Убийственная стрижка

Глава 12

Для журналистского бдения во вторник Лейси нарядилась в черное платье тети Мими, дополненное изумрудным болеро с черной отделкой, фасона тридцать девятого года. Тень незабвенной Риты Хейуорт. Женственное и элегантное, платье очень шло Лейси. Кроме того, никто в вашингтонском пресс-корпусе не имел ничего, даже отдаленно напоминающего этот наряд. Сцена перед зданием федерального суда Соединенных Штатов, когда-то выстроенным Э. Барреттом Прит-тименом, граничила с фарсовой. Здесь были представители прессы, освещавшие историю Марши Робинсон, и представители прессы, освещавшие представителей прессы, освещавших историю Марши Робинсон. Всякая уважающая себя компания, включая «Фокс», Си-эн-эн, Би-би-си и телевидение Германии, выставила по периметру фургоны спутниковой связи, полностью парализовавшие возможность парковки на авеню Конституции.

Свыше двухсот репортеров, фотографов и техников встали лагерем, словно оккупационные войска, у всех трех входов в здание и на стоянке.

Лейси поблагодарила Бога за то, что пока не происходит ничего интересного. Папарацци умудрились разбить небольшие палатки на случай непогоды. Многие торчали здесь уже несколько месяцев. Лейси вдруг осознала: все истории о том, что журналисты ничего не читают, вранье. От скуки бедняги старательно читали газеты, надеясь развеять тоску.

Фотографы, газетные и телеоператоры, поскольку они, в сущности, тоже фотографы, одевались однотипно: джинсы, кроссовки, футболки, майки и простенькие ветровки. Газетчики придерживались хоть и помятых, но пиджаков, в которых требовалось являться на заседания конгресса. Какая-то дама, по-видимому, телерепортер, вездесущая блондинка с непременным «шлемом», с лошадиной физиономией — такие сходят в Вашингтоне за привлекательных особ, вырядилась в неувядающего покроя сиреневый костюм из синтетического крепа: весьма популярный среди вездесущих блондинок цвет. Молодая девушка-репортер азиатского происхождения скрутила волосы в вариант того же «шлема» и щеголяла костюмом того же фасона в красных тонах. Здесь же дежурила и симпатичная афроамериканка, телерепортер с такой же прической и в приблизительно таком же костюме цвета синего дельфиниума. Выглянув, она мгновенно скрылась в палатке. Лейси заметила, что ухоженные и цвето-скоординиро-ванные репортеры, ведущие репортажи с места событий, не жарились на солнце, как стая измученных собак. Это для шестерок!

Наступило затишье перед бурей. Камеры были наготове для того момента (возможно, еще секунд двадцать), когда появится Марша: выйдет из машины, прогарцует по ступенькам и исчезнет в здании. Остаток дня, пусть и прекрасного, пройдет в тоскливом, сводящем с ума ожидании.

Лейси подслушала, как радиорепортер диктовал по телефону начало своей статьи:

— Вряд ли Марша Робинсон собирается говорить с журналистами в первый день дачи показаний в суде, — начал он и, немного помолчав, взорвался: — Нет, черт возьми, мне больше нечего сказать! И потолковать здесь не с кем. Может, придумаете что-то сами? Или хотите, чтобы это сделал я? Пожалуйста, я готов!

Лейси сопровождал увешанный «Никонами» Тодд Хансен, фотограф «Ай», симпатичный блондин, который смотрелся бы очень органично где-нибудь в хижине лесоруба в штате Мэн, но он каким-то образом сбился с пути и очутился в округе Колумбия. Хансен был добродушен и очень высок: его рост плюс трансфокаторы с автоматической фокусировкой давали в результате отличные снимки. Кроме того, он без споров шел на любое задание, что делало его любимцем всех репортеров.

Лейси вручила ему рацию двусторонней связи:

— Звони, если услышишь, что она едет. Мне нужно кое-что проверить.

Тодд заверил, что все сделает. Надел очки, натянул на голову козырек от солнца, уселся на маленький, принесенный с собой складной стульчик, вытащил термос с кофе и «Нью-Йорктаймс».

Девушке-стажеру было поручено омерзительное, скучнейшее в мире задание: следить за домом Марши и позвонить, как только главная свидетельница покажется на крыльце.

Возможно, это и есть самое доброе дело, какое только газета могла сделать для стажера. Отвратить юных энтузиастов от бессмысленной суматошной жизни, которая именуется журналистикой в Вашингтоне.

