Вернуть жену любой ценой

Глава 51.

Мирон

Я выхожу из дома, хлопнув дверью сильнее, чем нужно. Воздух холодный, режет легкие, но не остужает злость.

Ада и ее вечные "а вдруг ты играешь". Черт, я твой муж, Ада! Сколько можно подозревать меня в том, что я опять все разрушу?

Пять лет назад я просрал все, да. Но сейчас? Я стараюсь. Для нее. Для Паши. Для нас. А она… она видит во мне только того мудака из своего прошлого.

Сажусь в машину, но ехать некуда. И домой не хочу, там слишком сильно искрит напряжение, а я не хочу ругаться дальше. Я, блять, тоже человек живой и тоже устал!

В итоге еду в "Кольцо" – мужской спортивный клуб, где можно выдохнуть, выпить и не думать. Хотя бы на пару часов.

Чернов уже там, конечно, он тут вообще завсегдатай. Он сидит за “своим” столиком, перед ним стакан виски, в руках сигара. Видит меня, кивает, но по ехидным и слишком проницательным глазам понятно, знает, что я не просто так тут в будний вечер.

– Ну что, Яровой, опять семейная идиллия дала трещину? – ухмыляется, подвигая ко мне бутылку.

Я молчу, наливаю себе виски, пью залпом. Обжигает, но не помогает. В клубе гул голосов, звон бокалов, какофония запахов парфюма, табака и спиртного.

Мужики спорят, обсуждая ставки на бой, что идет на экране.

Я же в какой-то прострации, сижу и думаю, как объяснить Аде, что я не играю. Что мне не нужна ее чертова пекарня. Что я хочу ее. Вернуть ее хочу! И только! Уже наизнанку вывернулся и обратно! В каблука превращаюсь…

– Что молчишь? – Чернов прищуривается, затягиваясь сигарой. – Опять с Адкой поцапался?

– Есть такое, – не хочу быть многословным. На душе и так паршиво и говняно. – Наливай, – двигаю стакан Лехе.

Он разливает еще вискарь.

– Она думает, я все это ради какой-то выгоды, – продолжаю я. – Пекарня, дом, дети. Будто я опять ее предам, – делаю глоток, чтобы горечью алкоголя задушить злость внутри.

– А ты? Не предашь? – он смотрит прямо, без насмешки. Чернов всегда такой – режет правду, как хирург скальпелем. Вот берет и вскрывает нарыв, что ноет и ноет.

Я хочу ответить, но тут внезапно рядом появляется девушка. Молодая, в обтягивающем платье, виляет бедрами, будто на подиуме. Спотыкается, чуть не падает мне на колени. Хватается за мое плечо, смеется, поправляя волосы.

– Ой, простите, я такая неуклюжая, – мурлычет, наклоняясь ближе. Глаза блестят, губы накрашены, кокетливая улыбка. – Может, угостите девушку выпивкой, чтобы загладить неловкость?

– Все в порядке, – говорю холодно. – Будьте аккуратнее.

Она не унимается, накручивает прядь на палец, улыбается шире.

– Ну, не будьте таким серьезным, – тянет она, касаясь моего рукава. – Может, я хочу скрасить ваш скучный мужской вечер? – присаживается рядом на диван.

Я смотрю на нее, и во мне вскипает раздражение. Не на нее – на себя. На то, что когда-то поддался такой же. И потерял все.

– Собери свои кости и вали дальше, – цежу, жестче, чем хотел. – Ты мне не интересна.

Она моргает, улыбка гаснет. Обиженно поджимает губы и уходит, стуча каблуками. Чернов смотрит на меня, цокает языком.

– Ну ты и хам, Яровой. Девчонку так отбривать – некрасиво.

– Они мне не интересны, – отрезаю я, наливая еще виски.

– И давно так стало? – он ухмыляется, но в глазах что-то серьезное. – Ты ж вроде не монах.

– Я, вообще-то, женат, – огрызаюсь я.

Чернов смеется, откидываясь на спинку стула.

– Ага, и поэтому ты тут со мной сидишь, а не с молодой женой и сыном дома, да?

Я стискиваю стакан, хочется швырнуть его в стену или разбить о голову своего лучшего, мать его ети, друга!

Но пью залпом, чувствуя, как виски обжигает горло. Чернов прав, черт возьми. Я опять бегу. Как тогда, пять лет назад, когда не нашел слов, чтобы удержать Аду.

– Не будь дураком, Яровой, – продолжает он, уже без насмешки. – Вернул Аду, опять своей сделал. Так не давай заднюю. Че скис? Первые испытания – и ты в кусты?

– А ты? – я смотрю на него, и злость вырывается наружу. – Ты-то раньше думал? До всего, что в твоей жизни произошло?

Чернов хмурится, его лицо темнеет. Он допивает свой виски залпом, ставит стакан на стол с глухим стуком.

– Если б я знал, что жену и сына буду самолично хоронить, – говорит он тихо, но каждое слово как удар, – землю в могилу кидать… Что жизнь без них мне не нужна будет… Я б никогда не полез в эту чертову власть. Жил бы работягой, не лез туда, где власть туманит мозг и разум. Где границы дозволенного стираются. И был бы счастливым. А сейчас мне стыдно, блять, перед всеми. Что они в могиле, а я жив и здоров. Могу делать что хочу. Хочу вон ту трахну, или вон ту. Куплю остров, виллу, самолет. Хоть весь город! Но мне это не нужно. – Он смотрит на меня, взгляд тяжелый и уставший. – Так что ты, Мирон, не просри то, что уже однажды проебал. Больше шансов она тебе не даст.

Я молчу. Его слова как хороший хук. Вмазал так вмазал. Нокаут.

– Она что, шанс мне дала? Мы брак фиктивный заключили, – смотрю в пустой стакан.

Чернов фыркает, но уже мягче.

– А как это еще назвать? Она твою фамилию носит. В твоем доме живет. С тобой Пашку растит. Это не шанс, Яровой, это чертов подарок судьбы.

– Но ребенка она не хочет принимать, – вырывается у меня. – Того, что скоро родит суррогатная мать.

Чернов качает головой, наливает нам обоим еще.

– Подожди, вода камень точит. Адка душевная женщина. Все примет. И тебя, козла такого, тоже.

Я смотрю на него, потом на стакан. В груди давит от эмоций, что меня то вверх, то вниз катают уже долгое время. Примет…

Ада – мой шанс. Паша – мой сын, пусть и не по крови. А этот ребенок, что скоро родится… Я хочу, чтобы мы были семьей. Но как убедить ее, если она ждет от меня подвоха? Как доказать, что я не тот, кем был пять лет назад? Или… что я просто запутался тогда! Что сглупил! И что совсем не планировал ничего с той женщиной.

– Не просри, Яровой, – повторяет Чернов, поднимая стакан. – За это и выпьем. А потом езжай домой. Водителя моего возьми.

Чокаюсь с ним. Виски горчит, но я пью. За Аду. За Пашу. За нас. И за то, чтобы не просрать этот шанс. Ведь другого у меня больше никогда не будет. А значит, жизни моей тоже не будет, той, которую я всегда хотел.