Вернуть жену любой ценой

Глава 7.

Минуты, часы, дни… Все сливается в один сплошной бесконечно-монотонный поток. Капельницы, обследования, посещения.

Все сочувствуют, жалеют, но если бы только это могло что-то изменить, а так все бессмысленно.

Поэтому даже на очередной стук в палату я не реагирую. Все равно уже кто там. И лучше, если этот человек сам поймет, что сейчас он тут лишний и уйдет.

Но нет. Он стучит еще. Дверь приоткрывается.

– Аделаида Александровна, добрый день, я зайду?

Юрий. Юрист моего мужа.

– Я быстро.

И я благодарна этому мужчине за его сухость, сдержанность и профессионализм.

– Документы на развод готовы, – протягивает мне папку. – Все подписано. На ваше имя открыт счет в банке, куда ваш бывший супруг перевел сумму…

– Мне не нужны его деньги, – перебиваю адвоката.

– Они уже переведены, вы можете распоряжаться ими, как хотите. Квартира и автомобиль остаются вам. Мне поручено передать это и пожелать скорейшего выздоровления.

Поднимается и также быстро, как пришел, уходит.

Провожу рукой по холодной папке. Теперь это моя новая реальность и жизнь. Открываю, листаю страницы.

На банковском счете – сумма с неприличным количеством нулей.

Его щедрость? Его вина? Его попытка загладить вину?

Мне все равно. Эти деньги не вернут Пашку. Не вернут мне возможность стать матерью. Не вернут веру в любовь.

С сегодняшнего дня я потеряла все.

Статус жены – в прошлом. Идеальная семья была иллюзией.

А мечта стать матерью навсегда украдена и вырвана из меня вместе с Пашкой. А впереди – пустота и миллион одинаковых бессмысленных путей.

Развод.

От одного этого слова передергивает и будто кованая плита, падает на грудь.

Да, я сама его просила. Сама сказала. Но когда вот оно – напечатано, с подписями, со штампами, с холодной юридической ясностью – меня накрывает.

Слезы текут, не спрашивая. Как будто глаза знают больше меня.

Вытираю их тыльной стороной ладони. Не хочу дарить ему ни одной своей слезинки. Не хочу показывать слабость. Если бы можно было отдать все эти деньги и стереть память, то я бы сделала это.

А тут в этих четырех стенах, в этом постоянном унынии и скукоте я только еще больше себя накручиваю. Я хочу домой. Хочу туда, где можно чем-то заняться и отвлечься.

Слабость все еще в теле, но я встаю. Беру телефон, набираю папу и иду к шкафу, чтобы достать сумку.

– Адочка, детка…

– Папочка… – голос ломается, всхлипываю. – Папуль, забери меня, пожалуйста… Я не могу здесь больше… Я не хочу… пожалуйста, папа… Я хочу к вам, я хочу домой.

Дрожащими пальцами скидываю без разбора в сумку свои вещи. Будто, чем быстрее уйду отсюда, тем скорее сотру из памяти все, что связано с этой больницей.

– Детка… ну, тебе еще рано вставать… – он тяжело дышит.

– Я сойду тут с ума, пап. Мне надо чем-то заняться. Помнишь, ты говорил, что хочешь свою пекарню модернизировать, а?

– Ада…

– Мирон перевел мне на счет деньги. Я вам все отдам. На пекарню. Я не хочу этих денег. Они как кровь. Как напоминание о том, что он сделал. Пусть они лучше во что-то будут вложены, потому что я ни рубля не потрачу оттуда на себя.

– Ада, не спеши с решениями…

– Не хочу ничего, пап, хочу к вам.

– Мать… – зовет папа маму, – Адка хочет, чтобы мы ее забрали.

Одежда, расческа, шампунь, щетка…

Вокруг только пустота и брезгливость. К собственному телу, к собственным мыслям.

– Ее уже выписывают? – спрашивает мама.

– Нет, она хочет, чтобы мы ее забрали.

