Тот, кого я ненавижу

27. Кирилл

— Ой и правда, а я тоже смотрю — знакомое лицо, — хмыкнула Кристинка. Подплыла к девке, обошла кругом, оглядела с ног до головы, презрительно скривившись. — А ты какая шустрая-то, оказывается. А по тебе так сразу и не скажешь.

Девка вытаращилась на отца, видать, не ожидала сюприза в виде нас. А отец аж лицом потемнел.

— Я сказал, дома поговорим, — жёстко повторил он. — Забирай своих друзей, подруг и…

— Уходим, уходим, — Кристинка подхватила замершего Димаса под руку и уволокла за собой на улицу.

Но я никуда уходить не собирался.

— А зачем тянуть? Давай всё сейчас и обсудим.

Первая оторопь схлынула, и внутри, за грудиной теперь клокотало и жгло. Какого хрена отец так делает? Он же говорил, что тот раз был случайным…

Да, мне в этом плане просто катастрофически везёт — второй раз застаю его с левой девкой. Та, первая, была немного постарше и с работы. Секретарша его.

Собственно, на работе, в отцовском кабинете, я их и застал. Так же нагрянул нежданно-негаданно. Просто отец задерживался сильно, а мать попала в больницу с очередным приступом. Это сейчас она понемногу ожила, а тогда, после смерти Даньки, ей часто делалось плохо. А его в тот вечер не было, на звонки не отвечал, вот из больницы я и заехал к нему, в администрацию.

Охранник меня давно знал, сказал, что отец на месте, ещё не ушёл. Стал звонить ему на внутренний, но тоже безуспешно, ну и пропустил, свои же.

Я поднялся. В приёмной было пусто, а его кабинет оказался заперт изнутри, но оттуда доносились такие звуки, что сразу стало ясно, чем там занимаются. Помню, тогда я здорово психанул. Расхлестал какой-то графин об его дверь, папки с её стола скинул.

Там резко всё затихло, а через минуту выскочила секретарша, вся встрёпанная и красная, фу. До сих пор вспоминать мерзко. Отец тоже выглядел не лучшим образом. И в глазах у него был такой же страх, как сейчас.

Тогда он усадил меня в кресло и целый час что-то втирал. Я соображал плохо и смутно помню, что он там говорил. Запало только то, что он жалеет, что всё вышло случайно и матери об этом лучше не знать.

Через день, мать ещё была в больнице, он вручил мне ключи от Порше со словами:

— Ты вечно у меня просишь покататься. Ну вот теперь у тебя будет своя точно такая же.

Умом я понимал, что это не подарок от чистого сердца, что так он пытается загладить свою вину. До этого случая он уже год как со мной почти не разговаривал, хотя и до смерти Дани, если припомнить, не сильно-то рвался общаться. А тут вдруг душевно так: «Пойми, сын, я же мужик. Ну просто сорвался. Но это ничего не значит для меня. И ничего не меняет». А потом ещё и этот Порше в довесок.

И можно было бы, конечно, отшвырнуть те ключи гордо, послать его подальше и… ну не знаю, показать ему всячески презрение и неприязнь. Но не было никакого презрения, и никакой неприязни не было. Был шок, разочарование, обида, но ещё и жгучее желание поверить ему, что это просто случайность, ошибка — все же ошибаются, — ну и что он реально жалеет. И может, потом всё опять наладится.

И это вот так он жалеет — теперь ещё и притаскивая в наш дом своих шалав? А если бы мать приехала, а не я? И вообще, как давно всё это длится? И сколько этих шлюх он сюда перетаскал?

— Ты же говорил, что тот раз… это вышло случайно. Ты же говорил, что ошибся и больше никогда… А теперь снова. Да ещё и с этой…блин, она же моя ровесница. Девчонка совсем. Она же тебе в дочери годится.

Я оглянулся, но той девки уже и след простыл. Успела втихаря свалить.

Отец тоже заметил её исчезновение и… так явно встревожился, по-настоящему. Не глядя на меня, достал сотовый, начал названивать, наверняка — ей. Но она, видать, не ответила.

Он позвонил ещё раз с тем же результатом. Потом повернулся ко мне, посмотрел с неприкрытой злостью. И произнёс с ледяным спокойствием:

— А знаешь, я даже рад, что так всё случилось. Очень неприятно это всё, конечно, и тебе, и мне, и вообще… Но это помогло мне принять решение, на которое никак не мог осмелиться. Ты вот вспомнил про тот раз. Да, я не врал тогда, не оправдывался… То есть оправдывался, конечно. Но то действительно вышло случайно. Это была моя ошибка. И мне жаль, что так получилось.

Я хмыкнул. Заметно, как ему жаль.

