Я не люблю кладбища. Терпеть их не могу. Они всегда давят.
Не из-за мертвых, нет. А из-за тишины. Из-за всех этих камней с датами. Болью. Утратой. Горем.
Понятно, что где-то надо память зафиксировать, но я бы лучше бы фиксировался дома, на фотографии. Но выдыхаю, беру охапку белых роз и выхожу из машины. Беру Аду за руку и веду вглубь кладбища.
У всех на памятниках дата рождения и дата смерти, на нашем памятнике только одна дата.
Мне выпало комбо, я приезжаю сюда на день рождения и на день смерти одновременно.
Игнорировать это, делать вид, что забыл или занят проще всего.
Но я несу этот крест. Как напоминание о том, что случилось из-за меня.
Вспоминаю тот день и представляю, как могло бы все сложиться у нас, если бы тогда наш сын родился. И верю, что мы были бы вместе.
Ищу нужный ряд.
Подхожу к ограде. Внутри – та же четкая гранитная плита и двойная могила. С одной черно-белой фотографии, с которой на нас смотрит моя мама, с другой – сын.
Ада отпускает мою руку. Обнимает себя.
О чем думает она в этот момент, я не знаю. Кажется, нам обоим нужно сейчас побыть и наедине, и одновременно рядом.
Ставлю букет роз в вазу. Такие же свежие, как ее навсегда замершая красота.
Я медленно опускаюсь прямо в брюках на колени перед ними, несмотря на то, что земля сырая.
У меня спазмом сводит горло, каково Аде и не представляю.
С матери перевожу взгляд на малыша. Я попросил сделать мне его фотографию, чтобы каждый раз приходить и смотреть ему в глаза.
– Сын, – наклоняюсь ниже и ладонью смахиваю с гранита пыль и песок, – прости… что не защитил тебя и маму, что ошибся. Прости, что лишил тебя жизни…
По щеке стекает слеза. Но я даже не смахиваю ее.
Зачем? Тут только Ада, перед которой хочется быть, а не казаться.
– Прости, что не дал тебе увидеть мир, играть в футбол, бегать, смеяться, жить.
Закрываю глаза и запрокидываю голову к небу.
– Прости, что лишил тебя всего этого. Но знай, что мы про тебя помним. – Выдыхаю, шумно сглатываю горечь. – Теперь у тебя есть брат и сестричка.
За спиной Ада делает шаг ко мне, кладет руки мне на плечи.
– Перед тем, – шепчет, глотая слезы, когда я усыновила Пашу, мне снился наш сын…
Я отталкиваюсь от земли и поднимаюсь, разворачиваюсь к Аде.
– Он хотел, чтобы мы с тобой, Мирон, заботились о нем так, как о нашем сыне, – поджимает дрожащие губы, моргает веками за пеленой слез, – этот не родившийся малыш привел мне за руку Пашу, сказал, что это теперь мой сын, а у него другие родители. Он простил тебя. Нас…
Я протягиваю руку и обнимаю Аду, прижимаю к себе.
Мы стоим так не двигаясь. Ада не обвиняет больше и не осуждает. Мы будто снова проживает этот день, только теперь вместе. Несмотря ни на что.
Нахожу ее руку и сжимаю ледяные пальцы.
– Если бы я мог все вернуть, я бы от всего отказался, начал бы все сначала, только чтобы тот день никогда не наступал. Чтобы я берег то, что у меня есть. Я бы прожил свою жизнь по-другому.
– Как по-другому?
– Так, как живу ее сейчас. С тобой.
Ада
Я не видела его таким никогда. Открытым, ранимым, переживающим так сильно. Даже тогда, когда мы расставались, он не был настолько искренен.
И мне больно и… легко одновременно. Он раскаивается. Не потому, что "надо для опеки", не потому что "так правильно", а потому что, наконец, увидел ровно то, что было со мной – там, в белых коридорах, где пахло лекарствами и концом.
– Родная моя…
Стоим, обвеваемые теплым ветром. Как будто кто-то специально нас укрывает одеялом и укутывает ближе друг к другу.
– Мирон, спасибо, что ходил к нему и не оставлял никогда.
– Ада… – целует меня в лоб.
– Я так и не набралась до сегодняшнего дня смелости сделать это.
– Он знал, что ты любишь, слишком сильно, чтобы забыть. Он все знает и видит.
Вытираю щеку о плечо и отстраняюсь, разворачиваюсь к памятнику малыша.
– Паш, если ты слышишь, – тихо называю его по имени. Имени, которое не успело стать криком в родзале и смехом на кухне. – Прости, что я так давно не приходила, мой мальчик. Мама тебя очень любит, – с новой силой прошибает на истерику.
Мирон прижимает к себе за плечо. Поворачиваю к нему лицо.
– Спасибо, что ты тут, со мной. Одна я не смогла бы, – смотрю в глаза.
– Спасибо, что ты со мной.
Мирон втягивает воздух, глаза красные, нос смешно блестит, как у мальчишки после драки. Он пытается усмехнуться – неловко, криво – и почти сразу снова сглатывает слезы.
– Ада, я хочу поклясться тебе перед матерью и нашим сыном, – смотрит на них, потом на меня, – что я никогда больше не сделаю тебе больно, не обижу, не предам, не… не изменю.
Мы стоим у могилы, ветер сушит щеки.
– Поехали, Мирон, – беру его за руку. – Нас ждут дома, уверена, что твоя мама присматривает за нашим малышом.
Девочки, а мы к вам с прекрасной новостью! У нас вышла новая книга!!! УХ!
БЫВШИЙ МУЖ. Я К ТЕБЕ НЕ ВЕРНУСЬ
– Присоединяйся, Катюш, – говорит мой муж, когда я спускаюсь по лестнице в гостиную. Он довольный и расслабленный сидит в своем любимом кресле в объятиях женщин. – Будет весело… — довольно хмыкает. Мне казалось, что я была счастлива в браке, до одной роковой ночи. После нее все перевернулось. Брак полетел к чертям, мужа как подменили. Я долго требовала развод, а когда получила, уехала далеко, чтобы начать все сначала. Но спустя время я вновь встречаюсь с моим бывшим мужем. Настойчивый и уверенный, что сможет вернуть меня. Только теперь я работаю на его конкурента. А Астахов не дает мне прохода, пытаясь сломать и подставить врага моими руками. Но я не сдамся, чего бы мне это не стоило! Чудовищам нет места в моей жизни! ЧИТАТЬ ТУТ: https:// /shrt/_Y5A