Убийственная стрижка

Глава 6

У всех людей есть свои способы обрести утешение после тяжелой недели. Выпивка. Горячая ванна. Роман. Незнакомец в дешевой забегаловке.

В пятницу вечером Лейси с головой нырнула в древний матросский сундук двоюродной бабушки Мими.

Утром она за шиворот потащила себя в офис, быстренько просмотрела «Укусы моды» на тему траурных нарядов, наспех набросанные после приема, перечитала свою колонку: «Не собираетесь же вы надеть ЭТО?», вышедшую в утреннем выпуске, немного поразмышляла над следующей, выбросила гору пресс-релизов, сказала Стелле, что вырабатывает стратегию, и поняла, что просвещению женщин в области выбора стиля и борьбы с алчными дизайнерами и большим бизнесом придется подождать. Она должна немедленно уйти из офиса.

Добравшись до дома, Лейси переоделась в удобные джинсы и старый изумрудно-зеленый свитер, сбросила стопку журналов со старого сундука, служившего журнальным столиком. Внутри хранились выкройки бабушки Мими конца тридцатых — сороковых годов. Сундучок, полный грез…

Перебирая яркие конверты, она ясно представляла фантазии Мими. Тут было все: от слаксов и костюмов до вечерних платьев. Мими свято хранила каждую выкройку, журнальные вырезки с изображением кинозвезд в похожих нарядах, которые она надеялась воссоздать. Кэтрин Хепберн, одетая для поездки за город, в слаксах и блузке, словно вышедшая из фильма «Ребро Адама», 1949 год. Барбара Стэнвик, эта неотразимая сирена, в изысканном платье Эдит Хед в «Двойной гарантии». И Джоан Кроуфорд, квинтэссенция бизнесвумен, в деловом костюме. «Милдред Пирс». 1945-й. Мими обожала мелодрамы.

Мими Смит имела в семье нехорошую репутацию полоумной старушонки, никогда не доводившей до конца начатое. Ее сундук был забит выкройками, купленными, но ни разу не открытыми, недошитыми или едва начатыми нарядами. Некоторые выкройки все еще были пришпилены к ткани. Портниха из Мими была никудышная, и все доказательства этого лежали тут вместе с кое-как сметанными деталями платьев: законченный рукав, обметанные петли, но неподшитый подол и неотстроченные вытачки. На каждые пять нарядов приходился один завершенный. Но выбросить остальные она не могла. Просто убирала их с глаз долой. Заворачивала в тонкую бумагу вместе с выкройками: крепы, шерсть, хлопок. Очевидно, намеревалась позже снова взяться за дело.

Лейси часто гадала, почему Мими так часто бросала начатое на полпути. Может, у нее кончались нитки, а при их покупке она влюблялась в другой фасон?

Немые свидетельства того времени, когда обществом поощрялось такое занятие, как шитье.

У Мими были благие намерения и прекрасное чувство стиля, но крайне неустойчивое внимание и невероятная рассеянность.

С конца сороковых по неизвестным причинам в коллекции не прибавилось ни единого экспоната. Ни выкроек, ни тканей, ни снимков кинозвезд.

Мими закрыла сундук и оставила Лейси крохотную машину времени, которая никогда не уставала переносить ее в более элегантную эру.

Ничто так не разделяет мужчин и женщин, как простой поход по магазинам. Мужчины, когда видят одежду, в первую очередь думают о размерах сорочек, брюк, пиджаков, обуви. Если все это подходит, значит, можно покупать. После чего мужчины едут домой и смотрят футбол по телевизору.

М-м-м, одежда хорошая. Теперь Тарзан не голый. Тарзан хочет Джейн голой.

Женщины же всегда воображают настроение, момент, сценарий.

Это платье будет идеально смотреться на пляже, под закатным солнцем… иду по песку, и волны лижут босые ноги, и я несу босоножки с тонкими ремешками, чтобы надеть позже. Нужно купить им в тон широкополую соломенную шляпу со светло-голубой лентой, заколотой камеей… Прекрасно подойдет для ужина при свечах на палубе белоснежного лайнера где-нибудь на Средиземном море. А потом, возможно, танцы в лунном свете…

Тот факт, что сценарий крайне неправдоподобен, поскольку никакого отдыха на пляже не планируется, не говоря уж о романтических путешествиях и прогулках по берегу моря на закате, мигом освобождает женщину от клещей идеального платья. Обычно она берет себя в руки и тяжело вздыхает. Разумеется, она такое не купит, хотя бы потому, что это ужасно непрактично. Зато почувствует себя лучше, потому что хотя бы на несколько секунд очутится на берегу и ощутит соленый запах моря. Кто-то будет ждать ее в ресторане, и на ней идеально подходящее к случаю платье.

