Возлюбленная распутника

Глава 20

Когда король Яков узнал о бегстве Мейбелл, он пришел в такую ярость, что его чуть не хватил удар. Сходные чувства с королем испытывал Джон Черчилль, герцог Мальборо, так и не дождавшийся упоительного любовного свидания с этой лукавой девушкой. Из бесконечной болтовни леди Кассандры Фрэзер герцог Мальборо узнал кому он обязан встречей со своей давней уже надоевшей ему любовницей, о которой он хотел бы позабыть, и негодование на Мейбелл охватило все его существо. Слишком ловко его провела эта очаровательная девушка, заодно показавшая ему своей проделкой как глубоко были ей безразличны их отношения. И, с трудом отделавшись от леди Кэсси, Джон Черчилль поклялся самому себе, что он этого так не оставит, и при удобном случае призовет к ответу юную обманщицу.

Но, как не велика была досада герцога Мальборо, она не могла сравниться с гневом короля Якова, тоже одураченного Мейбелл. А когда во время обыска вещей беглянки обнаружили письмо от Джорджа Флетчера, которое Мейбелл забыла уничтожить, Яков и вовсе пришел в неистовство. Из письма открылась вся подноготная тайного заговора, направленного на освобождение мятежного графа Кэррингтона из тауэрской тюрьмы и любовной связи его фаворитки с этим сторонником казненного герцога Монмута.

Король Яков заперся в спальне Мейбелл, и там, как взбешенный тигр, метался по комнате, громя и круша все вокруг. Он раскидал все склянки с духами и баночки с румянами на туалетном столике, разбросал подушки и матрацы на постели девушки, изорвал ее оставшиеся платья и поломал стулья. С особенным наслаждением король искромсал острым ножом большой портрет Мейбелл, которым раньше безмерно дорожил. Придворные, состоящие в этот день по долгу службы при особе короля, испуганно забились в угол соседней комнаты, и оттуда с опаской прислушались к ругани Якова Второго, которой он осыпал дерзкую беглянку и своих нерадивых слуг, не уследивших за нею. Им оставалось только молиться, чтобы самим не попасть под горячую руку своего господина. Не в меньший трепет их приводили звуки разгрома, производимого их венценосным повелителем.

Спустя три часа король Яков утихомирился и вышел из спальни Мейбелл с внешне спокойным выражением лица. Но его приближенных, хорошо знающих его характер, охватило недоброе предчувствие. Именно в таком состоянии наружного спокойствия, но с внутренней клокочущей яростью Яков Второй принимал самые смертоносные свои решения в отношении лиц, имевших несчастье не угодить ему.

Яков Второй решил, что женщина, коварно обманувшая доверие своего короля, и жестоко насмеявшаяся над ним, не имеет право жить на белом свете, и поручил самым ловким агентам своей секретной службы во чтобы то ни стало отыскать Мейбелл Уинтворт и лишить ее жизни. Нерадивых шпионов, приставленных им присматривать за неверной фавориткой, Яков выгнал из дворца, а маркизу Честерфилд, не сумевшую внушить своей племяннице должного почтения к монаршей особе, сослал в деревню.

Пострадал также Джеф. За то, что карлик вовремя не сообщил королю об своих подозрениях относительно герцогини Дарлингтонской, Яков лишил его звания шута и отправил служить в дворцовую кухню простым поваренком. Сбежавшего графа Кэррингтона и и его пособников король Яков приговорил к отсечению головы, и отправил на их поимку своих отборных гвардейцев. Но, как предвидел Джордж Флетчер, погоня с самого начала устремилась за беглецами на запад по ложному следу, в то время как они спокойно и беспрепятственно следовали своим путем на восток.

