Владыка забвения: Железная Воля

Глава 26 «Отголоски Тьмы»

Возвышаясь над небесной гладью, далеко за пределами взора простого смертного, Боги восседали в своем Королевстве Света, дожидаясь прибытия ангелов. Небеса представляли собой полупрозрачную платформу, лишенную каких-либо растений. В самом сердце города возвышался белоснежный дворец, окруженный просторным двором. На удивление, вокруг замка не воздвигли стен, и дома обычных ангелов были разбросаны по округе. Все они выглядели до невозможности похожими друг на друга, и лишь семь роскошных усадеб, принадлежащих Архангелам, разбавляли однообразие этого места. Главная площадь всегда была наполнена музыкой и танцами, где небесные девы и юноши, подобно людям, убивали свое бесконечное время.

Фалкир, Бог света и созидания, был подобен раскаленному золоту, словно вылитому из самого Фебуса. От него исходил жар, согревающий пространство вокруг и наполняющий его силой жизни. Светлые волосы ниспадали до лопаток, переливаясь, словно лучи. Острые, изящные уши придавали его облику иномирное величие, свидетельствуя о его божественной принадлежности. На голове сверкал обруч с крупным камнем посередине, который ложился на его высокий лоб.

Рядом с ним восседал Эридан, Бог разрушения. Его кожа была темна, словно сама беззвездная ночь, и гладкая, как полированный оникс. Взгляд его, холодный и непреклонный, источал неоспоримую силу, в которой ощущалась древняя, первобытная власть. Его череп, лишенный волос, венчала изысканная тиара из серебра. Такие же острые уши, что были у всех Триединых, наделяли его облик демоническим ужасом. Каждый его вздох напоминал о грядущем конце всего сущего, а его молчание было более громким, чем любой голос.

Между ними, в гармонии света и тьмы, восседала Эквилитас, Богиня равновесия. Ее кожа была невероятно белой, как свежевыпавший снег, излучающая холодное сияние. Длинные серебристые волосы падали мягкими волнами до пят. Черты лица были тонкими и изящными, а глаза — разными: один светлый, почти ослепительно белый, а другой темный, как глубокая бездна. Легкие одежды, словно сотканные из эфира, струились вокруг нее. Подчеркивая ее мистическое величие, на голове сверкал тонкий обруч, похожий на тот, что носил Фалкир.

Сквозь яркий свет, отражающийся от белоснежных стен дворца, один за другим начали прибывать ангелы. Один из них, шагнул вперед, склонив голову в почтении, его голос дрожал от напряжения.

— О, Триединые, мы пришли доложить о Светлом Владыке Валоры. Он сблизился с демоницей и… — ангел замер, прежде чем произнести это вслух, — разделил с ней ложе.

Зал наполнился тишиной, словно сами Небеса замерли в страхе, затаив дыхание перед его яростью. Когда Фалкир поднялся с трона, его свет вспыхнул с такой беспощадной силой, что ангелы, оказавшиеся слишком близко, испепелились на месте, их тела рассыпались в воздухе золотистой пылью.

— Снова! Он вновь осмелился нарушить наш закон! — прогремел разгневанный Бог созидания.

— Но разве он может пойти против своей крови? — лениво пробормотал Эридан, лишь равнодушно пожав плечами. — Значит он ничего не нарушил.

— Мне безразлично, как он это делает, Эрид.

— Чего еще мы могли ожидать от этого дитя? Миран всегда был слишком мягким. Связь с демоницей лишь подтвердила это. Но разве не к этому все шло? — усмехнулся разрушитель. — Рано или поздно это произошло бы.

— Молчи! Тебе ли, кого смертная женщина обвела вокруг пальца, говорить подобное?! Небеса не потерпят подобного осквернения! — Его голос дрогнул. — Снова.

Эквилитас, наконец, нарушила тишину. Чуть сдвинув аккуратные брови к тонкой переносице, как бы оценивая происходящее, она встала с места. Ее локоны мягко потянулись за ней шлейфом, словно тысячи серебристых нитей.