Выкройки тетушки Мими производили такое же впечатление на Лейси.

— Моя двоюродная тетка — ненормальная старуха, — часто говаривал отец. Но Лейси никогда не думала так о Мими. У нее хранилась фотография двадцатипятилетней Мими, сделанная в сорок пятом, в конце войны. Влияние Голливуда было очевидным в томном взгляде и призывно разметавшихся волосах. Мими смотрела на мир со счастливым ожиданием и легким намеком на свою легендарную «странность». Лейси всегда была ближе к Мими, чем к остальным членам семьи.

Под воздействием фильма тридцать девятого года «Мистер Смит едет в Вашингтон» с Джимми Стюартом в главной роли Мими снова изменила фамилию на Смит. Семейство было в шоке.

— Никто не меняет фамилию на Смит! Только преступники называются Смитами! — бушевал отец. Но Мими была неумолима. Смит она была раньше и останется таковой до конца.

В начале войны она покинула дом и переехала в Вашингтон, став в глазах семьи не хлопотливой хозяюшкой, а подозрительной авантюристкой, после чего ее репутация была окончательно испорчена.

— Совершенно спятила, психопатка чертова, — отзывался о ней отец. Стивен Смитсониан высказывался только в тех случаях, когда хотел подчеркнуть очевидное или повторить мнение окружающих. При этом он, как правило, ошибался. — Мими Смит никогда не закончила ни единого гребаного дела в своей жизни, — добавлял он.

Вообще-то Мими иногда удавалось дошить платье-другое. Во время Второй мировой войны правительство, поощряя патриотический пыл, призвало переделывать старую одежду, чтобы сэкономить ткань, необходимую для военных нужд. И Мими приняла вызов. Пока ее брат, дед Лейси, храбро сражался на фронте и после одного сражения был объявлен без вести пропавшим, Мими вытащила из шкафа его лучший синий саржевый костюм и переделала на себя. Выкройка из популярного журнала «Шей и чини для победы» все еще лежала в сундуке вместе с древней правительственной публикацией. Когда оказалось, что ее брат все-таки выжил и вернулся домой, мечтая поскорее надеть шикарный синий костюм, разыгралась настоящая драма. Бедняга пришел в бешенство, увидев, как распорядилась его лучшим нарядом Мими. И злился на сестру до конца жизни, хотя та пыталась объяснить, что переделала костюм в память о нем, когда все считали его погибшим.

Одна Лейси прекрасно себя чувствовала в обществе старушки и в окружении ее темной мебели и ярких красок. И старалась проводить летние каникулы в Джорджтаунском доме Мими Смит, отдыхая душой от хаоса оранжевого с желто-зеленым и дешевой сосновой мебели, навязанной семье матерью. Кроме того, у Мими была своя библиотека.

Лейси наткнулась на сундук еще в пятнадцать лет, когда приехала в гости к Мими. Большой, черный, перехваченный кожаными ремнями. Такой же волнующий, как пиратский сундук с кладом. И он стоял на чердаке, который Лейси тоже обожала. Родительский одноэтажный дом в Денвере не имел тайных уголков, которые хотелось бы облазить. Ни подвала, ни чердака, ни клада.

— Ну, открой его, Лейси, если так уж любопытно.

Лейси почти боялась, что сундук не оправдает ее ожиданий. Замок туго поддавался, и крышка открывалась со скрипом. Но ее не разочаровали бесчисленные выкройки и разрезанные ткани. Сундук оказался неисчерпаемым источником чудес. Старое полотно, шерсть, бархат и потрясающая новая ткань тридцатых — искусственный шелк. Материалы, хранившиеся годами на сухом чердаке, ничуть не пострадали, разве что немного пахли плесенью. И — о чудо! — все выкройки соответствовали размеру Лейси.

— Я ни за что не рассталась бы с ними, — твердила Мими. — Сама не знаю почему. Может, хранила их для тебя.

Каждый раз, навещая Мими, она просила разрешения покопаться в сундуке. Мими, старая пиратка, стала ее проводником. Они так и не добрались до дна, поскольку каждый раз Мими принималась рассказывать Лейси истории о свиданиях, танцах и кинозвездах, чьи наряды служили образцом для подражания. Интереснее всего, что эта одежда была предназначена для реальных женщин. Женщин с реальными фигурами. Женщин с красивыми формами. Женщин сильных и женственных. Женщин коварных и умных. Женщин с бюстом, бедрами и талией. Женщин вроде нее.