Через день после бала-маскарада Мейбелл приехала в Норидж, представляющий собою скопление красных черепичных крыш домов под нависшим над ним силуэтом массивного норманнского замка на холме. Мало где еще в Англии сохранились такие великолепные постройки — целые улицы фахверковых домов, частично средневековых, частично тюдоровской эпохи. Поплутав по запутанному лабиринту старинных улочек, Мейбел со своими спутниками наконец-то нашла Стрэнджерс-холл, — то есть Странноприимный дом, — в уютном дворике на оживленной улице. Этот большой трехэтажный постоялый двор с деревянными галереями вдоль верхних этажей был полон людей, но мало кто из них обратил внимание на вновь прибывшую карету — в Стрэнджерс-холл без конца прибывали и уезжали его посетители.

Мейбелл смело вошла в обеденный зал на первом этаже и, заметив Джорджа Флетчера за столиком возле одного из окон зала, весело помахала ему рукой. До прихода Мейбелл Джордж Флетчер расслабленно откинулся на спинку стула и не торопясь поглощал жаркое из молодого барашка, но появление Мейбелл заставило его поспешно вскочить как новобранца при звуке военной тревоги. Его лицо осветилось радостью при виде ее, и он поспешно провел девушку в заранее снятую для нее комнату, где она, встав за ширмой, начала с облегчением переодеваться в более привычную ей женскую одежду с помощью Летти.

Пока Мейбелл тщательно наряжалась, готовясь к встрече с любимым Альфредом, Джордж развлекал ее рассказом о побеге графа Кэррингтона из Тауэра. Девушка беспрерывно смеялась, слушая описание того переполоха, случившегося среди тюремной стражи, когда обнаружилось исчезновение особо важного узника, но ей показалось странным, что Джордж Флетчер так хорошо знает подробности того, что случилось в Тауэре после того, как он бежал вместе с графом Кэррингтоном.

— Это потому, дорогая Мейбелл, что на первых порах именно я возглавлял поиски бежавшего узника, — объяснил ей Джордж. — Опоив снотворным стражников, непосредственно стороживших камеру Альфреда Эшби, я получил возможность беспрепятственно вывести его из крепости, а затем, подняв тревогу, направил погоню по ложному следу.

Мейбелл оставалось только восхищаться умом и сообразительностью друга графа Кэррингтона, обеспечившего им благополучный конец их авантюры, и она с еще большим воодушевлением начала украшать себя, ничуть не сомневаясь в том, что очень скоро она увидит своего возлюбленного.

Когда Мейбелл вышла из-за ширмы в новом блестящем платье из синего шелка, у Джорджа Флетчера от восхищения прервалось дыхание. Мейбелл была чудо как хороша в костюме лейтенанта французских мушкетеров, но в платье светской прелестницы она сделалась вовсе неотразимой.

Придворный костюм непостижимым образом сочетал в себе два господствующих в искусстве того времени стиля: барокко и классицизм. С одной стороны, в глаза бросалась вычурность, обилие украшений и драгоценностей, с другой — строгость линий. Платье Мейбелл состояло из двух частей: лифа и юбки, которая не имела жесткой основы, но была весьма пышной за счет своих накрахмаленных составляющих — нижней юбки, называемой фрипон, и верхней — модест. Верхняя юбка была спереди распашной от самой талии, края разреза отворачивались в стороны, открывая часть шелковой подкладки на фоне нижней юбки, а модные дополнительные драпировки, расположенные сзади на юбке, создавали подобие высоко поднятой пышной кормы фрегата.

От выреза декольте до талии тянулась целая вереница бантов, так называемая «лестница». На нижних ее «ступенях» располагались самые маленькие банты, а вверху — самые крупные, что создавало иллюзию пышной груди.

Плечи Мейбелл сверкающей пеной окутывали золотые кружева, придавая ее нежной коже прозрачность фарфора; волосы были уложены в прическу берлю, состоящую из отдельных локонов, симметрично уложенных рядами. Костюм девушки прекрасно дополняла масса украшений — сапфировые ожерелье и серьги в ушах, многочисленные кольца на пальцах и жемчужные браслеты. Джорджу Флетчеру она казалась чрезвычайно милым божеством, созданным сплошь из драгоценного материала: сияния золота и сапфиров, блеска дорогого шелка и мрамора кожи.

