Воля владыки. В твоих руках

ГЛАВА 16

После утреннего секса спалось крепко, и проснулась Лин бодрой и голодной, сильно после полудня, часам к четырем, когда шла на спад жара и удлинялись тени. Попросила у дежурившего на выходе из покоев клибы обед, умылась, оделась и впервые за эти дни задумалась, чем бы себя занять. Владыка сказал «до ночи», оставалась еще уйма времени.

Все эти дни — а Лин, как ни старалась, даже не сумела сообразить, сколько их было, — время неслось, когда Асир был рядом, и замирало, когда он уходил. Без него мир состоял из сна, еды, которая казалась чем-то неважным, и ожидания, долгого, бесконечного и мучительного. Но потом он возвращался — и снова она забывала себя, растворялась в его запахе, в желании, в наслаждении, которое каждый раз казалось новым и с каждым разом все больше нравилось. Ее вновь охватывала жажда, требовавшая получить все, что Асир захотел бы дать. Эйфория от близости — и тоска, когда он уходил, и оставалось лишь вдыхать оставшийся на постели запах. Смутное недовольство, то ли ее самой, то ли ее зверя, когда Асир говорил: «Командуй», — она хотела не командовать, а подчиняться.

Теперь же она думала — о том, что течка, похоже, заканчивается, и непонятно, что будет дальше. О Хессе. Как она там? О посольстве, которое сейчас встречает владыка. О том, что посольства будут со всей Ишвасы, и семеро владык будут ставить печать, закрывая течь между мирами — и только бездна знает, насколько это сложно или опасно. А ведь Асир был ранен. А она за все время течки, столько раз видя, ощущая и даже целуя свежий, еще воспаленный шрам, даже не спросила, кто и почему это сделал.

Обед лишь немного утолил голод — хотелось больше. Лин знала, что наедаться во время течки нельзя, понимала почему, но сейчас тянуло чуть ли не со скандалом требовать добавки. Интересно, это тоже симптом окончания? И кофе. Как же она соскучилась по крепкому, ароматному кофе. Когда уже будет можно?

А еще вдруг вспомнились бальзамы и шампунь — их прислал, как и обещал перед праздником, мастер Эниар, но Лин, занятая страданиями, виной и перспективой течки без Асира, сунула в шкаф и забыла. А сейчас…

Владыка и вправду любил волосы. Любил перебирать пряди или сжимать их в кулаке, оттягивать голову и целовать беззащитную, открытую шею. Лин это возбуждало. Впрочем, ее возбуждало все, что делал Асир. Наверное, для течки это естественно. Но хотелось попробовать такое — и не в течку. Почему-то казалось, что длинные — как у Лалии — он наматывает на руку. Интересно, угадала она? И если да — как это ощущается?

Быстро волосы не отрастут, но почему бы не начать прямо сейчас хотя бы ухаживать за ними? Можно же попросить принести бальзамы сюда?

Клиба у дверей выслушал просьбу без удивления. Поклонился, сказал:

— Я пошлю за ними немедленно, госпожа.

Лин постояла немного у окна, наблюдая за пляской теней в саду, оценивая высоту солнца и прикидывая, когда может прийти Асир. Выходило, что еще нескоро. Он сказал — до вечера, но посольства вряд ли разбегутся спать, едва солнце склонится к горизонту. Может, владыке придется до самой ночи быть с гостями?

Вздохнула и пошла осматривать те самые соседние комнаты, где можно найти что-нибудь почитать.

Но книг здесь оказалось мало, всего три полки. Да еще и какие книги.

«Розы щек твоих и жасмин белоснежной кожи

Опыляет нежно мотылек моих поцелуев».

Лин передернулась, захлопнула раскрытый наугад фолиант с вытесненным золотом названием «Сад заветных желаний» — роскошный, на отличной бумаге, разрисованный цветной порнографией в любимом стиле Ладуша, с двустишиями вместо подписей к этому художеству. На мгновение кольнуло любопытство, но… нет, узнавать новое о сексе она предпочтет от Асира, а не из сомнительных книжек.

Быстро, пока любопытство не победило, задвинула «Сад желаний» обратно. Названия остальных книг тоже не внушали надежд. Наверняка сопливые романчики и такие же стихи. Но за этой комнатой была другая, а в ней виднелась дверь в третью — и Лин пошла осматриваться.

Она не знала, все ли анхи, которых берет владыка, проводят течку именно здесь, но комнаты выглядели нежилыми. В них почти не было мебели, а та, что была, казалась расставленной наспех, без желания создать хоть какой-то уют. Низкий столик с наваленными вокруг него подушками соседствовал с парой кресел и еще одни столом, высоким. Зеркальный трельяж, уместный для спальни или гардеробной, странно выглядел рядом с мольбертом, словно позабытым Сальмой или Тасфией.