— Они ведь не подойдут твоей тощей дылде сестрице, верно? — смеялась Мими.

После смерти Мими оставила сундук Лейси вместе с книгами, мягким бархатным диваном и столовым гарнитуром вишневого дерева. Родители посчитали сущим вздором попытки Лейси объяснить, что эти вещи стоят больше, чем старый фарфор и кухонная посуда, завещанные ее младшей сестре, высокой худощавой Чериз, которая мгновенно выставила свое наследство на гаражную распродажу[20].

— Интересно, — допытывалась мать, — что ты собираешься делать с этой ужасной рухлядью?

— Реставрировать, любить и лелеять.

— Может, миленький ситец в желто-оранжевый горошек немного оживит эту развалину, которую ты называешь диваном? — предложила мать, обожавшая декор в стиле ресторанов фаст-фуд. И пришла в ужас, когда Лейси выбрала дорогой сапфирово-синий бархат для дивана и дамаск в розово-синюю полоску для стульев из столового гарнитура.

— Что ж, поскольку ты все равно в Вашингтоне, мне хотя бы не придется видеть все это, — заявила она в заключение.

Увы, талант к шитью не передался вместе с сундуком. Но Лейси нашла в Арлингтоне портниху, которая дошила для нее несколько платьев. Алма Лопес умела незаметно смягчить или даже убрать наиболее очевидные приметы того времени вроде гигантских плеч, оставляя общий стиль эпохи неприкосновенным. Лейси начала с черного облегающего платья и изумрудно-зеленого болеро с черной отделкой конца тридцатых. К платью полагался длинный черный с зеленым кушак, несколько раз обертывавшийся вокруг талии. Классический фасон тех лет, немного отдававший иронией, светившейся в деталях. Узнав о том, что Лейси носит одежду Мими, мать, предпочитавшая спортивные костюмы кислотных тонов, пришла в ужас, чем втайне порадовала дочь.

— Лейси, что подумают люди, увидев тебя в этих клоунских платьях?

— Посчитают меня оригинальной, мать.

Да пусть считают хоть психопаткой, мне наплевать.

К сожалению, Лейси было не по карману шить больше, чем пару-тройку платьев Мими в год. Но каждый раз, когда на душе было паршиво, она рылась в сундуке и находила что-то новенькое. Сундук постепенно пустел, а Лейси обзаводилась уникальным гардеробом.

После кошмарных событий недели Лейси решила, что настроение лучше всего исправит вечернее приталенное платье с V-образным вырезом и широкими рукавами. Мими прикрепила к выкройке фото Риты Хейуорт в свете прожекторов, года 1939-го. Платье казалось шикарным, и Лейси уже успела сочинить многообещающий сценарий.

Уютный маленький клуб вдали от протоптанных дорог. Оркестр начинает играть старую мелодию с блюзовым ритмом, и внезапное появление красавца повесы…

Размышления прервал стук в дверь. Возможно, соседка с почтой. Редкий день проходит без того, чтобы почтальоны не перепутали ящики.

Слишком часто меняются жильцы, или просто дислексия?

Лейси припала к глазку и, разглядев стоявшего в коридоре гостя, возмущенно ахнула.

Поверить невозможно! Кем это он себя вообразил?!

Она все-таки открыла дверь, но уперлась рукой в косяк, преградив вход. Он смотрелся хорошо, даже слишком хорошо в джинсах, выцветших как раз в нужных местах, разношенных потертых ботинках, черной водолазке и черной кожаной куртке, небрежно свисавшей с плеча. Мужчины в черных свитерах, особенно водолазках, были ее слабостью. Она считала, что черный цвет идет любому представителю противоположного пола. А Вик Донован не был любым. Рукава, засученные почти до локтей, открывали темную курчавую поросль на руках, напомнив Лейси о тех вечерах, когда она мечтала увидеть его голую грудь. И готова была поклясться, что и там волосы тоже темные и курчавые. Однако реальный Донован, возникший на ее пороге, был тревожным симптомом.

— Чем обязана? — бросила она.

— Ты могла бы вернуть правую бровь на место и пригласить меня, — ухмыльнулся Вик, показывая упаковку баночного пива.

— Как это ты ухитрился обмануть нашу древнюю сигнализацию?