Лейси пересекла мостовую и, не испытывая ни малейших угрызений совести, прошлась по тихим залам Национальной художественной галереи. Особенно трогали сердце работы Ренуара: детские лица цвели румянцем, более нежным, чем у сорванцов, которые возились у нее за спиной. Один пухлый малыш лет четырех громко жаловался матери:

— У меня ноги горят! Больше никуда не пойду! Зачем ты меня сюда привела?

Полдень приближался, и, поскольку о Марше не было никаких известий, Лейси рассудила, что раньше часа она не появится. Она сделала несколько звонков и проверила голосовую почту. Но все хорошее когда-нибудь кончается. Без двадцати час рация квакнула. Марша ехала в суд.

Лейси забежала в дамскую комнату, одернула юбку, напудрила нос, накрасила губы и причесалась. Если она случайно попадет под прицел камеры, нужно хотя бы прилично выглядеть.

Она вернулась к зданию суда.

Шум прокатился по толпе репортеров, едва к обочине подкатил черный лимузин. Марша выглядела хорошо отдохнувшей с приклеенной к лицу легкой безмятежной улыбкой.

Может, это валиум. Или прозак.[25]

Одета она была подчеркнуто скромно, словно паломница, в черное шелковое платье-костюм с юбкой до колена, крахмальным белым воротничком и манжетами. Наряд дополнял жемчуг и простые черные лодочки.

Удачный выбор. Десять очков. Единственное, что отсутствует, — алая буква. Может, следовало нацепить «П» — порнография?

Волосы уложены блестящим узлом на затылке. Сдержанный макияж.

Лейси услышала жужжание работающих камер, репортеры толпой ринулись к бедной Марше.

Но ту скорее всего хорошо натаскали, поскольку она не взглянула на журналистов и не помахала им рукой. Вполне разумно, хотя для воскресного выпуска Лейси вычтет у нее очки за недостаточную приветливость. Кажется, она обещала Маку написать статью именно в таком духе. Впрочем, она может и изменить концепцию.

А пока Лейси сосредоточилась на единственной цели: подобраться поближе к Марше, чтобы задать вопрос. На ее стороне был многолетний опыт работы локтями. И кроме того, она была маленькой и проворной. Лейси бодро ринулась в крохотное пространство, неожиданно образовавшееся рядом с главной свидетельницей. Маршу окружали камеры, микрофоны и люди, оравшие ей в лицо вопросы, которых она словно не слышала.

Должно быть, именно так чувствует себя тот, кому предстоит стать блюдом на пиру каннибалов.

Лейси пришлось почти кричать, хотя она была совсем близко. Но зато она не лаяла, как остальная стая.

— Марша, когда вы в последний раз видели Энджи и почему отменили свой визит к ней? Помните?

Лейси надеялась, что имени Энджи окажется достаточно, чтобы подстегнуть память Марши. Она не собиралась бросать на растерзание волчьей стае еще и фамилию. Пусть сами подумают. Если захотят.

Растерявшаяся Марша уставилась на Лейси. Сотни микрофонов нацелились на них. Зажужжали камеры. Марша потеряла самообладание.

— Энджи? П-простите. Я не думала… не знала, что она покончит с собой! Я не хотела…

— Без комментариев! Дайте дорогу, пожалуйста! Мисс Робинсон нечего сказать.

Адвокат Марши, потный толстяк с седеющими прилизанными волосами, резанул Лсйси злобным взглядом и потащил клиентку к двери, не обращая внимания на напиравшую толпу.

Реакция Марши наэлектризовала репортеров. Едва было произнесено имя Энджи, как они словно с цепи сорвались. Лейси услышала фразу:

— Эй-би-си только сейчас узнало, что Марша Робинсон должна дать показания о таинственной женщине, известной только как Энджи: возможно, еще одной участнице разрастающегося скандала с вовлечением в порнографию служащих конгресса…

Кто-то еще охнул:

— О Господи, она сказала «покончит с собой»?

Репортер Си-би-эс поспешно диктовал в трубку:

— Некая женщина, по всей вероятности, служащая конгресса, известная пока под именем Энджи, — новое звено в истории с порнографией и коррупцией, затронувшей Капитолийский холм и Белый дом…

Лейси спокойно удалилась в сопровождении Тодда Хансена. На ее лице сияла улыбка Джоконды. Пара наиболее смышленых телерспортеров рысью помчалась следом.

— Погодите! Кто эта Энджи и кто вы?

Лейси подняла свое журналистское удостоверение:

— «Ай-стрит обсервер». Делайте свое домашнее задание, — коротко бросила она.

