Понедельник. Впереди ждал сизифов труд, называемый в быту «Преступления против моды». Последний срок — среда, поскольку колонка появлялась в пятничном разделе «Образ жизни». Кроме того, Лейси доводилось писать заметки о тенденциях моды: короткие советы, что и когда носить, которые она назвала «Укусами моды»: сезонные капризы стиля, репортажи о местных законодателях мод. А теперь еще и смерть Энджи.
С чего начать? Вик говорит, что это все равно невозможно.
Верная слову, Полли Парсонс прислала пакет информации о роли «Стайлиттос» в грядущем показе мод «Жара в городе». Лейси отшвырнула бумаги и попыталась забыть об Энджи Вудз, но все возрастающая уверенность в том, что Энджи была убита, продолжала подтачивать бастион здравого смысла, так что она ничего не могла поделать.
Просто напишу колонку, и пусть решают читатели.
Обычно Лейси проповедовала в своей колонке идею о том, что женщины достойны быть привлекательными, несмотря на все враждебные силы: неумелых парикмахеров, спятивших дизайнеров, равнодушных продавщиц в универмагах и великого американского уравнителя: готовую одежду. Женщины не должны носить убогие лохмотья только потому, что не родились богатыми. Нужно лишь верить, что каждая заслуживает лучшего.
К сожалению, секрет истинного величия в Вашингтоне, иначе говоря, политического и культурного лидерства, состоит в том, чтобы выглядеть «серьезно». Стоит выбрать цвет поярче или фасон помоднее, и тебя заклеймят как фривольную и тщеславную особу.
Поэтому контактным линзам предпочитают очки в тяжелой оправе. Поэтому десятилетиями сохраняемая школьная стрижка не только приемлема, но и всячески одобряется. Поэтому так много женщин выбирают мешковатые жакеты с рукавами, едва ли не прикрывающими кончики пальцев, ткань в тонкую полоску, скрывающую достоинства, черные старушечьи лодочки на низком каблуке. Поэтому тридцать лишних фунтов провозглашают, что вы чересчур заняты важной работой, чтобы ходить в тренажерный зал (только в том случае, разумеется, если вы не президент), и эта работа жизненно необходима для общества. Даже если на самом деле вы — жалкий винтик в давно забытой машине.
Лейси честно старалась писать для обычных женщин, которые не должны выглядеть старушками в тридцать лет. Но писала еще и для снобов, и людей, которым нравились плоские шутки. Однако на этой неделе колонка будет посвящена Энджи. Конечно, это рискованно, поскольку тема невеселая, а Мак требовал легкости и остроумия. Лейси планировала сдать статью в среду, в самую последнюю минуту, чтобы у него не было другого выхода, кроме как ее напечатать, несмотря на всю любовь к юмору.
«Преступления» тяжким камнем висели на Лейси, особенно в такие весенние деньки, когда все в редакции наслаждались скандалом с Маршей Робинсон. Не одна Брук Бартон любила остренькое. Компьютерно-порнографические забавы служащих конгресса и Белого дома вызывали восхитительно шокирующий озноб у газетчиков. Слухи, сплетни и непристойные шутки так и летали по комнате в хмельном праздничном угаре. И Лейси завидовала коллегам. Каждый новый поворот процесса сопровождался хихиканьем и презрительными комментариями. Одна Лейси была приговорена к моде. Каким-то образом нужно связать эту парочку. В конце концов, героиня скандала Марша Робинсон стала пропуском Энджи в мир звезд парикмахерского искусства. Лейси уже писала о преображении Марши.
Месяцами играя в кошки-мышки с прокурором, Марша все-таки не увернулась отдачи показаний в федеральном суде во вторник. Но Лейси хотела знать, почему она отменила визит в тот день, когда умерла Энджи, и когда они разговаривали в последний раз. Может, это и приведет куда-то. Лейси потянулась к телефону, но тут же убедилась, что Марша не берет трубку, как и ее адвокат. Был только один способ ее поймать. Следовало влиться в толпу репортеров, тележурналистов и остальных папарацци, толпившихся подобно стервятникам у здания федерального суда в ожидании сенсации. Это они прозвали мисс Робинсон Безработная Марша.
Кроме того, дежурство у суда имело свои преимущества: всегда можно было нырнуть на выставку французских импрессионистов в Национальной художественной галерее — да-да, Смитсоновский институт — на другой стороне улицы. Лейси ужасно хотелось увидеть работы Моне и Ренуара.
Проблема была одна — как продать историю Маку.