Ее дом времен Второй мировой успели оборудовать домофоном на входной двери, но доверчивые жильцы услужливо придерживали двери, впуская совершенно незнакомых людей. Впрочем, процент преступлений в старом городе был невелик.

— Я просочился вслед за разносчиком пиццы. Подумал, что он идет сюда.

Лейси не потрудилась спросить, как он узнал ее адрес. Учитывая профиль ее работы, это было бы оскорблением. Кроме того, в прежние времена Вик не гнушался давать Лейси полный отчет о том, где в любое время дня и ночи был замечен ее автомобиль или она сама.

— Ты ошибся. Можешь проследовать за разносчиком пиццы на выход.

— Лейси, впусти меня.

Она не шелохнулась.

— Слушай, мне очень жаль, что я оскорбил тебя вчера. Я не хотел. Понимаешь… очень удивился. Ну и растерялся, конечно.

— Я тоже не люблю сюрпризов.

— Как насчет того, чтобы впустить меня?

— А если я занята?

— В таком случае я подожду, пока выйдет твой гость. Нам нужно о многом поговорить.

Гость? В таком случае можешь простоять здесь до Рождества.

— О «Стайлиттос»?

— В числе других интересных нам обоим тем.

Любопытство взяло верх, как всегда. Вечно она развешивает уши, слушая всяких психов с их дурацкими историями! Ничего не поделать, это неистребимое свойство репортера: любой ценой узнать конец истории.

Лейси мысленно выругала себя.

— Ладно.

— Знаешь, ты способна обескуражить кого угодно, — вздохнул он и, оказавшись в кухне, сразу открыл банку и протянул Лейси. Остальные поставил в холодильник и помедлил, с интересом изучая его скудное содержимое.

— Следовало бы ограбить разносчика пиццы. По-моему, она была с пепперони.

— Я умею готовить. Просто не хочу. Будешь поп-корн к пиву?

— Поп-корн — это не еда, — объявил Вик, отняв у нее пиво и ставя в холодильник. — У меня идея получше. Приглашаю тебя на ужин. Кстати, на улице холодно. Я бы на твоем месте захватил куртку.

Лейси молчала.

— Да? Нет? В следующую среду? — не отступал он, расхаживая по комнате. Похоже, искал предательские следы мужского присутствия. Ничего не обнаружив, Вик развалился на темно-синем бархатном диване Мими.

— Очень мило.

— Не слишком ли ты удобно устроился? — проворчала Лейси.

— Эй, что там в сундуке?

— Это ящик Пандоры, — поправила она и, наскоро собрав выкройки, сунула в сундук. Застегнула ремень, обула туфли и надела черную куртку, как латы. И только потом спросила: — Что тебе нужно, Вик?

Вик встал.

— Ужин. И перемирие.

— Честно говоря, я немного голодна.

— Могу поверить после того, что видел в холодильнике.

— Ты упомянул что-то насчет дружбы.

— Это понятие для тебя ново?

Лейси вытолкала его в коридор, захлопнула дверь и заперла квартиру.

— Да, когда речь заходит о тебе. Как насчет того, чтобы поторопиться? Умираю от голода.

Разумеется, за домом стоял джип, все еще с номерами штата Колорадо. Лейси почему-то была уверена, что джипы «рэнглер» — по-прежнему его тип машины. Так же как в том, что машина будет в полной исправности, но не слишком чистой.

— Грязный джип — счастливый джип, — говаривал он. Да и внутри оказалось полно хлама: несколько карт, бутылка с водой, металлический ящик с инструментами вместе с небольшой сумкой, собранной на случай срочной необходимости: Вик был настоящим бойскаутом. Джип был также снабжен хорошей музыкальной системой, и они молча слушали старый диск Тома Уайтса, смело нарушавшего законы блюза. Разговаривать не хотелось.

В последний раз они встретились в «Золотой туфельке», Сейджбраш, Колорадо, шесть лет назад. Самом большом баре в городе, с танцполом. Ее тогдашний бойфренд надулся, поскольку она покидала город, отказавшись перед этим выйти за него замуж. Бедняга сделал ей сюрприз, предъявив кольцо с бриллиантом, чтобы уговорить остаться, но и это не помогло. Скорее еще больше отпугнуло. Она скомкала все свои планы на Новый год и отправилась в компании с тремя одинокими репортерами «Дейли пресс» в «Золотую туфельку», на новогоднюю вечеринку.