– Папуль, возьмите Зою и заберите меня. Мне надо… домой. Иначе я сойду тут с ума.

Глубоко вдыхают. Опираюсь рукой на спинку стула и сажусь. Раньше я могла работать без остановки по полдня. Сейчас пара минут и уже бросает в пот и дрожат ноги.

– Поехали тогда за ней, – слышу на заднем фоне голос мамы. – Ей тут лучше будет.

– Адочка, мы собираемся, заедем за Зоей и к тебе.

– Я вас жду.

Я снова ложусь, натягиваю одеяло до подбородка. Тело трясет от холода и нервов. Впервые за все это время я чувствую, что можно облегчить боль.

Зоя моя старшая сестра. Она поймет. Она рядом. Она не предаст. И она лучше всех знает, как сделать так, чтобы стало легче.

Я подписываю все документы в клинике, беру на себя все риски. Переодеваюсь и жду, когда они приедут.

Мне нисколько не жалко этих денег для них. У папы с мамой своя маленькая пекарня – они построили ее прямо на нашем участке, в двух шагах от моря.

Часть выпечки идет в местные магазины, остальное – на пляж, в сезон там всегда толпа. Папа еще весной говорил: если бы обновить оборудование и перестроить цех, можно было бы сократить издержки и расшириться.

Но все откладывали… Все ждали подходящего момента.

Мне кажется, он как раз наступил. У меня есть деньги и огромное желание заняться чем-то сложным, чтобы оно отнимало все силы и мысли и не давало думать о плохом.

Телефон звонит. Папа.

Подъехали.

Я улыбаюсь, поднимаюсь на ходу стягиваю сланцы.

– Пап, вы приехали.

– Добрый день, могу я узнать, с кем говорю? – незнакомый мужской голос.

– Аделаида Яровая. То есть… Холодова. Аделаида Холодова. А вы кто? Где мой отец?

– Дорожно-транспортное происшествие. Лобовое столкновение.

Каждое слово этого мужчины, как гвоздь в сердце.

Мужчина и женщина погибли на месте…

– Нет… – шепчу.

– Женщина, что была на заднем сидении жива, но в очень тяжелом состоянии… ее забрала реанимация…

Горло сковывает. Слова превращаются в прах.

Мама, папа…

Мир молчит. Как будто весь воздух исчез.

И я проваливаюсь в ад.

В мой личный, персональный ад.

Я не кричу.

Я не плачу.

Я просто сижу. С трубкой в руке. С глазами, уставившимися в стену.

Мне что-то еще говорят. Фоном где-то вокруг.

Они поехали за мной. За мной.

И их больше нет. Из-за меня нет.

– За что… – шепчу и поднимаю глаза в потолок. – За что ты так со мной?

Мирон жив. Та девка жива. Все, кто меня предал и подвел к пропасти, живы и здоровы.

А папа, мама, мой сын – нет.

Почему, Господи? Почему ты оставляешь предателей, а забираешь тех, кто мне дорог?

Что-то внутри рвется.

Словно трос, что держал последние силы.

Я вскакиваю. Хватаю стул. Швыряю его в стену.

Громкий треск. Все рушится. Толкаю тумбочку.

– За что?!

Сбрасываю цветы с подоконника. Срываю шторы.

– Ну за что?!

– Аделаида!

Вбегает медперсонал. Кто-то хватает меня, кто-то пытается вколоть что-то.

– Я не хочу! Не хочу! Зачем?! ЗАЧЕМ?!

– Отстаньте! Пусть будет больно! Пусть меня это убьет! Я не хочу больше так!

– У нее кровотечение открылось, – выкрикивает медсестра.

– Пусть! – вырываю руку. – Пусть вся эта боль вытечет, наконец. Я хочу, чтоб это закончилось…

Тишина возвращается только после укола.

Тело становится ватным. Разум – мутным.

А сердце…

Сердце остается разбитым.

И пустота.

Пустота – теперь уже без остатка.