Лейси заглянула через стеклянную перегородку. Мак выглядел мрачным. Впрочем, он всегда так выглядел. Подходя к его столу, она наспех придумывала легенду. И при этом основывалась на том, что ему, возможно, все равно. Он и без того не понимал, о чем она пишет. Разбирался только в размере колонок и уровнях продаж, а Лейси обеспечивала и то и другое.
Она объяснила, что Марша — самая подходящая тема для колонки. Мак взглянул на нее из-под черных гусениц, которые называл бровями. Лейси всегда хотелось посоветовать ему немного подправить брови, потому что они были почти такими же клочковатыми, как его усы.
— Но ты уже освещала ту, другую штуку, модную, как там ее?
— Преображение. Верно. Но теперь хочу сделать акцент на другом.
Если он кивнет, значит, дело в шляпе. Тогда она написала хорошую статью, а лихорадка скандала все еще бушевала. Кроме того, колонка Лейси, посвященная бывшей первой леди, взбесила многих читателей.
— На чем именно?
— Ну… я могла бы написать эту статью как спортивный репортаж, скажем, с точки зрения судьи соревнований по фигурному катанию.
Лейси понятия не имела, каким образом судят спортивные соревнования, но звучало это неплохо. Она рассудила, что все мужчины любят спорт.
Спорт — хорошо. Моды — как спорт? Моды — хорошо.
Примерно такой заголовок: «Робинсон приводит судей в восторг своим стилем. Восемь — два в ее пользу в федеральном суде».
Мак энергично закивал.
Только скажи «да» и отпусти меня.
— Смотри, если она прибудет не в такси, а в лимузине, заработает лишние очки. Грациозный выход из машины, без задирания юбок, — еще одно очко. Если она не придерживалась диеты — штраф. Потеря очков. Косметика, волосы, одежда — все это обычные вещи, но одновременно средство заработать очки. Если она улыбается прессе — очки удваиваются. Если помашет рукой — еще лучше. Если нахмурится, мы отправляем ее на скамью штрафников.
Брови Майкла поползли вверх. Кажется, ему интересно.
Ой-ой. Лишь бы не слишком.
— Нам понадобятся снимки! Может, целая серия, во весь разворот, наверху страницы, первой страницы воскресного «Образа жизни».
— Но, Мак, у меня только одна колонка!
Я хотела спросить насчет Энджи, а не писать сагу!
— Я не собиралась…
— Ты вытянешь, как всегда. Классная идея. Теперь я могу не волноваться за воскресный выпуск! — обрадовался Мак, одарив Лейси счастливой улыбкой. — Возьми с собой Хансена. Он у нас спортивный фотограф. Все сделает как надо.
По крайней мере у нее есть шанс потолковать с Маршей.
Черт побери! Целый разворот в воскресном выпуске! Что я наделала! А пятничная колонка об Энджи?
— Кстати, не наступай на ноги Джонсону, — предупредил Мак.
Джонсон был одним из репортеров, освещавших события на Капитолийском холме. История Марши Робинсон принадлежала ему по праву. Вряд ли он смирится с тем, что какая-то ничтожная обозревательница «Образа жизни» встала у него на пути. Лейси втайне считала надутого, самодовольного Джонсона идиотом.
— Питер Джонсон, король Капитолийского холма, даже не знает о моем существовании. Он и не посмотрит в мою сторону, даже если меня вывернет на его туфли!
Мак пожал плечами. Ее отпустили!
— Постарайся сосредоточиться на работе, Лейси. И снимки. Нам нужны классные снимки.
Лейси Смитсониан никогда не просила держать ее в гетто «Образа жизни». Ей в принципе нравилось вести городскую хронику, но однажды Мэрайя (Пария) Морган, предыдущая обозревательница мод в «Обсервере», неожиданно скончалась от сердечного приступа прямо в офисе. Ее голова упала на клавиатуру, когда она печатала статью о вашингтонских законодателях мод.
Довела себя своими же занудными сочинениями.
Пятидесятивосьмилетнюю Мэрайю обнаружили коллеги. Знаменитый черный берет соскользнул с серебряной прически «паж». В том, что касалось ее собственной внешности, Мэрайя была настоящей обезьяной: гладкие, разделенные на косой пробор, прикрывавшие уши волосы: любимая прическа журналисток всего мира. Очередной вариант «вашингтонского шлема».