— Создатель повелел не трогать дитя, чьим именем названо малое светило. При любых обстоятельствах. — Дева стояла напротив созидателя, глядя на него сверху вниз.

— Но дьяволица — это не те обстоятельства! — Фалкир вскочил.

— Фал, — ее голос был почти уставшим, — наш Отец не обязан раскрывать нам все детали своего великого замысла.

— Забудь о нем, Эквил! Где он теперь? Наш мир разваливается на части, а мы не можем даже пошевелить пальцем! — Его глаза вспыхнули гневом. — Нам нужно наслать на них новое Бедствие.

Раздался оглушительный звук пощечины. Как вспышка молнии, яркий свет вспыхнул от божественного соприкосновения. Фал отпрянул, ошарашенно шагнув назад, его тело напряглось, заиграло мышцами. Ангелы вокруг них переглянулись, затем, не произнеся ни слова, начали медленно покидать Небесный дворец. Лучше не попадать под гнев Богов — это всегда приводит к катастрофе.

— Наслать бедствие пора разве что на тебя, неуч! Хвала Отцу, что силы разрушения не достались такому как ты! Ты должен был следить за душами, но позволил демону взять власть в свои руки! — Эквил схватила мужчину за шею, сдавив ее с такой силой, что сияющая кожа промялась под ее когтями.

— А ты, как я помню, должна была поддерживать равновесие! — язвительно зашипел созидатель.

— Прекратите немедленно! Какой пример вы подаете нашим подданным? — Решив положить конец этому безумию, Эридан вскочил с трона и встал меж Богами, мягко касаясь темными ладонями их светлых плечей. — Мы все не справились со своими задачами!

Отпустив шею Фалкира, Богиня отступила, закрыла лицо рукой. Разрушитель был прав. Ирония того, что именно он выполнял ее роль заставила ее смутиться. С того времени, как они прибыли в этот мир, минуло не одно столетие. Их Отец дал наставления, прописал Аэлорию, создал идеальный мир, где каждая тварь будет жить счастливо. Но идеальный мир оказался чем-то недостижимым и как только Создатель исчез — все пошло не как надо. Равенство превратилось не в цель, а в процесс, который всегда оставался за пределами достижения.

Зачем он покинул их, детей своих, оставив в этой безбрежной бесконечности дней? Он создал место, полное парадоксов, где не существует простых ответов, а каждый шаг вперед ведет к еще большему количеству вопросов. Отец заложил в их сердца чувства, которые не были предусмотрены для его идеального мира, и теперь они тянули Богов вниз, в трясину разногласий и страданий.

Создатель расстелил перед ними целый мир, настолько разный, что понять каждую его часть было нереально. Мир, полный контрастов, где все живое стремится к единству, но не может достичь его, потому что наделенные чувствами существа изначально предназначены для внутреннего конфликта. Триединые всегда стремились упростить систему, искоренить различия, разрушить преграды между народами, уничтожить языковые барьеры, чтобы создать мир, свободный от ссор и войн. Но чем больше они пытались сделать мир однородным, тем больше он терял свою подлинность и жизнь. Может, эволюция движима страданиями? Может, это Боги ошиблись, ступили на скользкую дорожку? Знать этого они не могли.

Тьма. Непроглядная и кромешная. Боль. Части тела Мессии стремятся срастись воедино, но наложенные печати мешают. Его сознание возвращается лишь на мгновения, каждый раз накрывая волной мучений и вновь растворяясь в пустоте. Как будто он бесконечно тонет в глубоком Тарнэйре, захлебывается в собственных страданиях.

«Кто я? Что я здесь делаю?» — эти мысли исчезают так же быстро, как и приходят, оставляя лишь призрачные тени воспоминаний. Между проблесками сознания он ощущает, как куски его плоти медленно двигаются по направлению к голове, но путь до нее слишком долгий.

«Зачем? Почему я тут оказался?»

