Воля владыки. В твоих руках

ГЛАВА 11

«Давай подождем», — сказал владыка. Лин не понимала, зачем ждать, когда ей так мало, так хочется большего. Но кто лучше знает, в конце концов? Хорошо уже то, что можно быть рядом, дышать, наслаждаться прикосновениями и гадать, сделает ли Асир настоящий так, как делал Асир-из-фантазий. Пока что тот был ласков, очень ласков, но Лин чувствовала затаенное напряжение и понимала, что владыка сдерживается. Может, от гнева или недовольства, может, потому что видел, как Лин хреново, и боялся сделать хуже, больнее.

Но на самом деле от каждого прикосновения, даже от каждого глотка насыщенного запахом владыки воздуха боль уходила. Лин уже не чувствовала себя засунутой одновременно в духовку, морозилку и мясорубку, не приходилось бороться за каждый вздох и зубами вцепляться в реальность. Реальность была вот она, рядом — большое, разгоряченное тело, сильные руки, низкий рычащий голос, который говорил, что нужно делать, и оставалось только слушать и слушаться. Самым краем разума Лин осознавала, что рядом кто-то еще, но это не мешало.

— Я принес поесть, — Лин отметила, что голос — Ладуша, и что тот снова какой-то слишком уставший, будто праздник еще не кончался.

— Давай сюда, что там? — владыка приподнялся, перехватывая Лин и помогая ей сесть. У кровати и в самом деле стоял Ладуш с плотно уставленным подносом, а рядом обнаружился еще и профессор, который, поймав взгляд Лин, поднял бровь и демонстративно отвернулся. — Что ты будешь?

— Что не надо жевать? — на самом деле она не чувствовала голода, хотя, наверное, пора было проголодаться. Только пить хотелось.

Владыка поднес к ее губам чашку с бульоном — крепким и горячим, пряным.

— Пей.

Пить горячее и вкусное оказалось приятно, по телу разливалось тепло, возвращались силы, хотя шевелиться все еще не хотелось. Но зачем шевелиться, когда Асир обнимает за плечи и держит, не давая снова уплыть, забыться? Разве что обернуться к нему и… поцеловать? Первой?

Лин в пару глотков допила бульон и повернула голову. Асир тронул ее губы своими, ласково и мягко, слишком мягко, пожалуй. Кто-то вынул из руки чашку, и Лин для устойчивости оперлась о колено владыки, отметив, что тот все еще в шароварах. Почему-то это показалось настолько неправильным, что она на секунду даже забыла о поцелуе. Перевела взгляд на его бедра, на отчетливые очертания члена под тонкой тканью, влажной и остро пахнущей мускусом и сексом. Сглотнула, облизнулась, не понимая, что делать. Снова хотелось почувствовать вкус его губ, но Лин должна была о чем-то спросить. О чем-то важном. «Почему ты не разделся?» или «Чего мы все-таки ждем?»

Запутавшись между этими двумя вопросами, плавясь от запаха, обмирая от собственного бесстыдного нахальства, она сказала третье:

— Хочу дальше. Хочу, чтобы ты меня взял. Хватит ждать.

— Ляг на бок, спиной ко мне, — велел Асир.

Лин послушалась, плохо понимая, зачем на бок. Казалось необходимым смотреть в лицо, на знакомый изгиб губ, видеть темный взгляд из-под таких же темных ресниц. Хотелось провести по ним кончиком пальца, почувствовать щекочущее прикосновение. Она ведь не сможет ничего этого, если спиной и на бок.

Но когда Асир прижался сзади, накрывая ладонью бедро, сгибая ногу Лин в колене, все как-то сразу стало правильным.

Она почувствовала губы на шее, язык, твердый и горячий, а потом пальцы. Вздрогнула — не от страха, не от боли, — от предвкушения. Она ведь думала об этом, пробовала, представляла. По позвоночнику прокатился жар. Асир не медлил, пальцы мягко, уверенно погружались все глубже, и Лин приоткрыла рот, задышала чаще.