Но Мэрайя была настоящим солдатом. Она успела закончить последнее предложение и напечатать слово «конец», прежде чем все вокруг почернело, хотя прошло несколько часов, пока кто-то подошел достаточно близко, чтобы понять: она не спит. Мэрайяуже окоченела, так что пришлось вывозить ее прямо в кресле, накинув сверху простыню.
К чести Мака, он проявил истинно человеческие эмоции, провожая тело вниз:
— Черт побери, Мэрайя, что же теперь будет с воскресным выпуском?
Но Мэрайя и не подумала ответить.
Мак безраздельно правил в отделе новостей, курируя даже всеми презираемый раздел «Образ жизни», служивший для заполнения дыр. Но Мэрайя, бывшая единственной королевой в маленьком королевстве мод, не оставила преемника, готового занять ее место. Этим и объяснялись тревоги Мака. Он мгновенно насторожился и, подстегиваемый приливом адреналина, свирепо оглядел отдел новостей. Мохнатые черные брови вздымались над золотисто-карими глазами в яростном порыве найти и уничтожить.
К несчастью, именно Лейси оказалась первой в поле его зрения. Подобно цыпленку, принимающему за мать первый двигающийся объект, Мак зациклился на Лейси. Он не увидел трудягу-репортера, писавшую одну статью за другой, старавшуюся поведать правду читателям во что бы то ни стало. Перед ним была единственная женщина в редакции, одевавшаяся модно и со вкусом, та самая, которая умела так сочетать два цвета, что прохожих не тянуло блевать.
— Смитсониан!
С самого первого дня Мак распознал в ней родственную душу. И поэтому без стеснения орал на нее или удостаивал сомнительных похвал вроде: «Не так уж это и плохо».
— Лейси Смитсониан. — Он всегда улыбался, произнося ее имя. — Иди сюда.
Лейси не понравилось, как он это сказал. Она с подозрением уставилась на приземистого большеголового тирана со щетинистыми усами. Мак не был чудовищем, но и веселым старым эльфом его нельзя было назвать.
Шестое чувство заставило Лейси покоситься на пустой письменный стол Мэрайи.
Он не посмеет!
Она нехотя встала, не отводя от Мака колючего взгляда, послала ему мысленные импульсы: нет, нет, нет. Два фехтовальщика словами встретились лицом к лицу в полночь у трупа павшего товарища.
Мак подчеркнул, что вакансия представилась внезапно. Это повышение, солгал он. Это временно, опять солгал он.
— Всего несколько недель. Какие тут проблемы? Только пока я не найду замену.
— Нет! Это жуткая работа! Она заводит в тупик! Из-за нее умерла Мэрайя, — отбивалась Лейси, прекрасно сознавая, что нет ничего более постоянного, чем временное. Жуткая работа временной не бывает. Кто сказал, что ночные дежурства полицейских — временные? Кто сказал, что написание некрологов — дело временное?
— Обзоры мод Лейси Смитсониан, — хмыкнул Мак. — Звучит!
Украдкой он изучал ее. Словно оживший кадр из фильма с Кэри Грантом. Лейси, по его мнению, идеально подходила для этой должности. Большинство репортеров газеты выглядели так, словно одевались на распродаже случайных вещей в гардеробной конгресса.
— Начиная с сегодняшнего дня ты ведешь обзор мод. Кроме того, ты умеешь сочетать. Я имею в виду одежду. Ты практически эксперт.
— Мак, если я не ношу клетку с полоской, это еще не означает, что я разбираюсь в моде. Даже не знаю, с чего начать.
— Разбираешься? Ради Бога, это всего лишь одежда! Для этого не обязательно быть доктором философии!
— Но никто это не читает! Газета только выиграет, если ты просто уберешь эту колонку! Похорони ее вместе с Мэрайей!
Советы Маку по усовершенствованию газеты еще никому не сходили с рук.
— Ты разбиваешь мое сердце, Лейси Смитсониан. Королева стиля. Новая жертва моды.
Он рассмеялся. Ей было не до смеха.
Лейси знала, что не следует соглашаться. Но ничего не могла с собой поделать. Импровизированная трибуна манила.
— Мода преходяща, Мак. Стиль — вечен, — провозгласила она, — но колонка Мэрайи никак не связана со стилем. Мода — понятие коммерческое. Она безвкусна, помпезна и рассчитана на продажу всякого хлама, а не на то, чтобы украсить женщину. И она не имеет никакого отношения к стилю. Сегодняшняя мода служит только помешанным на власти дизайнерам, которые ненавидят женщин и творят для наркоманок, маленьких мальчиков и пришельцев-мутантов. Они ничего не хотят знать о реальных женщинах, с нормальной грудью, бедрами и талией. И предпочитают одевать моделей, которые выглядят скелетами. Дизайнеры раскрашивают их, как марсианок, заливают волосы лаком, превращая в идиотские скульптуры, и называют это модой. Я не стану писать о таком дерьме.