Мейбелл лучше всякого зеркала видела по восхищению Флетчера насколько она сделалась хороша собою, но желая окончательно убедиться в удачности своего туалета перед долгожданной встречей с Альфредом Эшби, она оживленно спросила:

— Ну как, Джордж, я нравлюсь тебе? — и закружилась перед ним блестящим облаком, демонстрируя перед ним не только свое зардевшееся от удовольствия лицо, но и плавный изгиб спины и изящную покатость плеч.

Молодой друг графа Кэррингтона почувствовал, что он больше не может не только скрывать свои чувства к Мейбелл Уинтворт, но также сдерживать их.

— Мейбелл, дорогая, вы просто неправдоподобно прекрасны! — с волнением проговорил молодой офицер. Его сознание покинуло пределы земных представлений о чести, верности своему слову и дружбе. Глубоко влюбленный, он схватил Мейбелл в свои объятия и припал к ее губам долгим поцелуем.

Мейбелл была до того ошеломлена этим поступком обычно сдержанного Джорджа Флетчера, что даже не сразу возмутилась его посягательством на ее женскую честь. Опомнившись, она оттолкнула от себя вероломного молодого человека, и скорее удивленно, чем возмущенно спросила его:

— Джордж, что это было⁈ Что на вас нашло?

Но Джордж, ничуть не раскаиваясь в своем проступке, на удивление уверенным голосом предложил:

— Мейбелл, выходите за меня замуж. Клянусь спасением своей души, вам не найти мужа лучшего, чем я! Я воспринимаю вас такой, какая вы есть, даже ваши сумасбродные поступки являются для меня предметом восхищения. Если вы станете моей женой, всю свою жизнь я посвящу вам! Со мной вы никогда не узнаете горя и печали. Мы уедем в Уэльс, где у меня находятся обширные владения, и там я устрою вам жизнь, достойную королевы. Любое ваше желание, любой каприз будут немедленно исполняться; взамен я попрошу у вас одного — брачного обещания быть всегда со мною.

— Джордж, но мне вовсе не нужен преданный раб у моих ног или волшебный джинн, исполняющий все мои желания, — рассмеялась в ответ Мейбелл, на всякий случай отодвигаясь подальше от молодого офицера. Право, она не ожидала услышать страстных признаний от человека, в котором привыкла видеть верного друга. Мейбелл к тому же знала, что Джордж Флетчер давно помолвлен с девушкой по имени Эмилия Остен, и она была уверена, что эта помолвка была заключена по обоюдной любви, судя по той нежности, с которой Флетчер отзывался об своей невесте. Похоже, в его сердечных привязанностях произошел крутой поворот, но Мейбелл была твердо настроена защищать свою истинную любовь, и она сказала Флетчеру, отрицательно покачав головой: — Давайте забудем о вашем предложении, друг мой! Мне нужен только один мужчина — мужчина, которого я люблю всем своим сердцем, которым восхищаюсь и горжусь — одним словом, я желаю быть только с лордом Альфредом Эшби, графом Кэррингтоном, а вы, увы, заменить мне его не сможете!

— Мейбелл, подождите сгоряча отказывать мне, — ласково сказал ей Джордж Флетчер, и снова нежно, но настойчиво привлек ее к себе, не теряя надежды убедить девушку в том, что в ее интересах заключить надежный брак с человеком, подходящим ей по возрасту и социальному положению. — Вы сами в курсе того, что граф Кэррингтон обладает большой гордостью, и он является чрезвычайно щепетильным человеком. Он не простит вас, когда узнает, что вы были любовницей ненавистного ему короля Якова, так что вам все равно не быть вместе!