Бесконечные попытки разорвать магические оковы ослабляют его душу. Каждая печать жжет Нортона изнутри, лишая сил, словно она не просто удерживает его тело, а вытягивает последние остатки воли. Земля давит на него, сырость проникает в самое нутро. Похороненный заживо, парализованный и ничтожный. Ужас и отчаяние охватывают Мессию, а затем отступают вместе с ушедшим сознанием. Он не может умереть.

«Страшно… Мне так страшно.»

Мысли становятся хаотичными. Иногда он верит, что слышит шепот Богов, наблюдающих за ним с Небес, смеющихся над его страданиями. А затем приходит осознание: Боги не замечают его. Для них он лишь одна из многочисленных игрушек, разорванная и сломанная. Эти бесконечные круги сансары больше напоминали тот Ад, что описывала Аэлория. Если бы такое место и правда существовало, его могли бы придумать только надменные Боги. Ни одна живая душа, ни одно существо в этом мире не было так жестоко, как эти сущности. Возомнившие себя мировыми правителями, они считали, что имели на это право. Имели право покарать, имели право уничтожить, имели право возвысить.

«Но кто дал им право? Разве законы мироздания они сами писали, или это просто иллюзия силы, чтобы удержать власть? Ведь что такое власть, если нет тех, кто ей подчиняется? Они пришли в этот мир, но что мешало им править в своем? Был ли он вообще? Что движет этими существами?» — все спрашивал он, но сырая земля не могла ему ответить.

В этом вечном цикле наказаний все расы становились всего лишь песчинками жестоких божественных игр. Им не давали шанса на истинную свободу, ведь свобода, по мнению этих Богов, была опасной, непредсказуемой. Свобода воли — это хаос, которого они боялись больше всего. То, что Создатель подарил миру, и то, что они нагло решили отобрать.

Столь уверенные в своем абсолюте, они забывали главное — даже бесконечность подвластна изменениям.

Иветта лежала на холодной земле, не имея возможности пошевелиться. Вокруг нее клубилась тьма, окутывая все вокруг непроглядным мраком. Вдалеке внезапно появился тусклый огонек, и из него медленно начал вырисовываться силуэт. Нортон. Но это был не тот Нортон, которого она помнила. Его тело было изуродовано, плоть едва держалась на костях, а глаза горели алым светом.

— Верни мне мое тело… — голос Мессии звучал с хриплым эхом, словно он говорил из самых недр Ада. Его руки, в которых едва осталось что-то от человеческого, протянулись к ней.

Губы не двигались, но голос продолжал звучать у нее в голове, заполняя сознание страхом.

— Освободи меня, Иветта… Ты знаешь, что должна… Ты не можешь противиться…

Ледяной ужас пробирал ее, побежал мурашками по всему телу. Дьяволица попыталась закричать, но голос застрял в горле. Ее руки непроизвольно потянулись к Норту в ответ. Она была в ловушке. Как марионетка в чьих-то руках, вынужденная повторять то, что говорит голос в ее голове. Точно так же как и тогда.

Отвратное трупное лицо Мессии исказилось в усмешке, его тело начало разрываться прямо на ее глазах. Оно делилось на четырнадцать частей с мерзким, хлюпающим звуком, который издавала бы гниющая плоть. Иви почувствовала его боль — живую, глубокую, неизбывную, словно свою собственную. Что-то тяжело придавило грудь, не позволяя сделать и вдоха. Она пыталась вырваться, но сырая земля сдавливала ее, засыпая лицо, забивая глаза, уши, нос, попадая в легкие. Дьяволица пыталась бороться, но почва продолжала безжалостно крошиться, пытаясь ее раздавить.

— Верни мне мою жизнь… Освободи…

Вскрикнув, Иветта содрогнулась и внезапно проснулась. Девушка тяжело дышала, пот катился по ее вискам, сердце трепетало, как пойманная птица. Комната была темной, лишь бледный свет Селены пробивался через окно, освещая очертания кровати и сидящего рядом Мирана.

— Иви… — Он осторожно положил руку ей на плечо. — Снова кошмар?

Несколько секунд она молчала, пытаясь восстановить дыхание и понять, что было сном, а что — реальностью. Тело Иви все еще дрожало, а в голове стояли последние слова Нортона.