Единственное, что Лин здесь нравилось, если не считать постели, пропахшей владыкой, так это множество окон — огромных, светлых, выходящих в сад.

И купальня, конечно — не такая большая, как в серале, зато предназначенная только для двоих. С ней было связано ничуть не меньше волнующих воспоминаний, чем с кроватью.

Снадобья мастера Эниара принесла пожилая клиба-служанка. Сказала, поклонившись:

— Я помогу вам, госпожа. Покажу, что и как, да и в купальне вам не стоит сейчас быть одной.

— Думаете, я утону? — изумилась Лин. — Или что я никогда в жизни голову не мыла?

— Ну что вы, — клиба всплеснула руками. — Но господин Ладуш сказал, что вы очень слабы. Сказал, тяжелая течка.

— Я нормально себя чувствую. Сейчас уже нормально.

— А волосы и правда надо промыть, вон какие спутанные. Что ж вы раньше не спохватились… Хотя в течку не то что о волосах, и о себе-то позабудешь. — Клиба, казалось, ее даже не слушала. — Ничего, госпожа, сейчас все сделаем. Будете краше прежнего.

— Как к вам обращаться? — спросила Лин. Захотелось поговорить, может быть, даже расспросить. Новый человек. Наверное, на самом деле — не такой уж новый, если эта служанка помогает анхам в наведении красоты, то в серале бывает часто. Просто Лин с ней не пересекалась. Из всех клиб она лучше всего знала тех, кто подавал завтрак.

Собственное незнание показалось странным и, пожалуй, стыдным. Нельзя обращать так мало внимания на окружающих. Чем она вообще думала все время до течки? Внезапно появившимися гормонами?

— Фариза, госпожа, и я тут с вами одна, какое «вас»? — служанка взглянула лукаво и сразу показалась лет на десять моложе. — Пойдемте-ка потихоньку, плавно, не торопясь.

Торопиться в любом случае было некуда, так что спорить Лин не стала. Добрела до купальни — Фариза поддерживала под руку и, может, это даже было к лучшему, потому что при ней меньше лезли в голову картинки всего того, чем они занимались здесь с Асиром. Хотя сердце все равно колотилось ненормально быстро, а внизу живота словно вспух горячий шар. Лин задышала чаще, и тут же почувствовала пристальный, очень понимающий взгляд. Даже смутилась. Но Фариза и это заметила, сказала, мягко усмехнувшись:

— Старая Фариза видела многих анх, госпожа. Многим помогала. Не надо смущаться. Такова ваша природа, а уж в течку особенно. Да и наш владыка хорошо знает, как доставить анхе радость.

Послушная мягким рукам клибы, Лин села на ступеньку в бассейне, погрузившись в горячую воду по шею. Фариза щедро полила волосы бальзамом, промассировала голову — это оказалось приятно, почти так же приятно, как представлять руки Асира в своих волосах.

— Вот так, госпожа. А теперь надо ждать. Бальзам должен впитаться хорошенько. Зато уж волосы станут — словно шелк. И промыть легко будет. А после мытья намажем другим бальзамом, чтобы росли длинней и гуще. Что это за мода — стриженая анха? Разве можно губить такую красоту?

И почему-то в голову не пришло возражать, говорить, как говорила Сальме, что не в волосах красота. Сальме это было нужно. Она не понимала и не могла понимать, что анха может что-то из себя представлять и стриженой, и вообще любой. Хоть на подавителях. Зато сама Лин только училась понимать другое, то, что и Сальме, и любой здешней анхе было понятно без объяснений.

— Владыка любит волосы, — медленно повторила Лин. В который раз. А потом впервые сказала вслух то, что до сих пор жило лишь в смутных, для нее самой не вполне понятных ощущениях. — И мне… нравится. Хочется… порадовать его. Они правда отрастут? У меня никогда не было длинных.

— Конечно, отрастут, — уверенно подтвердила Фариза. — Мастер Эниар свое дело знает. А у вас, госпожа, волосы густые, здоровые, за ними только поухаживать, помочь им, и вы себя не узнаете, — Помолчала и сказала потише, но все так же уверенно: — И не только волосы. Вам бы, госпожа, и личиком заняться, и кожу маслами поумащивать. Вы ведь красивая, неухоженная только. Может, госпожа, не мое это дело, но вы уж выслушайте. Кто вам еще такое расскажет, кроме старой Фаризы? Господин Ладуш больше не в красоте разбирается, а в здоровье, его забота — чтобы анхи владыки себе и одна другой не навредили, и к кродаху в срок отвести, и после проверить, все ли хорошо. Разве что митхуна повелителя помочь захочет — вы уж ее тогда послушайте, госпожа Лалия дурного не посоветует.