— Ах, краткие мгновения счастья с лордом Эшби я предпочитаю сытой и благополучной жизни с другим поклонником! — не сдержавшись, вскричала Мейбелл, отчаянно борясь с тем гнетущим давлением, которое Джордж оказывал на нее. Одновременно в ней росла досада на саму себя — она так старалась, прихорашиваясь для встречи с любимым Альфредом, но в итоге свела с ума его вероломного друга, который ей и даром был не нужен.

Вероломный друг! Мейбелл похолодела от ужаснувшей ее догадки, которая внезапно пришла ей в голову. Вдруг Флетчер обманул ее, говоря, что он приехал в Норидж вместе с графом Кэррингтоном для того, чтобы заманить ее в Восточную Англию, где она была бы полностью в его власти, а на самом деле Альфред Эшби по-прежнему томится в тауэрской тюрьме.

— Джордж, где Альфред? — спросила она, смотря на молодого офицера с явным подозрением. Тот не спешил с ответом, и девушка воскликнула с непритворным отчаянием: — Он же должен быть с вами! Или вы обманули меня, говоря, что способствовали его побегу?

Флетчера задело выражение глубокого недоверия на лице Мейбелл, и он жестко произнес:

— Да не волнуйтесь вы так, Мейбелл! Граф Кэррингтон находится неподалеку отсюда, в деревушке Клейнекст. В целях безопасности я привез его туда, подальше от лишних глаз, а сам поехал в Норидж за вами. Если вам угодно, мы можем отправиться в эту деревушку хоть сейчас!

— Да, я хочу немедленно попасть в Клейнекст, — оживилась Мейбелл, и она направилась к выходу. Но Джордж Флетчер преградил ей дорогу.

— Вы так и не дали мне окончательного ответа, — со значением сказал он, хватаясь за последнюю надежду.

— Разве? — удивилась Мейбелл. — Мне кажется, я ясно дала вам понять, что остаюсь с Альфредом Эшби.

— Ну что же, я подожду, когда вы сами придете ко мне, — с внешним спокойствием заключил Флетчер. Но Мейбелл, вся в мыслях об предстоящем свидании с любимым уже не слушала его слов.

Джордж Флетчер помог Мейбелл и Летти сесть в карету, и экипаж направился к набережной, вдоль которой плыли несколько фламандских кораблей.

Сразу за городом начались солончаки. На целые мили протянулась однообразная низина, отделяемая от моря узкой полоской желтого песка. В часы отлива она оголяется, но затем море возвращается и лихим наскоком наверстывает свое. На первый взгляд эта местность, где тишину нарушают лишь шепот ветра и крики чаек, кажется совершенно пустынной. Люди сюда не захаживают, если не принимать в расчет случайных путников.

Однако прибрежные солончаки только кажутся пустыми, на самом деле они наполнены жизнью. За окном кареты Мейбелл увидела, как вспугнутая ими серая цапля величественно взлетела над густыми зарослями камышей. Она летела прочь от людей, выпрямив ноги и быстро взмахивая крыльями. Немного поодаль цапля опустилась на землю — ее темная головка возвышалась над камышами, а глаза настороженно следили за едущей каретой и скачущего верхом Джорджа Флетчера.

Путешественники потревожили также стаю чаек, сидящих на берегу. Чайки сорвались с места и поднялись в воздух, описывая беспорядочные круги. Их полет длился недолго. Стоило карете Мейбелл проехать, и стая снова устремилась к гостеприимной земле.

Начался прилив, и вода стала наступать на берег. Она принялась жадно поглощать сушу, крутясь и пенясь; море быстро заполнило небольшие ложбинки в песке. Еще минуту назад илистые отмели были сухими, а теперь они скрываются под водой, которая темной мокрой змеей вползает на берег — извивается и пузырится, образуя на границе с землей светлую кромку пены.

