Ада
Зоя смотрит на меня. Тепло, но пристально.
– Ада, – говорит тихо, но мягко и настойчиво, тянет руку ко мне и сжимает мою ладонь.
– Давай разберемся по порядку. Ты чувствуешь гнев, это понятно. Он не имел права брать твое без спроса. Но под этим гневом... что еще? Расскажи мне. Что пугает тебя больше всего?
Я выдыхаю, воздух выходит рвано, как будто легкие сжаты в тисках. Пальцы все еще дрожат, и я сжимаю их сильнее, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
– Зоя, он сказал, что это для нас. Для нашей семьи. Я понимала раньше, что я заберу Пашу, брак этот для фикции, потом я вернусь домой, к тебе. А сейчас что делать? Мирон не отдаст мне его. А я боюсь, что привяжусь к этому новорожденному, ведь он фактически мой. Как потом уйти от Мирона? Я не представляю, что будет дальше, потому что жизни с ним я не вижу.
– Страх – это нормально, Ада, – Зоя отпускает мою руку. – Ты потеряла Пашку, и многое после этого изменилось, – это раны, которые никогда не заживут, потому что ты постоянно об этом думаешь и сталкиваешься.
Я чуть наклоняю голову в сторону и утыкаюсь лицом в предплечье. Никогда…
– Ада… но Мирон сейчас дает тебе шанс на ребенка. Твоего ребенка. Да. Не так, как у всех. Да, нестандартному пути. Да, после всего, извини, пиздеца, что он сделал, но дает. Это как... подарок, завернутый в колючую проволоку. Ты имеешь право злиться на на него, обижаться, ругаться. Но подумай: этот ребенок – часть тебя. По крови. Твой. Что, если это возможность исцелиться? Не для него, для себя.
Внутри что-то сдвигается, как ледяная глыба, которая начинает таять. Прикусываю дрожащие губы, чтобы не расплакаться.
– Я никогда его не прощу. Он эгоист, вор, предатель! Но этот ребенок... Как можно жить с мужчиной, которого ненавидишь, и играть в счастливую семью. Что это за жизнь будет?
Зоя снова гладит мою руку, как мама в детстве, когда я боялась темноты.
– Ты всегда хотела семью и детей. Паша – это начало. А этот малыш... продолжение. Ты сейчас можешь только предполагать, а как оно будет на самом деле, ты узнаешь, только когда попробуешь.
Я моргаю, и слезы, которые я держала, все же скатываются по щекам.
– Не плачь, родная, – подкатывается ближе ко мне. – Чтобы понять, тебе нужно разобраться. С Мироном. Почему он это сделал? Что он чувствовал? Ты не можешь решать в вакууме. Все в этом мире подчинено причинно-следственным связям. Его измена – это следствие. А что было причиной, надо понять.
– Зачем?
– Чтобы понять ошибки.
– Я не смогу снова ему верить все равно.
– Ада, не он так другой мужчина может появиться. А вы можете ту же ошибку совершить.
– Нормальные мужики не изменяют.
– Нет ни одного человека в мире, – усмехается сестра, – который бы сказал, что он ненормальный. У каждого своя правда.
– Ты как будто его защищаешь.
– Нет, я никого не защищаю и не оправдываю. Но я за то, чтобы люди разговаривали. Не проглатывали прошлое, не пережевывая, а потом опять несварение получали. А чтобы каждый понимал, какую сделал ошибку и как ее больше не допускать.
Наверное, Зоя права. Я не могу жить в тумане и там опять наступать на те же грабли. Я просто должна попробовать это, а потом решить смогу или мне лучше уйти.
– Ты со стороны на это посмотри. Ты не сможешь выносить ребенка сама. Но Мирон нашел женщину, оплатил это все, а ты сама знаешь расценки. И она вот-вот родит. Тебе не надо переживать за нее, не надо принимать это решение. Он в этом плане молодец. Он не взял донором другую женщину. Он хотел от тебя ребенка. Пусть это его способ исправить ошибки, но он старается.
– Он для себя это делает.
– Да прям… Родил бы тогда от кого-нибудь. Зачем ему эти сложности с суррогатной матерью?
– Ада, у тебя будет шанс снова стать матерью. Ты готова воспитывать чужого. Неужели ты думаешь, что не полюбишь своего?
– Скорее всего, и полюблю, буду жить с ними и ненавидеть тихо Мирона.
– Ты не настраивай себя так. Знаешь, если бы мне дали шанс снова ходить, и этот шанс мне дал какой-нибудь мой враг, то я бы его расцеловала и была благодарна до конца жизни.
– Тебе дает шанс этот врач. Скоро будешь не ходить, а бегать .
Зоя замирает, ее ложка зависает над тарелкой, и она смотрит на меня, как на дуру.
– Ада… я согласилась на это, только чтобы ты была спокойна, что я тебе не обуза. Сильные руки мне тоже нужны. Но… мои ноги... они мертвые.
– Не бросай это.
– Давай так, пока ты живешь в том доме и делаешь попытки наладить свою жизнь, я буду тренироваться.
– Зачем эти условия?
– Затем, что мне этого Нечаева хочется придушить не меньше, чем тебе Мирона. И в его деспотичные методы я не верю.
– Я спрошу у Мирона про этого врача. Деда же его он как-то поставил на ноги. Вряд ли им так покомандуешь, как он издевается над тобой.
– Хорошо.
– Мы еще пойдем с тобой в бар и танцевать будем, Зой! Ты же помнишь, как ты танцевала? Ты это так любила.
Ее глаза тускнеют, и она откидывается в коляске, будто воспоминание ударило ее.
– Любила... – шепчет дрожащим голосом. – Это было как в другой жизни, Ада. Я была другой. Помнишь, как мы с тобой сбегали в клуб? Мне часто снится, как я хочу, как бегаю… – Она замолкает, и я вижу, как ее руки дрожат, когда она сжимает их в кулаки.
После аварии ее муж Максим, когда узнал, что Зоя не встанет никогда, завел ребенка на стороне. И она тоже осталась одна.
Утром просыпаюсь от звонка мобильного, который звонит еще раньше будильника.
Мирон.
– Да.
– Привет…
– Привет…
– Все в силе или хочешь разорвать наше соглашение?
– Что я теряю?
– Брак, возможность усыновить ребенка и возможность видеть, как растет другой твой ребенок.
Выдыхаю. Я так долго к этому шла, что потерплю бывшего мужа ради мечты.
– Тогда все в силе.
– Хорошо. Я заеду за тобой в половине восьмого, нам надо в школу родителей.
– Я буду готова.
Сухо. По делу. Как он привык.