— Вот так, — сказал он, обдавая влажным теплом ухо. Лин вцепилась в одеяло — то было под ними, жаркое и мягкое, комкалось и проминалось. Пальцы замерли, а потом… пошевелились внутри, задвигались плавно, и Лин зажмурилась, кончая. Ее уносило, но теперь не в мутное и страшное безумие, не в боль, а в наслаждение — новое, незнакомое, потому что все фантазии оказались лишь бледной тенью того, что происходило сейчас.

И все-таки это было неправильным, нечестным, и Лин, извернувшись, сжавшись вокруг пальцев и едва не кончив снова, спросила:

— А ты?

У Асира дрогнули губы. Он рассмеялся, незнакомо, волнующе, снова пошевелил пальцами, посылая по всему телу Лин неконтролируемую дрожь и удовольствие, от которого хотелось развести ноги шире, прогнуться, с жадностью ловя каждое движение. И принять… не только пальцы.

— Это самое начало. Я получу свое, не бойся. Уже получаю. Ты даже не представляешь, сколько граней у наслаждения.

Лин прикрыла глаза и глубоко, счастливо вздохнула. Раз так, раз все правильно… Дыхание Асира коснулось лица, губ, пальцы двинулись наружу — совсем немного, но Лин застонала и сжала ноги, протестуя, и Асир вновь погрузил их внутрь и пошевелил, одновременно обводя языком губы Лин — снаружи, а потом и изнутри.

Это двойное удовольствие заставило сжаться еще сильней и застонать, отдалось сладкой пульсацией внутри. Лин шевельнула бедрами, чтобы почувствовать лучше, еще ярче и слаще, ее движение совпало с новым движением пальцев — так удивительно хорошо, так волнующе и возбуждающе, так… на самой-самой грани.

— Еще, — попросила она, вновь двинув бедрами, — сделай так снова.

И Асир сделал… что-то такое, от чего Лин выгнуло и тряхнуло, и она сжалась и напряглась, вцепившись одной рукой в горячее, мокрое одеяло, а другую закинув Асиру на шею. Теперь чужие пальцы внутри нее ощущались очень сильно. Туго, плотно. Не верилось, что они могут еще и шевелиться, но — шевелились, и каждое движение, слегка болезненное, распирающее, вырывало у нее короткий стон. Наверное, надо было сказать, что ей нравится, что это хорошо и приятно, а то вдруг владыка решит, что ей слишком больно, и прекратит? Но на что-то внятное, на слова, а не стоны, не оставалось сил. Единственное, что она смогла — вцепиться в Асира, когда тот начал вынимать пальцы. А сказать «не надо» — уже не смогла. Потому что шумело в ушах и плыло перед глазами, и она чувствовала сразу столько всего — и жажду, и слабость, и желание продолжать, и утомление… Сосредоточиться на чем-то одном никак не получалось.

— Расслабься, — велел он, — разведи ноги. Не зажимайся.

У нее не получалось. Дрожь сменялась судорогами, пульсация нарастала, теперь это даже немного пугало — Лин не ожидала, что ощущения будут настолько сильными. Не думала, что пальцы способны доставить такое удовольствие, от которого хочется кричать и просить еще, и уносит чуть ли не в оргазм. Или это и есть оргазм?

Немного отпустило только когда владыка поцеловал ее снова. Лин дышала им, принимала его мягкие, почти умиротворяющие движения губ. И наконец смогла разжать ноги и дать ему вынуть пальцы.

Внутри стало пусто. Хотя дрожь и пульсация все равно продолжались, и кровь так шумела в ушах, что голоса слышались словно из-под воды, она не понимала слов, не понимала, чьи это голоса — кроме владыки, конечно.

Он склонился над ней низко-низко, но ничего не сказал, только зачем-то обнюхал. Тронул губами кожу возле уха, и Лин подбросило, как от разряда тока. Она жадно дышала и ждала — так ждала, чтобы он снова засунул в нее пальцы, или даже…

Это «даже» немного пугало, но манило. Как будто Лин только что была почти целой, а теперь… теперь хочет стать целой по-настоящему.