— Ты думаешь, наверное, теперь, что я этакий стареющий ловелас, которого на молоденьких потянуло? — продолжал отец. — Сначала тот раз, теперь этот и неизвестно сколько между… Так вот нет. Тогда я просто сорвался. Думаешь, смерть Даньки только мать твою подкосила? Да я сам год мёртвым себя чувствовал. Да и потом тоже не особо живым. Но тогда я просто сорвался. Вместо моей секретарши в тот момент могла оказаться любая. Мне стыдно, что ты стал тому свидетелем. Да и просто стыдно. И я не хотел, чтобы узнала твоя мать. Но я за свою ошибку, кажется, заплатил, и тебя это вполне устроило. Ты же, как понимаю, не рассказал ей ничего.

— Ты что, реально думаешь, что я матери не рассказал про твою секретутку из-за тачки? — взвился я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Во взгляде отца явственно проступило выражение: «ну-ну, рассказывай, уж я-то знаю, какой ты говнюк». И весь мой праведный гнев тотчас сдулся. Пустое это дело — метать бисер.

— Тогда ты прогадал, — с наглой усмешкой протянул я. — Я бы матери и без твоей платы ничего не сказал. Да я даже сейчас не скажу…

— И не надо, я сам скажу.

Сначала я не понял его — что за бред?

— Скажешь — что?

Отец несколько секунд молчал, потом отвернулся, шумно выдохнул и, глядя в сторону, туда, где стояла та девка, выдал:

— Скажу правду. Скажу, что люблю другую.

— Кого ты любишь? Вот эту вот…?

— Да, её. Да, я знаю, что она мне в дочери годится, как ты сказал, но ничего не могу с собой поделать. Да я даже пытался, если уж на то пошло.

— Что пытался? — не понял я.

— Пытался это как-то… преодолеть. Я думал, это просто… ну накатило вдруг, скоро пройдёт. Думал, это просто влечение, порыв, ничего серьёзного…

— Не надо, не рассказывай, противно, — брезгливо сморщился я.

— Ну, конечно, — горько усмехнулся отец. — Ты же думаешь, что любить и быть любимым только двадцатилетним хочется. А сорокалетние… они должны только впахивать и вас содержать.

— Много ты знаешь, что я думаю. Просто про родителей такое знать как-то не хочется.

Я опустился в кресло, тупо уставился на огонь. Отец снова взялся названивать. Эта чёртова девка… откуда она вообще взялась?

— А как же мама? — глухо спросил я. — Она же… Как она будет?

Отец убрал сотовый, посмотрел на меня… неужто виновато?

— Я уверен, она поймёт. — Голос его дрогнул. — Мы давно уже с ней…

Он замолк, но я и так понял, что отец имел в виду.

— И что с того? — вскинулся я. — Не секс же главное. Мало ли кого мы трахаем, но ты же… вы же… Вы всю жизнь вместе. Это что, можно так просто перечеркнуть? Да трахай ты эту свою девку сколько влезет, я слова не скажу. Считай, я ничего не видел. Меня тут не было. Но только матери не говори ничего. Пусть она ни о чём не знает. Не бросай её. Ей и так тяжело.

Отец долго молчал, потом ответил:

— Я не могу. Секс не главное, да. Но я люблю эту девочку. Мне она как воздух. Месяц назад я и сам не представлял, что так может быть. А потом перемкнуло и всё. И я уже не могу продолжать жить как раньше, как ни в чём не бывало. Я не жду, что ты поймёшь. Я просто говорю, как есть.

В горле встал острый ком, я попытался его сглотнуть. Это какой-то бред. Девочка, чёрт бы её побрал… Секс, конечно, не главное, как же! Они сюда просто поговорить о высоком за чашкой чая приехали, а вовсе не трахаться.

Нет, отец, может, и реально запал на неё, всякое бывает. Он кажется откровенным, да и выглядит по-настоящему расстроенным.

Но она-то… Да не поверю никогда, чтобы молодая девка искренне и чисто влюбилась в мужика, который ей в отцы годится. И который, по удачному совпадению, отнюдь не беден. Она-то ему, может, и правда как воздух, а вот он ей как… способ получше устроиться.

Само собой, такое открыто не говорят, но это же и так ясно. Не он первый, не он последний. Только почему отец-то не понимает очевидного? И теперь из-за этой меркантильной суки всё летит в тартарары…

Я сжал голову руками, потёр виски, в них бешено колотилась кровь. Что делать-то?

Нет, и правда наша семья после смерти Дани на семью и не была похожа. Просто видимость семьи. Но мать цеплялась за эту видимость. То есть сейчас цепляется. Сначала она вообще в прострации постоянной пребывала. А последний год-полтора начала шевелиться, оживать потихоньку. Про какие-то совместные планы заговаривала, поездки, гости. Словом, стала думать о будущем.

И тут вдруг отец со своей этой девочкой…

В желудке противно и колко распирало, будто его набили острыми льдинками, а в груди, наоборот, пекло.

— Ну ты же понимаешь, что это её сломит. После Дани она и так…

Отец смерил меня долгим взглядом и процедил:

— Не тебе о нём говорить…

