, не зная, что сказать.

Ну что можно ответить на такой идиотский вопрос? Ведь ясно, что он просто цеплялся, выплёскивал своё дурное настроение, а заодно и отыгрывался за прогул. Он и раньше-то прогулы воспринимал как личное оскорбление, а тут — зачёт.

— Ну? Что молчим?

— Да понятно, о ком, — вдруг подал голос Королёв. — О вас, Геннадий Викторович. Мы тут все только о вас и думаем.

— О, Королёв, — сразу забыл обо мне Стрекалов. Прищурившись, уставился в конец аудитории. — Вы и думаете? Ну вы меня прямо обнадёжили. Неужто тут хоть кто-то способен думать. Ну… тогда с вас и начнём. Тихо все. Послушаем мыслителя. Мазуренко! Что за возня?

Я не удержалась и оглянулась. Королёв, наверное, и не рад был, что встрял. Хотя ему такое повышенное внимание давно привычно и даже, скорее всего, приятно.

— Перечислите, господин Королёв, основные постулаты Евгеники*. А так же назовите наглядные примеры в мировой истории, отражающие её суть.

Королёв скроил такую гримасу, будто едва понимает, о чём речь.

— Геннадий Викторович, — тут же выкрикнул с места Дима Мещеряков. — А может, вы нам так зачёт поставите? Ну а что? Всё равно летом экзамен сдавать. А мы вам что-нибудь купим. Все вместе. Ну, такое, нужное, ну в смысле, полезное… что-нибудь для кафедры. Проектор там или лазерный принтер…

Я аж застыла. Мещеряков с ума сошёл? Сейчас же принципиальный Стрекалов оскорбится и тогда…

— Мозги себе лучше купи, — ответил на его безумное предложение Геннадий Викторович. — Хотя не траться, всё равно не приживутся.

На Королёва он уже больше не смотрел.

Может, это такая у них тактика — отвлекать его внимание друг от друга?

И правда, как только он задал вопрос Мещерякову, так сразу же вылезла Мазуренко:

— Геннадий Викторович, а вы на новогоднем вечере будете выступать?

— Это именно сейчас надо обсуждать? — рассердился он.

— Ну, просто вы так здорово поете и играете, — проворковала она.

Он поджал губы, но цепляться к Мазуренко не стал, переключился на другую группу. Но и там никто не мог толком ответить ни на один его вопрос.

— Ничего не понимаю, — злился Стрекалов. — Идиотов по статистике во всём мире не больше двух процентов, так каким образом они все попали в эту аудиторию?

Потом снова обратился ко мне.

— Ну, мечтательница Плетнёва, а вы можете привести примеры евгенических проектов в истории человечества? Ну, кроме принудительной стерилизации в нацистской Германии…

Ну, конечно, могла — у меня дипломная работа частично строилась на этих примерах. Так что я кратко рассказала и про Спартанское общество, где больных и слабых детей лишали жизни, и про жертв бесчеловечного закона о переселенцах в США, и про подобную же программу в Советском Союзе, которую, правда, не успели внедрить, поскольку к власти пришёл Сталин, а его не интересовало взращивание избранной расы.

Стрекалов меня ни разу не перебил и в конце даже подобрел немного, но всё равно не удержался от каверзных вопросов.

— А вы, судя по всему, против такого учения?

— Конечно! Это же не гуманно.

— Но ведь, по сути, это тот же естественный отбор. Разве такая гуманность не обойдётся нам, в итоге, вымиранием человеческого рода? Ведь по статистике пьяницы, наркоманы, идиоты и прочий сброд оставляют в разы больше потомства, чем умные, здоровые, ответственные люди. А о качестве такого потомства говорить не приходится. Потому что у больных родятся больные, у тупых — тупые, у быдла, извините, — быдло. Неужели этическая сторона вопроса важнее судьбы всего человечества?

Я растерялась, замешкалась, а Стрекалов продолжал напирать:

— Вот мы говорим, насколько мудра природа. И признаём, что без естественного отбора творилось бы чёрт знает что. Да что там! Ни о какой эволюции и речи бы попросту не шло. Так почему в природе мы понимаем его необходимость, а сами носимся с этим вашим «гуманно-негуманно» и позволяем сброду плодиться в геометрической прогрессии…

Он так всё вывернул, что я зависла, думая, что ему ответить.

— Ну так-то в природе это реально естественный отбор, а вы сюда приплели искусственную селекцию, — неожиданно выдал Королёв. — Это разные вещи. И потом, в природе этот ваш отбор относится только к межвидовым сообществам, а внутри одного вида животные друг друга не истребляют. Волки там, буйволы, слоны или даже крысы, да кто угодно, не бросают же своих больных и слабых сородичей, а наоборот помогают… Ну, хищник, понятно, поймает и съест того, кто слабее и медленнее бегает. Но в своей стае эту особь не оставят помирать в одиночестве и уж тем более не станут убивать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Какая неожиданно пылкая речь, — хмыкнул Стрекалов. — Это ты сейчас кого поддерживал — гуманное человечество или свою подружку?

По аудитории прокатились смешки.

— Тихо, — прикрикнул Стрекалов, посмотрел на часы и сморщился. — Так… время на исходе. Плетнёва и Королёв давайте сюда зачётки, а остальных жду завтра в половине третьего.

______________________________________

* Евгеника — учение о селекции применительно к человеку.