39. ♀
Валерия
Сердце тревожно ёкает. Что, если Амелия все же причастна? А вот вдруг? Волжский меня убьет? Как? Задушит? Внутри поднимается ядовитая ярость. Я устала ощущать давление. Задолбалась слышать угрозы. Надоело!
— А давайте сейчас все закончим? — выпаливаю, глядя ему прямо в глаза, вижу, как его округляются. — Хватит мне угрожать. Хотите убить, убейте уже, пожалуйста. Я не хочу больше играть в эту игру!
Сама не знаю, откуда взялись силы. Наверное, у всех есть предел, до которого ты терпишь, а потом прорывает. Вот и со мной это тоже случилось.
Волжский, на удивление, остепеняется. Все ещё буравит меня тяжелым взглядом, но уголки губ чуть поднимаются.
— Я тебя услышал, — он коротко кивает. — Есть чем ещё помочь Агате до приезда скорой?
— Я возьму анализ крови, — произношу спокойно.
Направляюсь к стеллажу и из того, что оставляла сама, вынимаю запасную ампулу для забора крови. Если Агату отравили, анализ крови это покажет. Как и наличие воспаления. В любом случае он нужен для диагностики.
Пока я нащупываю вену, Волжский нависает надо мной, смотрит из-за плеча, держит чомбур, хотя Агата так слаба, что этого не требуется. Ампула заполняется кровью, я встряхиваю её, взбалтывая содержимое и вручаю Волжскому.
Отхожу к стене. Стресс отступил, и мне становится холодно. Обхватываю себя руками и невольно окидываю конюшню взглядом, пытаясь найти, что накинуть, хотя знаю, что тут ничего такого нет.
— Ты замерзла, — удивительно тепло произносит Волжский, снимая с себя пиджак, и накидывает мне на плечи. Затем обращается к Свете: — Принесите Лере куртку, пожалуйста.
Это он так расчувствовался, видимо, из-за лошади, хотя в душе теплым ручейком струится наивная радость, что ему не все равно.
Света приносит мне куртку, и я возвращаю ему пиджак. А потом к конюшне подъезжает лошадиная скорая, сдает задом, чтобы Агату было легко завести в кузов.
Волжский сам выводит Агату. Она очень вялая, бедолажка, еле идет. Внутри фургона смонтированы металлические ворота, которые работник скорой закрывает за Агатой. Затем хлопает по борту, мол, закончил, и забирается на пассажирское сиденье.
— Съездишь со мной? — вдруг спрашивает Волжский.
— Куда? — округляю глаза.
— В клинику, — терпеливо отвечает он. — Если надо переодеться, у тебя пять минут.
Не буду переодеваться. Платье приличное, в куртке нехолодно.
— Так поеду.
— Тогда идем в машину, — он направляется к дому, куда уже подогнали его внедорожник.
Мне и самой интересно, что с Агатой. И, наверное, мне должно польстить, что он взял с собой меня, а не Николая и не Амелию.
Едем молча. За рулем водитель, но Волжский все время смотрит в окно.
— Если это не сап, Агата поправится, — пытаюсь его подбодрить. — Наверное, колика. Может, заворот кишок.
— Да, я понимаю, — глухо отвечает он. — Прости за грубость. Это было недопустимо.
— У меня все равно нет выбора, так что извинения приняты, — выговариваю с досадой.
Волжский пропускает мимо мою реплику, хотя на мгновение мне кажется, что в глазах мелькает сожаление.
Ветеринарка оказывается недалеко, в Калининском районе. Круглосуточная, навороченная. Агату выгружают и Волжский сразу ведет её на УЗИ. Пока они ходят по исследованиям, я жду на диванчике в небольшом холле. Администратор приветливо предлагает мне кофе, чай, снеки. Ничего не хочу — очень волнуюсь за лошадку.
Спустя примерно час Волжский подходит ко мне.
— Поехали домой, — произносит устало. — Агату уже вылечили.