Граф Кэррингтон стоял на берегу и наблюдал весь этот спектакль — с криками чаек, набегающими волнами и ветром, гоняющим морскую голубизну. В тюрьме он отвык от такого зрелища, и теперь жадно вбирал в себя мощь стихии, колыхающую морскую гладь — мили и мили бледно-серого цвета. Солнце неторопливо опускалось за горизонт, и его лучи мягко скользили на бледно-сиреневой морской поверхности. Золотые облака громоздились над краем моря и медленно, словно сказочные галеоны, наползали на сушу. Среди них маячил в отдалении вполне реальный парусник «Веселый Сарацин», нанятый Джорджем Флетчером. Он ждал своих последних пассажиров, чтобы отплыть по направлению к Уэльсу.

Как только зоркие глаза Мейбелл углядели знакомую фигуру графа Кэррингтона, весь остальной мир перестал для нее существовать. Она, с трудом дождавшись остановки кареты, быстро соскочила с ее подножки и кинулась бежать к любимому, подобрав свои пышные юбки. Высокие каблуки ее изящных туфель увязали глубоко в мокром песке, но Мейбелл совершенно не замечала этого. Задыхаясь от счастья, она летела словно птица, боясь упустить хотя бы мгновение столь горько выстраданного свидания.

Но граф Кэррингтон не сделал ни одного шага ей навстречу. Более того, когда Мейбелл, подбежав к нему, нетерпеливо протянула к нему свои изящные руки, моля этим жестом об жарком любящем объятии, он с раздражением посмотрел на нее и гневно сказал:

— Наконец-то вы соизволили появиться, леди Мейбелл! Право, могли бы не трудиться, предпринимая столь далекую и утомительную поездку ради разговора со мною. Признаться, я уже вычеркнул вас из своих планов на будущее.

Мейбелл оторопела. Совершенно не этих жестоких слов она ожидала услышать от своего возлюбленного, который неделю назад осыпал ее в тауэрской тюрьме поцелуями и признаниями в любви. Сердце девушки болезненно заныло — в голове неизбежно завертелась мысль, что Альфред все-таки узнал об ее связи с королем Яковым. Она беспомощно посмотрела на подоспевшего к ним Джорджа Флетчера, но лицо молодого человека было до того непроницаемым, что она не могла угадать выдал ли он ее тайну Альфреду. Чуть не плача, Мейбелл снова повернулась к своему непреклонному любовнику, и дрожащим от волнения голосом произнесла:

— Альфред, позволь мне все тебе объяснить. Я не так перед тобой виновата, как это может показаться…

— Да, Мейбелл, попробуй придумать какую-нибудь хитрость, рассказывая, какое непреодолимое препятствие помешало тебе снова навестить меня в тюрьме, — саркастически сказал граф Кэррингтон.

Мейбелл облегченно перевела дух, поняв, что Альфред вменяет ей в вину.

— Дорогой, это такой пустяк! — воскликнула она. всплеснув руками от избытка чувств. — Я не могла раньше увидеться с тобою, но поспешила к тебе, как только узнала о твоем освобождении.

— Пустяк! — переспросил ее граф Кэррингтон, и нахмурился еще больше. — Мейбелл, твой визит ко мне в тюрьму воскресил меня, вернул к жизни, от которой я было отказался после убийственного известия о гибели Сары. Но ты появилась в тюремном мраке, и я почувствовал, что еще не готов отказаться от жизни! Как я обрадовался, получив новое подтверждение твоей любви, я воспрянул духом, и снова начал ожидать твоего появления нетерпеливо, считая минуты. А ты все не шла! Я успокаивал себя рассуждениями, что надо дождаться ночи, чтобы ты снова озарила ее как прошлым вечером своим присутствием. Но тебя не было! Я тщетно прождал тебя целую неделю, в надежде прислушиваясь к каждому шагу в коридоре, к каждому шороху! Эти семь дней показались мне семью годами долгой пытки ожиданием, но я так и не дождался тебя. Джордж на все мои вопросы о тебе, отводил глаза в сторону, и твердил, что он не имеет понятия, почему ты не приходишь. И вот ты, как ни в чем не бывало, появляешься передо мною, и делая невинные глазки, говоришь: «Дорогой, это такой пустяк».