Лейси не запомнила подробностей вечера, если не считать одного незабываемого момента: ровно в двенадцать ночи перед ней возник шеф Донован. Обнял ее за талию, привлек к себе и свободной рукой приподнял подбородок. А потом нагнулся и поцеловал ее, не дав времени на раздумья. Застав врасплох. До такой степени, что она ответила на поцелуй. И не было смысла отрицать: сквозь нее прошел ток.

Наконец Вик ее отпустил.

«Я не мог позволить тебе уехать, не попрощавшись. Пока, Лейси. Желаю удачи».

И он растворился в буйной толпе ковбоев, веселых девиц и шахтеров.

Он не вспомнит это и через миллион лет. И возможно, был тогда пьян.

Впрочем, Лейси никогда не видела его пьяным. Зато становилось не по себе оттого, что она так хорошо запомнила поцелуй именно Донована, а не мужчины, за которого следовало бы выйти замуж и чьи поцелуи не производили на нее ни малейшего впечатления.

Донован повез ее вниз по течению реки в стейк-хаус со стенами из узловатой сосны, украшенными головами лосей и оленей.

От аромата жареного мяса у Лейси потекли слюнки. Их встретила зазывно улыбнувшаяся Вику кудрявая брюнетка в мини-юбке с бахромой и ковбойских сапожках и усадила в уютной кабинке зала для некурящих под гигантской головой бизона. Они заказали пиво и средне прожаренные бифштексы с гарниром.

Лейси набросилась на бифштекс, наслаждаясь каждым глотком пива. Ей редко доводилось плотно обедать, но любовь к хорошему стейку считалась неотъемлемой чертой всякого уроженца Колорадо. Она блаженно прикрыла глаза, а открыв их через несколько секунд, натолкнулась на его взгляд. Опять его глаза лучатся!..

— Ты урчишь, — заметил он, знаком показывая официантке принести еще пару стаканов пива.

— Вовсе нет.

— Клянусь. Вроде как «уммм». Похоже, последние две недели ты голодала. Я прав?

— Знаешь, ты просто животное.

— Вижу, поп-корновая диета плохо влияет на женские мозги.

— У меня нормальные мозги, — отрезала Лейси.

Официантка поставила на стол еще два пива.

— Тебе доставляет удовольствие доводить меня?

— Еще какое! — ухмыльнулся Вик, потягивая холодное пиво. — И совсем не зазорно наслаждаться едой. Мужчины любят женщин с хорошим аппетитом. А твой, судя по всему, неплох.

Она не знала, что ответить. Может, он намекает на ее вес?

Решив проигнорировать его, она подобрала с тарелки остатки мяса, но при этом старалась свести звуковые эффекты к минимуму.

Вик прикончил стейк и теперь был готов к разговорам. Оба, точно сговорившись, не касались последней встречи, поэтому разговор вертелся вокруг тем попроще. Колорадо. Виргиния. Лейси даже призналась, что обожает цветущие вишни и хотела полюбоваться ими до нашествия туристов. Хорошо бы также смотреть на восход и пить кофе на ступеньках мемориала Джефферсона, но ей хотелось делать это в одиночку.

Вик кивнул. Он не видел всего этого еще со школы. Постепенно разговор зашел о прежних временах.

— А что случилось с тем твоим бойфрендом?

— Женился на ком-то еще. А что произошло с твоей женой?

— Вышла за кого-то еще. После развода. Нашла такого, который не смеет носа высунуть из-под ее каблука.

— Умная женщина. Как насчет приятельниц?

— Никого постоянного. Аты?

— Стелла тебе не рассказывала?

— Почему же, шепнула, что ты очень разборчива, — усмехнулся он.

Накачав Лейси пивом и накормив говядиной, Вик решил, что без всякой опаски может произнести запретное слово «Стайлиттос».

— Кстати, насчет твоего расследования. Не объяснишь свою версию? Что собираешься предпринять?

— Теперь понятно. Подпоил меня, чтобы выведать информацию.

— Совершенно верно. Это все, что мне нужно.

Лейси медленно закипала.

Даже если я не хочу тебя, мог бы из вежливости намекнуть, что хочешь меня!

— Собственно говоря, ты упоминал об ужине и перемирии. А информация — это улица с двусторонним движением.

— Переменим водителей позже, — отрезал он и заказал кофе. — Кстати, Стелла показалась мне немного нервной. Скажи, она действительно зациклилась на своей теории с убийством?

— Действительно зациклилась, но я ей верю.

— Она здорово запугала Редфорда.