— Мне приснился Мессия, — прошептала она, не в силах повернуться к Мирану. Ее пальцы впились в край одеяла. — Он просил освободить его. Я чувствовала его боль, как будто она была моей. Это было так… реально…

Миран нахмурился, его пальцы немного сильнее сжали ее плечо.

— Это был просто кошмар, — сказал он, стараясь придать голосу уверенность в собственных словах. — Все уже позади.

Но Иви лишь покачала головой.

— Нет. Это было не просто сновидение. Я чувствую, что между нами все еще есть связь. Помнишь проклятие, которое он наложил на меня? Может, оно до сих пор связывает наши души. Его страдания отзываются во мне… Я… будто знаю это. Чувствую.

В спальне ненадолго повисла тишина. Миран тяжело вздохнул, провел второй рукой по блондинистым волосам, зачесывая их назад.

— Если это правда, Иви, мы разберемся с этим.

Чувствуя тепло его руки на плече, демоница немного расслабилась, но тревога все еще не отпускала ее. Она осторожно отстранилась от Мирана.

— Почему ты не спишь? Ты выглядишь измотанным.

— Последние несколько дней я много думаю, — тихо признался он, подбирая слова с осторожностью. — О нас… о том, что ждет впереди. Чем дальше, тем сильнее кажется, что Небеса однажды придут покарать меня. Но вот… я снова просыпаюсь и вижу рядом тебя. — Он улыбнулся, откидываясь на подушки. — Прошло почти пол года, а я до сих пор не могу успокоиться.

— Я понимаю тебя. Мне тоже тревожно. Мы столько времени скрывались от них, но они будто забыли о Валоре. А теперь, когда я все чаще вижу Норта, кажется, что они узнают об этом и явятся в любое мгновение.

Нервно прикусив губу, Иви забралась под руку короля и уложила голову на его твердую, аристократично стройную грудь. Пальцы мягко скользнули по впалому животу, задержались на бледноватом шраме, будто пытаясь стереть его из памяти, и коснулись пары родинок на ребрах. Глядя в окно, за которым мерцала Селена в сопровождении блеклой Миры, Владыка молчал. Он знал, что они оба жили на грани — между долгом и желанием, между любовью и страхом перед Триедиными.

— Они могут чего-то ждать, — наконец обронил он. — Небеса всегда верили в свою непоколебимость, в то, что их воля — закон. Но то, что происходит сейчас, не похоже на них. Нужно быть осторожными. Очень осторожными.

— Миран, я… устала бороться. Мне хочется просто мирно жить тут. Вместе с тобой. Столько, сколько получится. — тихо созналась она.

— Тебе больше и не нужно. Ты дороже спасения мира. — Король глядел на нее с нежностью. Его рука мягко скользнула по ее щеке, погладила веснушки.

Немного полежав, демоница задумалась. Затем она вышла на балкон, ее взгляд блуждал по ночному пейзажу. Прибывающая Селена мягко обволокла ее обнаженную фигуру, придавая демоническому облику загадочное очарование. Хвост Иви, с изящным ромбиком на конце, плавно покачивался из стороны в сторону, словно следуя за ее мыслями. В этом молчаливом движении Миран находил что-то завораживающее, что-то неописуемо прекрасное.

Он пристально смотрел на нее из полумрака комнаты, не в силах отвести взгляд. То, что должно было стать символом унижения и искажения демонической сущности, явилось ему как воплощение настоящей красоты. Боги, пытавшиеся наделить демонов звериными чертами, невольно подарили им ту харизму, которая способна захватывать и притягивать внимание. Иветта, с ее рогами, хвостом и острыми ушами, выглядела не как грубое животное, а как существо, вышедшее из самого сердца ночи — мистическое, зловеще прекрасное, пробуждающее невольное восхищение и страх.

Не отрывая взгляда от ее силуэта, Владыка слез с кровати, выходя из тени комнаты. Его взгляд скользнул по ее груди, но вдруг резко остановился. Лицо Владыки стало бледным, как восковая фигура.

— Иви… Кажется, ты была права, — его голос вздрогнул.