Мак откинулся на спинку кресла. Репортеры прекратили работу и пялились на спорщиков.
— Не знаю, Смитсониан. Уж очень ты страстно разглагольствуешь.
Одно это должно было послужить предостережением. Но Лейси в запале неслась дальше:
— Мужчины-дизайнеры дарят нам дурацкие прозрачные блузки и комбинашки вместо платьев. И отказываются пришивать карманы. Возьми хотя бы свой пиджак. — Лейси схватила пиджак шефа со стула. — Смотри: внешние карманы, внутренние карманы, так что можно не таскать за собой сумку. А как насчет женщин? — осведомилась она, швыряя ему пиджак. — Разве реальная женщина недостойна иметь карманы? Они заявляют, что это уничтожит линии. Хорошие линии ничто уничтожить не может! Женщины не получают ни уважения, ни заботы, ни карманов! Мне нужны карманы!
От гнева Лейси задохнулась, но и это ее не остановило.
— А туфли? Лучше не начинать! Женская одежда по большей части неудобна, непривлекательна и неоправданно дорога! Нам следует писать о стиле, Мак. Согласись, новости моды — это вздор! Смехотворная чушь!
— Черта с два, — прорычал Мак. — Новости моды необходимы читателям. Называй это стилем, если тебе так нравится. И кстати, ты себя слышала? Считай, только что ты написала свою первую колонку. Дашь мне сорок строчек.
— Вашингтонцы не распознают стиля, даже если он укусит их в задницу.
Мак повернулся к своей газете и схватил недоеденный пончик, до того мирно покоившийся на бумажном полотенце поверх горы пресс-релизов и «Федерал реджистер»[23].
— Так кусайся, Лейси. Нечего их жалеть. Это твоя устрица. Проглоти ее. Пиши для этих твоих реальных женщин.
И, добавляя к нанесенной ране еще и оскорбление, Мак заставил Лейси пересесть за старый стол Мэрайи. Стол умершей женщины. Его еще населяли призраки личных вещей Мэрайи. Кроме того, он был известен читателям Мэрайи как «зона голубых волос». Лейси подкатила к зачумленному островку собственное кресло.
— Попробуй только поставить мне «кресло смерти», Мак! Это даже не эргономично!
«Мода в Вашингтоне? Кошмарный сон наяву».
Таков был заголовок первой колонки Лейси. На орехи досталось всем: дизайнерам, поставщикам готовой одежды, нелепо одетым теткам и мужикам-снобам.
Стуча по клавиатуре, Лейси жалела о том времени, когда у репортеров стояли печатные машинки. По крайней мере можно было выместить злобу на клавишах, выбивая мелодию в такт бешеной ярости, полыхавшей в сердце. Лейси рассчитывала, что, если начнет саботировать новые обязанности, ее быстренько освободят и можно будет вернуться к городской хронике. Рассчитывала и просчиталась. Не ожидала она и потока писем, авторы которых хвалили ее в первую неделю и проклинали во вторую. Мэрайя никогда не получала отзывов. Ни разу.
Судьба Лейси была решена.
Чем возмутительнее она себя вела, тем больше нравилась читателям. Она замахнулась на известных вашингтонцев, священных и не слишком священных «коров» и «быков».
«Серое — не цвет, а тропический циклон».
«Поищите профсоюзный лейбл[24], но не выставляйте его напоказ».
«Можете носить все, что хотите, но при этом не можете запретить людям смеяться».
«Преступления против моды» родились и отказывались умереть.
Должность обозревателя мод была не так уж плоха, но Лейси никогда бы этого не признала. «Преступления против моды» заняли твердую позицию: Лейси рвала и метала по поводу полного отсутствия стиля у вашингтонцев и горой стояла за обыкновенных женщин, тех, кому не по карману одежда от дизайнеров и даже хлам от дизайнеров. Читатели любили ее и ненавидели. Она ухитрилась стать источником постоянного раздражения и соринкой в глазу БПЛ, бывшей первой леди. Но газетным боссам было наплевать. Тиражи росли, публика довольна, что еще нужно?
И теперь Лейси пыталась выяснить правду об убийственной стрижке в самом центре репортерского шабаша.