Асир взял ее за плечи, потянул, укладывая на спину. Сказал негромко:

— Ты получишь все, что хочешь. Не бойся.

Мягко, плавно согнул и развел в стороны ее ноги. Нависал над ней — большой, мощный, обволакивал густым, зовущим, властным запахом. Лин сглотнула и облизнула губы. Волновалась.

— Сейчас? — спросила шепотом.

Вместо ответа он провел пальцами между ее ног, и… Показалось, в нее толкнулись сразу все, как будто… проверяя? растягивая? С нажимом обвел по кругу, изнутри, вынул, и тут же…

Большое, горячее. Вошло совсем неглубоко, но настолько туго, что перехватило дыхание. Распирало до темноты в глазах. Уже все? Нет, наверняка пока только головка. Отчего-то вдруг вспомнились слова Лалии, о том, что члены кродахов могут быть очень большими. В тот единственный раз, когда мельком видела член владыки… он тогда не был возбужден, разве что немного. И то казался большим.

Но все равно она хотела. Не боялась, хотя какая-то трезвая, разумная ее часть считала, что повод для страха есть. Но сейчас вела не та трезвая, разумная, не агент Линтариена. Внутренний зверь рвался на поверхность, и Лин не могла его удержать. Да и не пыталась. Он знал, чего хочет, но разве она не хотела того же? Они оба долго этого ждали.

Лин подалась навстречу и замерла, пытаясь не дрожать. Не получалось. Слишком много… слишком необычно и странно.

— Дыши, — сдавленно сказал Асир. — Дыши и расслабься. Тебе ведь не больно?

— Нет, — Лин заставила себя вдохнуть и выдохнуть на счет, плавно и размеренно. Дышать. Расслабиться. Если у нее не получится, Асир не станет… не станет дальше, — Не больно, только странно, — она закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям, привыкая. — Как будто слишком много и мало одновременно.

— Мало — это ненадолго.

Ладонь Асира легла на живот, поглаживала медленно и мягко, и так же медленно Лин переполняло изнутри. Член входил все глубже и глубже, распирая. Лин стискивала одеяло, шире разводила ноги, словно это могло помочь. Горло перехватывало от подступающих стонов или даже… больше, чем стонов. Незнакомое ощущение абсолютной зависимости сначало напугало, а потом обрушилось понимание — она этого хочет. Она сама, не только ее внутренний зверь. Хочет сейчас принадлежать вот так — всей собой, хочет чувствовать в себе этот член, хочет кончать на нем постоянно. Всегда. Она попробовала пошевелиться, ответить Асиру хоть как-то — податься навстречу, или хотя бы потянуться за поцелуем, Но член сидел так плотно, так туго, что она вообще не могла двинуться. Как будто парализовало все мышцы. Хотя нет. Как будто все мышцы натянулись струнами и напряглись в максимальном натяжении, еще немного — и лопнут.

Асир сдвинул ладонь ниже, провел между полностью раскрытыми, натянутыми складочками, и Лин закричала, запрокинув голову, чувствуя, как снова сжимается и жарко пульсирует внутри, от входа до какой-то невообразимой глубины.

Ее трясло, выгибало и скручивало самым долгим, ярким и мучительным за сегодня оргазмом. Мучительным не от боли, а от неутоленного желания, от новых ощущений, от наслаждения, которого сейчас тоже было — слишком много и мало одновременно. Асир остановился, а Лин лежала, всхлипывая и пытаясь отдышаться, чувствовала в себе его твердый член, наверняка не вошедший даже наполовину, и со сладким, томительным ужасом понимала, что не успокоится, пока не получит его весь, целиком, в себя.

Дыхание выровнялось, от сотрясавших тело сладких судорог осталась лишь дрожь и волнующее, даже слегка пугающее ощущение переполненности. Как будто не член в ней, а она насажена на член, натянута настолько сильно, что еще немного, и порвется. И в то же время — как будто без этой наполненности все было… неправильно? А теперь станет как надо.