От черного камня, вживленного в ее грудь, вновь начали ползти черные сосуды. Они выглядели как темные, уродливые ветви, которые распространялись по ее коже, извиваясь и пульсируя. Вены словно расширялись, медленно покрывая ее грудь и плечи. Иветта опустила голову и осторожно коснулась места, где находилось проклятие. Камень запульсировал. Она не испугалась — нет, в ней больше не было страха, только тяжесть от осознания того, что проклятие все еще живо. Она знала, что в этот раз оно не убьет ее. Девушка слегка нахмурилась, стараясь понять, что это значит.

— На самом деле… Я думаю, что стоило рискнуть и дать шанс Норту.

— Нет, Иви! Нам нужно было время! Мы не могли полагаться на мальчишку, — пораженный произошедшим, он едва сдерживал эмоции. Его слова прозвучали резче, чем он хотел. — К тому же демона!

— Но я тоже демон, Миран! — так же резко ответила девушка, в ее голосе зазвучала едва сдерживаемая ярость. — Что если он был единственным, кто мог спасти нас? — продолжила она, сжав кулаки. — Боги не просто так запечатали его! Это… это слишком жестоко. Я чувствовала его… — ее голос дрогнул, когда она произнесла последние слова. — Он там, под землей. Это так… страшно.

— Проклятие не делает тебе больно? — король попытался перевести тему.

Вздохнув, Иви закрыла глаза, словно пытаясь удержать свои эмоции под контролем. Селена продолжала скользить по небу, освещая ее натренированные руки, жилистые икры и едва заметные контуры пресса. Отсутствие прежних нагрузок дало свое. Она снова открыла глаза и тихо произнесла:

— Если не считать кошмаров, то не больно, — тихо выдавила Иви, отстранившись от короля и облокотившись на холодные перила балкона. — Просто… мне кажется, что Норт пытается связаться со мной. — Она медленно провела пальцами по черному камню в груди.

— Связаться? Ты думаешь, он пытается что-то сказать через проклятие?

Демоница молчала несколько мгновений, ее взгляд устремился в ночное небо, где месяц светил тускло, как бы отдаляясь от них. Она пыталась собрать мысли, но в ее голове было слишком много вопросов.

— Да, — наконец сказала она. — Я чувствую его… Его боль, его страдания. Он не может выбраться. Похороненный заживо.

— Но ты же знаешь, что освобождение Мессии может привести к чему-то гораздо более опасному. Мы не можем полагаться на демона, который принес столько проблем.

— А что если это был наш единственный шанс? Что если Мессия был последней надеждой для нас всех? Боги запечатали его, потому что он был для них угрозой. Они боялись его силы. Но разве мы не живем в мире, где и так все рушится?

Уста Владыки сжались в тонкую линию. Он всегда боялся проклятия, которое связывало Иветту с Нортоном, но еще больше он боялся, что, освободив Мессию, они попадут в ловушку. Он не мог допустить, чтобы Иви рисковала собой ради этого демона.

— Иви, я понимаю твою боль. Я понимаю, как сильно это терзает тебя. Но Мессия… он ведь не был светом в этом мире. Он был разрушителем. Ты знаешь, что Боги не позволят нам освободить его, и если мы попробуем, они обратят весь свой гнев на нас. Сейчас и так не понятно что происходит! — Он сделал паузу, его голос снова вышел за желаемый диапазон. — Ты видела, что они сделали с остальными демонами, с теми, кто хоть раз ослушался… Я не хочу этого для тебя.

Она знала, что Миран говорил правду, но что-то внутри нее, нечто гораздо большее, чем страх перед Богами, вело ее по этому пути. Повышенный тон возлюбленного резал слух и ранил сердце, заставляя ее хотеть сжаться и скрыться в уголке. Словно ей снова не было и восемнадцати, а за ней с нагайкой гонялся работорговец. Ей не хотелось грубить ему, не хотелось говорить лишних слов, но раздраженные нотки все равно проскочили в ее голосе:

— Норт был всего лишь ребенком. Я помню его отчаянные глаза на том ритуале. Если бы я была на его месте, я бы поступила так же! Я бы прикончила своего отца. — Иви постаралась снова взять себя в руки. — Не думаю, что он действительно хотел изменить весь мир… Кажется, он просто пытался сбежать со своей сестрой.