— Да ну? А мне показалось, Крысиный Король просто боится, что слухи об убийстве отпугнут клиентов. Самоубийство само по себе уже достаточно неприятная штука, — заметила Лейси.

— Крысиный Король?

— Стилисты так любовно именуют босса, — вскинулась Лейси, сочтя нужным броситься на защиту Стеллы. Стелла мгновенно превратилась из фурии с торчавшими волосами, доводившей Лейси до умопомрачения, в благородного одинокого поборника справедливости. — Пойми, она не так уж не права. Смерть Энджи выглядит подозрительно. Энджи была жизнерадостным, веселым человеком, не склонным к членовредительству.

— По словам Стеллы?

— Да. Я знаю, она та еще болтушка. Но не лгунья. Тебе приходилось сталкиваться с самоубийствами. Спрашивается, почему вдруг Энджела Вудз рассталась с жизнью?

— Я ее не знал.

— Ладно, приятель, твоя очередь, — велела Лейси.

Вик признался, что у него были сомнения насчет работы у Редфорда, который уже сменил несколько охранных агентств, отпугивая смехотворными претензиями к персоналу. Но кто отказывается от таких денег? И, кроме того, контракт заключал отец. Убийство, если это действительно было убийство, еще более усложнит дело.

— Кто, по-твоему, крадет шампунь?

— Я только начал работу. А что, уже есть подозреваемые, Лейси?

— Это не моя проблема, Вик.

Придется спросить Стеллу.

— Редфорд заявил, что наше дело — положить конец воровству, а не заниматься выносом тел. Лично для меня так даже лучше, Однако он постоянно твердит об этом. Вероятно, слишком многие считают, что дело нечисто. Редфорд велел мне не слушать «психопатку Стеллу». И тебя тоже. Ты для него — «ненормальная репортерша». Разумеется, я и без него это знаю.

— Ничего не скажешь, Крысиный Король — настоящий обаяшка.

— Предупреди свою подругу, чтобы ходила и оглядывалась.

— Стеллу?

— У него чешутся руки ее уволить. Если хочешь знать, он багровеет от злости каждый раз, когда слышит имя Стеллы.

— Видимо, следствие высокого давления, но он не может уволить ее. Она знает, где спрятаны все скелеты.

— То есть?

— Стелла спала с ним когда-то и знакома со всеми, кто сделал то же самое ради должности менеджера. Если он откроет рот, ему несдобровать, не говоря уж об исках за сексуальные домогательства.

От Редфорда Вик слышал, что шумиха в связи с волшебным преображением Марши Робинсон способствовала росту популярности салонов. Но публика, как известно, капризна. Сегодня «Стайлиттос» на вершине славы, завтра салон ждет забвение. Редфорд объяснил Вику, что чем меньше люди будут знать об обстоятельствах смерти Энджи Вудз, тем лучше.

— Он страшно боится всего того, что ты можешь написать в, цитирую, «своем гнусном жалком таблоиде», — добавил Вик, салютуя Лейси стаканом. — Я и понятия не имел, что ты обладаешь такой властью.

— Я королева мод, Вик! — напомнила она. — Могучие и великие трепещут от каждого моего слова.

— Да, мэм. Но если обнаружите нечто такое, что мне следует знать, прошу сообщить. Договорились?

— Разве ты не возвращаешься в Стимбоат?

— Еще не решил.

— Ты больше не главный коп.

Вик снова вздохнул:

— Этот контракт много значит для моего отца. Он должен заработать репутацию. Я был бы очень благодарен за любую информацию. Пожалуйста, помни об этом.

«Пожалуйста» было не тем словом, которое уЛейси ассоциировалось с Виком, но она сумела не выказать удивления.

— Точно, ковбой, но помни, что у медали две стороны.

Лейси заказала очень дорогой десерт, очень шоколадный, очень калорийный, хотя знала: позже придется платить за это дополнительными упражнениями. Зато Вику придется платить сейчас. Деньгами. Себе он десерт не заказал, но схватил вилку и врубился в ее собственный.

Назад они тоже ехали молча, слушая незатейливые мелодии кантри. Вик проводил ее до двери дома и дождался, пока она войдет. Лейси подумала, что он мог бы и поцеловать ее на ночь. Но, разумеется, ему это в голову не пришло. Она испытывала облегчение, раздражение и растерянность одновременно.

Все прошло, она в этом убеждена. То, что когда-то привлекало к ней мужчин, улетучилось. Убито Вашингтоном и временем.