— Она говорила уши проколоть, — вспомнила вдруг Лин. — Но я не понимаю — зачем?

— Для серег, — невозмутимо объяснила клиба. — Но это уж как вам хочется. Украшения разные бывают, кому что больше подходит и нравится. Откиньте голову назад, госпожа, будем мыть.

Она касалась головы мягко и ласково, почти невесомо, промывала пряди бережно, не дернув ни разу, а Лин, прикрыв глаза, вспоминала руки Асира, его движения — тоже бережные, но совсем без нежности. Вернее… нежность была, и ласка тоже, но своеобразные, свойственные, наверное, только таким кродахам, как владыка — властным, уверенным в себе и в своих приказах, по — настоящему сильным. «Без соплей», — Лин усмехнулась от этой мысли, кивнула: да. Ей всегда нравились сильные кродахи. Даже без сексуального подтекста, которого и не могло возникнуть на подавителях. Так почему без подавителей должно быть иначе? Вспомнился рассказ Лалии о приближенных владыки. О Сардаре: «идеальный любовник для тех, кому нужна забота». Для Хессы. Асир тоже умел быть заботливым, мягким, но сейчас хотелось большего. Хотелось узнать его настоящего. «Когда-нибудь», — прошептала Лин. Она понимала, что сейчас не готова к чему-то большему. Видела, что Асир сдерживается. Верила, что так надо. Но тем сильней тянуло к пока еще запретному.

Фариза в последний раз промыла волосы, поливая из кувшина, и начала втирать очередной бальзам. От него кожу слегка щипало, Лин зажмурилась и сильней запрокинула голову, чтобы не попало в глаза. Услышала:

— Вот так и посидите, госпожа. А я займусь вашим лицом.

— А что с моим лицом?

— Смажем его целебным бальзамом.

Рассказывала о том, как кожа станет гладкой и нежной, «напитается силой», как уйдет нездоровая бледность, а сама быстро втирала прохладную мазь. И снова вспомнились прикосновения Асира. А еще — тот клиба, который делал ей массаж. Как мучительны тогда были его прикосновения. Сейчас терпеть было легче, но удовольствия чужие руки все равно не приносили, хотелось, чтобы это скорее закончилось.

Фариза словно почувствовала ее желание. Закончив с лицом, быстро промыла волосы, сказала:

— Вот и все, госпожа. Помочь вам вытереться?

— Нет, иди, — быстро ответила Лин. — Я еще посижу здесь, люблю купаться. Спасибо, Фариза.

Служанка, низко поклонившись, ушла. Теперь никто не мешал мечтать о вечере с Асиром. Вспоминать проведенный с ним почти полностью вчерашний день и сегодняшнее утро. Купальня не сохраняла запахи, как постель, вода смывала все. Но воспоминания не становились от этого менее яркими. Настолько яркими, что… Лин сжала пальцами соски, прикусила губу. Мотнула головой: нет. Без Асира ласкать себя казалось… неправильным? Она торопливо вылезла, стараясь не думать… не смотреть на тот самый бортик, на котором брал ее Асир утром, не вспоминать, как удивлялась вчера тому, насколько иначе ощущаются ласки в воде…

Вытерлась, вышла в комнату — и окунулась в густой, будоражащий запах. Даже открытое окно не спасало. Нет, здесь ей лучше не станет. Да она до вечера с ума сойдет от желания.

В дальних комнатах было легче. Немного. Но не думать о том, как долго еще ждать, Лин все равно не могла. Не получалось. Порисовала бы, но ни бумаги, ни хотя бы карандаша не нашлось. Убила бы хоть немного времени обычной разминкой, но мышцы болели, как будто и так хватила лишнего на интенсивной тренировке, даже горячая вода купален не помогла. И все равно тянуло в спальню, к пропитанной желанным запахом постели. Тянуло дышать хотя бы запахом, пока Асира нет, и плевать, что все внутри скручивается от жажды близости. Похоже, все, что оставалось, это завалиться на кровать и ждать ночи — или, заняться все тем же ожиданием у окна, любуясь на сад.

— Я всегда знала, что у тебя есть склонность к саморазрушению. Но чтобы настолько. Даже немного завидно. — Лин обернулась. Лалия, белоснежная, сияющая драгоценностями почти как на празднике, бесшумно прикрыла за собой дверь.