— С каких пор ты стала называть его сокращенно? — Владыка ревностно прищурился, неосознанно подливая масла в огонь.

— Да что за бред!? Он ведь страдает там! — взорвалась девушка. — Кто вырастет, вскормленный болью и отчаянием? Чем дольше он будет страдать, тем больше шансов, что, когда он выберется, он уничтожит все вокруг! — Иви начала активно жестикулировать, размахивая руками.

— Что если это говорит в тебе проклятие, которое он наложил на тебя? — холодно перебил ее король, его голос прозвучал как удар хлыста. — Вдруг ты снова подчиняешься воле Мессии?

— Я уже ничего не понимаю. Извини… Я не собираюсь жертвовать тобой ради него. Просто… это беспокоит меня. Вот и все. — Удрученно выдыхая, она опустила руки.

Виновато опустив голову, мужчина почувствовал, как его лицо покрылось румянцем. Он не мог избавиться от чувства вины за ее страдания, за то, что не смог защитить ее от этой ужасной участи. Злился на себя, корил. Если бы только он был к ней бережнее… Но вместо этого Миран позволил себе сорваться.

В последнее время Светлый Владыка сильно нервничал. Исчезновение Небес из его жизни сказывалось на нем больше, чем он хотел бы признать. С одной стороны это развязывало руки, но он не был уверен, насколько сильно. Бесконечная работа утомляла его. Бумаги за бумагами, и возлюбленную удавалось увидеть лишь перед сном. Хотя он и выделил для нее отдельные покои, они все равно спали вместе. Иви постоянно переживала, вечно просыпалась от кошмаров. Миран просыпался вместе с ней, а потом не мог заснуть до утра. Синяки и мешки под глазами стали его постоянными спутниками. Полгода он искал для нее лекаря, но даже для короля это оказалось не таким простым делом.

Иви осторожно взяла его за руки, ее прикосновение нежно вырвало возлюбленного назад в реальный мир. Ссориться им еще не доводилось. Расстроенные глаза заглянули в лицо Владыки.

— Прости, — сказал он срывающимся голосом. — Я не хотел быть грубым. Просто… я боюсь тебя потерять, Иви. Я… я чувствую себя подонком. За то, что позволил Мессии ранить тебя. За то, что отправлял тебя сражаться.

— Я все понимаю. Но знай, что я сама выбрала этот путь. Шла за тобой, потому что сама этого хотела. Потому что всегда любила тебя, даже если не признавалась в этом. — Иви крепко переплелась с ним пальцами. — Ты же сам всю жизнь держишь меня рядом. Подарил мне свободу, принял во дворец, рискуя короной, защищал меня перед Иеремиилом. Дьяволица о таком и мечтать не может. А я не просто дьяволица. Я воительница, Миран. А наши отношения… — Ее глаза заблестели от слез. — Это всего лишь отпуск. Меньше века.

— Если бы я только мог прожить дольше, Иви… — Он смахнул слезу с ее щеки. — Но я не могу. Поэтому я отдал всю свою жизнь демонической женщине, окруженной языками пламени. Женщине, что однажды подобрала и спасла ребенка. А теперь я буду спасать ее. Столько раз, сколько потребуется. — Король мягко провел рукой по кристаллу, затем поднялся по шее и, положив ладонь на затылок девушки, прижал ее к себе между ключицами. — Прости, я не хотел делать тебе больно.

Ласково взяв дьяволицу за подбородок, он притянул ее лицо к себе. Его губы согрели нежную кожу ее губ, едва касаясь, как бы пробуя, прежде чем позволить себе больше. Это был мягкий и невинный поцелуй. Дыхание Мирана было теплым, едва уловимым. Его глаза были едва прикрыты, светлые густые ресницы слегка подрагивали, и на них можно было уловить едва заметную влагу.