— Фред, я действительно не могла прийти к тебе! — в отчаянии воскликнула Мейбелл и умоляюще посмотрела на Джорджа, надеясь, что он скажет свое слово в ее защиту. Но Джордж Флетчер на этот раз не спешил прийти к ней на помощь, и с деланно равнодушным видом стоял в стороне, дожидаясь конца их беседы.

— Я еще раз спрашиваю, что помешало вам во второй раз навестить меня? — жестко произнес граф Кэррингтон. — Пикники? Визиты знакомых? Светские балы и походы по магазинам?

Но Мейбелл до того растерялась, что не могла придумать достойного оправдания своему отсутствию. А правда была хуже всякой лжи: открытие ее связи с королем грозило поставить окончательную точку в ее отношениях с графом Кэррингтоном.

— Ясно. Посещение больных и узников не ваша роль, Мейбелл, — с тяжелым вздохом произнес граф Кэррингтон, недоумевая как это он, не смотря на весь свой немалый жизненный опыт, внушивший ему презрение ко всему человеческому роду, мог поверить в искреннее бескорыстное чувство этой легкомысленной девицы, живущей своими прихотями и капризами, и увлечься ею настолько, что его давно охладевшее и пресыщенное сердце снова оказалось во власти любви. А маркиз Китченер предупреждал его, чтобы он не менял свою благородную жену на ничтожную любовницу, но он, глупец, не прислушался к предостережениям давнего друга своего отца. Теперь он, не смотря на неприглядную правду, стал пленником прекрасных глаз пустой кокетки, и нужно время, чтобы ему удалось избавиться от своего чувства к ней.

Мейбелл, не догадываясь об его тайных мыслях, со страхом спросила:

— Фред, но вы же не откажетесь от своего обещания жениться на мне?

— Вот что вас беспокоит, — положение моей жены! — с презрением произнес граф Кэррингтон, и помолчав, добавил: — Я сдержу свое слово и женюсь на вас, но не сейчас. Со времени смерти Сары прошло слишком мало времени, чтобы я мог думать о новом браке.

Сказав эти слова, он коротко кивнул Джорджу Флетчеру, приглашая его следовать за собою, и направился в сторону корабля, больше не обращая внимания на Мейбелл.

Девушка, как побитая собачонка, осталась стоять на месте, не чувствуя в себе сил сделать хотя бы шаг вперед. Она была совершенно уничтожена жестокой размолвкой со своим возлюбленным, на встречу с которым так спешила. Две неумолимые мысли вертелись у нее в голове, причиняя невыносимое страдание — Фред ее не любит, Фред ее презирает! Она охотно отдала бы свою жизнь лишь за то, чтобы Альфред сейчас кинулся в ее объятия, но это было невозможно. К ее счастью, к ней подошел Джордж, предлагая в качестве поддержки опереться об его руку.

— Мейбелл, пойдем! — на этот раз в его глазах, устремленных на нее было понимание и сочувствие. — Скоро начнется отлив, и нам нужно успеть сесть на корабль.

Во время ходьбы Мейбелл начала постепенно приходить в себя после жестокого потрясения. Ее глаза все чаще останавливались на лице находившегося впереди графа Кэррингтона, еще сохраняющего отпечаток перенесенной им изнурительной болезни, и любовь к нему снова заполнила ее сердце, вытесняя из него обиду и острую боль. Девушка в который раз залюбовалась красивым аристократичным лицом своего мужественного возлюбленного, ощущая при этом невольную радость и благодарность судьбе. Мейбелл улыбнулась сквозь слезы. Главное — это то, что они снова вместе, снова рядом, и она найдет способ снова завоевать сердце Альфреда Эшби, добьется его прощения и вернет себе его доверие.