В клетке у зверя

30. ♀

Валерия

Слова Амелии, которая до этого казалась мне просто гадкой своевольной выскочкой, ранят в самое сердце. Кричать хочется в голос, что не хочу я разрушать её семью. Я вообще всего этого не хочу. Но никого вокруг меня не интересуют мои желания. Для двух мужчин, которые затеяли опасную игру, я не человек, меня не существует. Волжский видит во мне куклу для развлечений, Олег — удобный инструмент.

Не могу больше слушать Амелию, убегаю наверх. Даже странно, что Волжский дал мне уйти. Амелии-то не дал. Прячусь в комнате, забираюсь под одеяло прямо в одежде.

Я ненавижу себя и свою жизнь, как можно ненавидеть только самого заклятого врага. Не представляю, как выпутываться. Не вижу своего будущего даже на сутки вперед. Ощущение, что меня тут со дня на день убьют — если не сам Волжский, то его психованный братец, — и на этом закончится моя незавидная история.

Светлана вскоре зовет на обед. Спускаюсь без понуканий. За столом сидят Амелия и Волжский.

Молча сажусь на свое место и так же молча принимаюсь есть ароматно пахнущий тыквенный крем-суп.

— Амелия хочет тебе что-то сказать, — произносит Волжский многозначительно, отвлекаясь от своей порции.

Поднимаю взгляд на Амелию — она плакала, это заметно. Но слова: «Мне очень жаль, что все так получилось», — вряд ли её утешат.

— Извини, Лера, я ошибалась на твой счет, ты не сука, которая пытается увести моего отца, — извинение на отвали. Ничего я не буду ей говорить. Змеюка ещё та. — Я больше не буду тебя подставлять.

Какое одолжение! Смотрю на Волжского. Он недоволен. А мне страшно. Амелия — бомба замедленого действия. Рванет, когда я буду меньше всего этого ждать. И снесет к чертовой матери. Что будет, если она придумает подставить меня не перед Волжским, а перед Тохой, просто чтобы убрать «не суку, которая рушит её семью»?

— Я принимаю извинения, спасибо, — отвечаю кротко. А что ещё остается?

Остаток обеда проходит в молчании. Я первая встаю из-за стола.

— Валерия, не уходи далеко, — окликает Волжский. — Есть работенка для тебя.

Не подаю вида, что испугалась. Вроде уже просто пора принять, что он будет вертеть мной, как хочет, и успокоиться, а не могу.

Киваю и жду его в гостиной. Рядом с Амелией воздух становится плотнее от её ненависти ко мне.

Волжский вскоре выходит из столовой и жестом зовет меня за собой. Ведет в кабинет.

Там из стола вынимает мой телефон и протягивает мне.

— Напиши Трифонову, что ты нашла тайник, но сфотографириовать его не удастся.

Безропотно выполняю. Пишу смс на последний из его номеров и, честно говоря, вообще не жду никакой реакции, мало ли он тыщу лет как симку выкинул. Волжский упирает локти в стол и сплетает пальцы. Смотрит на меня с хищным прищуром.

— Думаете, ответит? — спрашиваю неуверенно. Молчание Олега меня угнетает.

— А как же иначе, конечно, — Волжский усмехается и манит меня к себе. Указывает сесть на колени. — Он расставил вокруг меня сети и ждет, что я вот-вот попадусь.

Мне не хочется этого делать, но я не смею сопротивляться. Огибаю стол и сажусь на бедро к Волжскому, точно он Дед Мороз, а я собираюсь прочесть ему стишок.

Он подтягивает к себе мой телефон, а другой рукой забирается под толстовку и гладит меня по спине. По коже от его горячего прикосновения бежит дрожь. Его мягкие пальцы делают скорее приятно, но страх продолжения меня не отпускает.

Телефон пиликает входящим смс. С того же номера, куда я отправляла смс. Волжский отлично читает противника.

— Ммм… Ты снова не надела лифчик, — произносит он чуть хриплым голосом и продолжает перебирать пальцами по моей спине. — Прочитай вслух, что он там пишет.

Подумаешь, не надела? Я дома, я не люблю лифчики, мама говорила, что грудь надо поддерживать, если она отвисает, а с моей все в порядке. Но я содрогаюсь от того, как Волжский смакует этот факт.

Пытаюсь сосредоточиться на сообщении.

— Тогда поищи там кое-что, — читаю, трудно сосредоточиться, когда Волжский меня трогает. — Следующее сообщение. Небольшая заколка. Стрекоза или бабочка. Из стекляшек. Дешевая бижа (бижутерия — прим. автора).

Больше ничего не написано. Распрямляюсь, ожидая указаний. А Волжский — прямо кожей чувствую — задумывается. Чешет подбородок свободной рукой, а потом берется за кромку моей толстовки и тянет вверх. Хочется прижать руки к телу, но нельзя. И страшно злить этого мужчину. Нехотя поднимаю руки, и он снимает с меня худи. Под ним нет ничего. Тепло на улице, можно было надеть на голое тело. Кто же знал, что Волжский захочет…

Мужчина издает тихий довольный рык. Любуется. Потом ловит мою грудь в ладони и ласково играет с сосками. Передвигает меня к себе спиной, и я чувствую его напряженный член.

Сглатываю и смотрю перед собой. Подавленность пробирается в душу, впивается в сердце когтистыми лапами. Почему-то у меня есть ощущение, что все случится именно здесь. Да уж, не так я представляла себе первый раз.

— Ответь ему, — Волжский прижимается губами к моей спине. Нежно целует по позвоночнику вверх. А меня каждый поцелуй почти обжигает. Это совсем не противно. Было бы по-настоящему приятно, если не знать, кто это делает. — Напиши: «Я посмотрю, что там есть. Опиши более точно». И отправь.

Принимаюсь строчить сообщение на телефоне и холодею, когда Волжский принимается расстегивать мои джинсы. Я не ношу ремня, так что он легко справляется с пуговицей и расстегивает молнию. Запускает пальцы в трусики. Как и в прошлый раз. Пытаюсь сжать ноги, полностью забыв о сообщении, но ладонь волжского не позволяет этого.

— Сообщение пиши! — требует он хрипло и принимается меня ласкать.

Да что это за издевательство? Зачем он это делает? Мысли отвлекаются от символов на экране телефона и улетают туда, где двигаются умелые мужские пальцы. С горем пополам я таки дописываю сообщение и жму «отправить». Между ног против воли становится все более влажно. Я не хочу этого, но физиология выше логических надстроек.

Волжский вдруг резко поднимается и укладывает меня животом на стол. Перед лицом оказывается телефон, лежащий на добротной деревянной столешнице, а сзади пугающий мощный мужчина, который сдергивает с меня джинсы и трусики. Опускает до самых лодыжек. Ребра саднит на жесткой поверхности, но это мелочь по сравнению с охватившим меня ужасом.