— Паразиты? — быстро осознаю, что можно было пролечить так быстро и за один прием.
Он кивает и протягивает пачку листов с подколотыми результатами исследований.
— Здесь все, включая назначения. Изучи. Скажешь, что купить и в каких количествах, — приказывает, а не просит. Злит. Поднимаю на него сердитый взгляд и все-таки слышу: — Пожалуйста. Сейчас.
Вздыхаю и вчитываюсь в документы. У Агаты все в порядке, кроме вздутого кишечника. Видимо, продукты жизнедеятельности паразитов испортили ей пищеварение. Но паразиты убиваются единоразовым применением яда, который действует только на них, так что надо восстановить нормальную работу ЖКТ, и все у Агаты будет хорошо. Но в назначениях есть антибиотик, видимо, в каком-то из колец кишечника все же началось воспаление. Значит, проколем. Агата будет благодарна.
Волжский все время, пока я читаю бумаги, нависает надо мной, опершись локтем о стену над головой. Ощущаю его прожигающий взгляд и прямо чувствую, что сейчас он меня уважает.
— Пойдемте в аптеку, — кладу поверх стопки лист с назначениями. — Тут все написано, я скажу провизору, что нужно.
— Хорошо, — Волжский кивает, открывает мне дверь в соседнее помещение, где расположена аптека и добавляет: — Спасибо, что оказалась рядом. Мне это ценно.
Подхожу к окошку и называю одетой в халат девушке за стеклом названия препаратов.
От себя добавляю ещё одну дозу глистогонного препарата, несколько ампул для забора крови и несколько капельниц.
— А это ещё зачем? — настораживается Волжский.
— Глистогонка Алмазу, для профилактики. А остальное чтобы было, — говорю не поворачиваясь. — На случай, если снова придется оказывать экстренную помощь лошадкам.
Волжский отходит к окну и упирает руки в бока. Ждет, пока провизор назовет сумму, затем возвращается и оплачивает сумму почти десять тысяч двумя пятитысячными бумажками. Сдачу даже не ждет. Велит возвращаться в машину.
Когда мы выгружаем Агату из транспортировочного фургона, Николай уже полностью привел денник в порядок. В конюшне свежо и хорошо пахнет.
Волжский ласково гладит Агату по холке и закрывает в деннике. Поворачивается ко мне.
— Я хочу, чтобы ты составила мне компанию, — говорит вроде ровно, но снова в приказном тоне.
— Право отказаться есть? — спрашиваю с усталой интонацией. — Утречко выдалось не из легких.
Волжский смотрит на меня удивленно. Точно я спросила, долетели ли люди до Звезд. А потом усмехается и улыбается.
— Ты даже не спросила, в чем, а уже отказываешься? — подходит ближе и ласково гладит по щеке, от его пальцев по коже разбегаются электрические мурашки. Его нежность приятна, но пугает неизменно. — Неужели тебе настолько сложно находиться рядом со мной?
— Я боюсь вас, — выговариваю осторожно.
— Не бойся, мы просто погуляем, — заверяет Волжский с той же улыбкой, в которой светится облегчение.
В легком шоке следую за ним, и он предлагает мне снова сесть к нему в машину. Говорит водителю: «В лес», — и я напрягаюсь так, что руки немеют.
— Зачем? — спрашиваю едва не дрожащим голосом.
— Я же сказал, погуляем! — Волжский как не понимает, что для меня значат эти слова. Или наоборот, отлично понимает.
— Спасибо, что не в багажнике, — сердито бормочу себе под нос, но Волжский слышит.
— А надо было в багажнике? — в голосе усмешка, но жестокая. — Могу устроить.
Вздрагиваю, в душу просачивается страх, но происходит странное. Чем больше боюсь, тем сильнее злюсь.
— А вы по-другому с женщинами не умеете? — выкрикиваю гневно.
— Для тех, кто скалится, у меня есть особая манера поведения, — задорно отвечает Волжский, прожигая меня горячим взглядом. — Показать?