Старый густобровый волк уже поджидал ее в отделе новостей.

— Смитсониан, — прогудел он, поманив ее пальцем в свой офис. Церемонно нажал на кнопку пульта, и на экране возник повтор получасового выпуска новостей. Вот она, Лейси, задающая свой вопрос, ошеломленное лицо Марши и горящие глаза телсведущей. Та обещала рассказывать о дальнейшем развитии событий. Далее следовали выпуски других компаний, показавших Лейси и Маршу в других ракурсах. И все обещали, что первыми раздобудут информацию о таинственной Энджи.

Лейси показалось, что сама она выглядела совсем неплохо. И камера вовсе не добавляла десять фунтов, как все уверяли! Не больше пяти. Впрочем, может, так кажется на фоне сдобной Марши. Черное с изумрудным платье очень хорошо смотрелось на экране. Тетя Мими гордилась бы!

Все три телекомпании неохотно выдали в эфир, что именно журналистка из вашингтонской «Ай-стрит обсервер» спровоцировала поразительное откровение Марши. Правда, точного смысла откровения никто не уловил, тем не менее это было лучше, чем ничего. И вышеупомянутая Смитсониан должна убедить «Ай» поделиться.

Две телекомпании уже связались с Маком, пытаясь договориться о выступлении Лейси в утреннем воскресном выпуске новостей. А когда Мак упомянул о том, что Лейси — автор популярной колонки «Преступления против моды», появлявшейся в газете каждую пятницу, они пообещали перезвонить.

— Не питай особых надежд, — посоветовала Лейси.

Дверь распахнулась, и в офис шагнул Питер Джонсон. Тридцать девять лет, не женат, асексуален и, возможно, полностью лишен гормонов. Лицо напряжено, губы сжаты в тонкую линию. Поправив огромные совиные очки, он с яростью уставился на Лейси. Считавшийся в редакции большим модником, сегодня Джонсон умудрился натянуть широкие штаны цвета хаки, синюю рубашку и кричаще-желтый галстук с узором в виде оливок. Где-то поблизости от его стола висел помятый синий пиджак спортивного покроя. Питер, очевидно, кипел от возмущения, но продолжал стоять на месте, сжав кулаки. Скорее всего выжидал, пока Мак начнет первым. Тот молчал.

— Итак, кто эта таинственная Энджи и почему Лейси Смитсониан оказалась единственной в Вашингтоне, кому она известна? — чересчур спокойно осведомился Джонсон. Словно змея, замершая перед тем, как нанести удар. Словно жаба, подстерегающая комара. Словно редактор, ожидающий сенсации.

— Я далеко не единственная. — В офисе было жарко, поэтому Лейси сбросила болеро и аккуратно повесила на спинку стула. — Энджела Вудз была стилистом Марши, именно Энджела создала ей абсолютно новый имидж. Вспомни, мы… то есть я первой написала об этом. На прошлой неделе, если верить мальчикам в синих мундирах, Энджи покончила с собой. Но есть люди, считающие, что она была убита и что версия о самоубийстве — глупость и ложь.

— Кто эти люди?

— Ну, например, менеджер ее салона.

Мак с сомнением покачал головой.

— Марша записалась к Энджи в тот день, когда та умерла, но по каким-то причинам отказалась прийти. И это все, что я знаю.

Лейси решила, что им не обязательно слышать о жуткой прическе и пропавших волосах. Во всяком случае, пока.

— Да, и еще в субботу было обнаружено, что квартиру Энджи ограбили.

— И откуда тебе все это известно, Смитсониан? — рявкнул Джонсон.

— Стиль никогда не отдыхает, Питер. Разве что на тебе, — съязвила Лейси, срывая его замусоленный бейдж с удостоверением личности. — Совет обозревателя мод: не тащи бейдж со своим фото в постель. Или ты и душ с ним принимаешь? Может, мне следует задать этот вопрос в новой колонке и посвятить материал тебе?

Питер вздохнул и сунул удостоверение в карман.

— А, карманное удостоверение. Куда лучше.

Мак громко откашлялся. Лейси объяснила, что никто не слышал об Энджи, пока она не сотворила чудо с Маршей Робинсон. Благодаря последней молодая стилистка перед смертью изведала вкус славы. Марше Робинсон стоило задать пару вопросов, и, кроме того, передовая воскресного выпуска уже почти скроена, если можно так выразиться. Но Мак все еще недоумевал:

— Так что в центре этой истории? Мода, скандал, самоубийство, убийство или что?