Асир ждал, внимательно всматривался в лицо, нюхал. Лин хотела бы сказать что-то, хоть что-нибудь — о том, что ей странно, но все-таки хорошо, о том, что она готова и хочет дальше, но получилось только облизать губы. Тогда она развела ноги как могла широко и снова задышала на счет.

Асир понял. Легко, почти невесомо поцеловал — и продолжил. Лин отчетливо ощущала давление головки, чувствовала, как она движется, как рожденная проникновением саднящая, распирающая боль почти сразу же сменяется жаркой, быстрой пульсацией.

Казалось, в любую секунду снова накроет оргазмом, и Лин дышала, дышала и считала, пытаясь сдерживаться, потому что хотела, чтобы Асир вошел до конца, не останавливаясь больше. Ничего и никогда в жизни не хотела так сильно. Она погружалась в жар, в ушах тонко звенело, голова стала легкой, будто веселящим газом надышалась или напилась допьяна.

Асир, едва касаясь, провел пальцами по шее, зарылся в волосы. Сжал, почти так же, как Асир из ее фантазии, и сказал на ухо:

— Все. Он там весь.

Этого хватило. Сладкая волна сжала изнутри, Лин ощутила член Асира полностью, от головки до прижавшейся к промежности мошонки, дыхание сорвалось.

— Да, — выдохнула Лин, — да. Да.

Кажется, она так и повторяла это «да», содрогаясь в очередном оргазме, комкая простыню и всхлипывая, уплывая во тьму.

Когда открыла глаза, за окном полыхало предзакатное низкое солнце, заливая комнату оранжевым теплым светом. Лин не сразу поняла, где она. Долго рассматривала край широкой кровати, на которой лежала, тонкие белые занавеси на распахнутом окне, белые простые стены без каких-либо украшений. Тело наполняла незнакомая сладкая истома, голова была пустой и легкой, хотелось лежать вот так, смотреть в окно и ни о чем не думать. Но, едва Лин приказала себе вспомнить…

Нет, память не обрушилась вся сразу. Вспоминались обрывки, иногда совершенно непонятные. Гневное лицо владыки на фоне цветущего жасмина и почему-то дрожащий голос Хессы. Снова владыка, с незнакомым Лин выражением горькой нежности: «Глупая анха. Моя анха». Распирающая боль и шепот: «Он там весь».

Вот это, последнее, прорвало плотину. Лин даже не вспоминала, а будто проживала все заново, и казалось — вот-вот, еще немного, и снова улетит в оргазм, от одних только воспоминаний. Она застонала, и тут полную восхитительных картин тишину нарушил голос, который Лин совершенно не ждала услышать здесь и сейчас:

— Очнулись? Как самочувствие, агент?

Лин повернулась на бок и попыталась сесть. Удалось с трудом. Чувствовала она себя то ли основательно пережеванной, то ли прокрученной через мясорубку, при этом восхитительно легкой, счастливой и зверски голодной. Профессор сидел с книгой у другого окна, рядом на столике в беспорядке стояли полные и полупустые и валялись пустые склянки, флаконы и бутылки.

— Хорошо, — коротко ответила Лин. Медиков не принято стесняться, и все же при одной мысли, что профессор наблюдал все то, что… Лин сглотнула и добавила: — Есть хочется.

— Поднос на столе справа от кровати.

Осознание окружающей действительности наконец включилось, оттеснив яркие, сладостно возбуждающие воспоминания. Лин обнаружила, что постель под ней чистая, без признаков всего, что они тут вытворяли, разве что промокшая от смазки. Что сама она тоже чистая и укрыта легкой, почти невесомой простыней, в которую и завернулась, перебравшись поближе к еде.

Еда была скудной, ничуть не соответствующей ее зверскому голоду. Тонко нарезанные вареное мясо и сыр, пирожки с фруктами и с творогом, холодный травяной чай.