— Определенно мода. Возможно, скандал. Вероятно, убийство. После работы с Маршей Энджи стала знаменитой в своем кругу и нажила много завистников. Так что, может, именно это и привело к убийству. Или какие-то личные проблемы. Но если бы Марша не стала клиенткой Энджи, никто до сих пор не знал бы о стилистке по фамилии Вудз. Скандал с Маршей тоже сыграл свою роль.

Что там говорила Брук?

— Шестеро служащих конгресса лишились работы. Двое конгрессменов сложили с себя полномочия. Если смерть Энджи как-то с этим связана, значит, она еще одна жертва скандала. Если нет — это печальное совпадение. Так или иначе, подобные истории интересуют публику. Вам это не по душе?

Мак погладил лысую голову.

— Но почему ты не сказала мне?

— Потому что ты не хотел этим заниматься. Тебе безразлична мода. То есть, стоит на тебя посмотреть…

— А вот теперь небезразлична, особенно если Марша Робинсон, имеющая порносайт растлительница несовершеннолетних, как-то связана с этим убийством.

Маку понравилась идея о журналистском расследовании убийства, если таковое действительно имело место. Кроме того, его забавляло, что собратья по перу с жаром гонялись за призраком по имени Энджи.

— Я хочу, чтобы мы помогали друг другу, Смитсониан. Хочу беседовать, делиться секретами… о нет, ничего особенного, всякими милыми пустячками, вроде того, над чем ты, черт возьми, сейчас работаешь!

Сама мысль о таких отношениях с редактором была невыносимой. Лейси поморщилась.

— Можешь делать идиотов из других, но не из меня. Ясно? — рявкнул он. Лейси кивнула, но Мак и не думал успокаиваться. — И если эта история хотя бы отдаленно имеет что-то общее с расследованием особо важных дел, все объяснишь Питеру.

Он ткнул пальцем в Питера. Питер важно наклонил голову и вышел, в полной уверенности, что Лейси поставили на место.

— Я же велел тебе не наступать ему на пятки! — прошипел Мак.

Лейси пожала плечами:

— Я и близко к нему не подходила. Это получилось случайно.

— И передай Трухильо все, что сейчас говорила мне.

Питер Джонсон был просто безмозглой примадонной.

А у Трухильо совести не было. Он попытается либо отобрать тему у Лейси, либо высмеять ее версию. Недаром у него душа и сердце настоящего репортера полицейской хроники. Если речь идет об убийстве и «Ай» сможет отыграть очко у местных копов, Трухильо не преминет это сделать. Ну нет, такого она не допустит!

— Черта с два! Это моя информация, и я не дам Тони ею поживиться! Только моя, и ничья больше! Я сама все раскопала! Это мое поле и мои источники.

Мак, сдавшись, поднял руки:

— Остынь. Ладно, согласен.

Втайне Мак торжествовал, считая, что Лейси стала классной журналисткой.

— Договорились. Кстати, Мак, «Преступления против моды» на этой неделе будут посвящены Энджеле Вудз.

Мак широко улыбнулся:

— Ну разумеется. На этот раз, пожалуй, и заполучишь настоящее преступление. Только эта история выйдет сегодня.

— Но у меня срок до завтра!

— У нас ежедневная газета, Смитсониан! Не загородный клуб. Сегодня ты в поле зрения всего города. Грейся в лучах славы. Твоя новостная история об Энджеле Вудз и Марше Робинсон выходит в Интернет через сорок минут. Завтра мы публикуем ее на первой странице. Позже можешь переделать в стиле своей колонки. А сейчас — вперед.

Трухильо принялся шнырять у стола Лейси, когда она выколачивала из клавиатуры повествование о «таинственной Энджеле Вудз». Он даже не поленился включить свое обаяние, озарив Лейси улыбкой мощностью в сто ватт. Совсем как гремучая змея, если бы гремучие змеи могли улыбаться. У Лейси мгновенно возникли ассоциации с райским садом и яблоками.

— У меня нет времени, Тони. Так что танцуй отсюда в ритме буги.

Он предложил выпить пива после работы. Она велела ему убраться. Он сообщил о желании поболтать о ее расследовании. Она приказала ему катиться куда подальше, иначе ей не успеть закончить статью к сроку. Он пожелал помочь ей разобраться с возможными криминальными мотивами. Она указала место, куда он может засунуть свои мотивы, и даже предложила помочь. Наконец он понял намек. Снова улыбнулся смертоносной улыбкой, на этот раз ослабевшей ватт этак до шестидесяти. Лейси ухмыльнулась ему в спину.

Он просто такие сдастся.