— Переедать вам нельзя, — объяснил профессор. — Ешьте и отдыхайте. Можете походить по комнате, если голова не кружится, но постарайтесь, чтобы в любой момент было на что опереться.

— Все так плохо? — Лин наслоила на пирожок мяса и сыра и впилась в получившуюся башню зубами.

— Не настолько, чтобы считать вас восставшей из мертвых, но достаточно для того, чтобы я убивал свое время в такой утомительной компании.

— Ну простите, — очевидно, профессор пребывал не в лучшем настроении, а если учесть, что он и в лучшем был той еще ядовитой гадюкой… Лин махнула рукой на попытки хоть что-то узнать и сосредоточилась на еде. Которая, к большому сожалению, закончилась как-то слишком уж быстро.

Мысль походить по комнате казалась здравой. Еще более здравым было бы залезть в горячую воду, боль в мышцах ясно на это намекала, но грузить этим желанием профессора Лин не собиралась. К тому же… она, скорее всего, где-то в покоях владыки, лучше вести себя вежливо и не соваться, куда не приглашали.

Однажды уже сунулась.

Пришлось прикусить костяшки пальцев, чтобы не застонать в голос. То воспоминание и так было слишком ярким, возвращалось и мучило каждый день, но теперь… «Тогда я еще не был владыкой, которому лижут зад… Тогда ты еще не боялась меня». Наверное, ей повезло. Сказочно, невероятно повезло, что течка пошла как-то не так, и что она чуть не умерла. Иначе владыка не взял бы ее, совершенно точно не взял бы. За Лин сыграло то самое, за что она владыку уважала безмерно и чем в итоге обидела. Асир был в ответе за всех своих анх, знал и принимал это. За всех, даже за оскорбившую его Лин.

Она добрела до окна, привалилась к раме. Комната была на втором этаже, за окном шелестел листвой виноград, цвели на высоких шпалерах розы, рассыпал брызги фонтан. Сад был пуст, залит тенями и прекрасен, и напомнил о другом садике, в котором они с владыкой просидели почти до рассвета за разговорами. Тогда Асир, наверное, что-то в ней увидел. Что-то, из-за чего возился с Лин, вправлял ей мозги… а потом все так отвратительно закончилось.

Знать бы, он вернется?

Лалия была права, Лин мало знала о течке. Вот ей было плохо, очень плохо, вот ее спасли — и что теперь? Кродах еще нужен или уже нет? Продолжения хотелось. Хотелось снова ощутить в себе… Лин сглотнула. От одной мысли внизу живота скрутилась ноющая боль, взбухла горячей волной, прошедшей по всему телу. А когда вспомнила ощущение члена — внутри — полностью, и шепот Асира: «Он там весь», — внутри сжалось, а по ногам потекла смазка.

Может, Асир ушел, потому что у него, кроме Лин, куча дел и целая Имхара. А может, он сейчас утешается с Лалией, а Лин хватит и профессора, чтобы вовремя дать нужные лекарства. Она ведь уже была с кродахом, и теперь ей лучше.

Солнце садилось. Лин ждала.

Что-то звякнуло позади, Лин угадала движение профессора у кровати, но не обернулась.

— Судя по всему, агент, вы пока не собираетесь терять сознание и в состоянии себя контролировать. В таком случае, я оставлю вас ненадолго. Если почувствуете головокружение или тошноту, выпейте это. Самые подробные инструкции — на этикетке.

— Хорошо.

Он вышел, и Лин осталась одна. В комнате темнело и как будто становилось прохладнее. Читать инструкции не хотелось, двигаться с места — тоже. Она переступила с ноги на ногу, поплотнее запахнула простыню. На сад наползали сумерки, зажглись фонарики над дорожками. И ничто не напоминало о том, что во дворце есть кто-то, кроме нее. Было очень тихо и наверняка очень спокойно, только вот ничего, похожего на спокойствие, Лин не чувствовала.