Глава 33

— Милорд, могу ли я просить вас об одолжении? — нерешительно спросил Чарльз своего патрона, когда они вместе работали над бумагами, требующими немедленного просмотра.

— Да, что ты хотел, Чарльз? — отозвался граф Кэррингтон, отрываясь от чтения отчета казначея Адмиралтейства. Его мысли, однако, были далеки от финансовых проблем королевства. В прошлое воскресенье не пришло письмо от Мейбелл, которое Альфред Эшби привык получать каждую неделю, и его невольно тревожило это обстоятельство.

— Если можно, отпустите меня сегодня пораньше. Я неважно себя чувствую, — со смущением в голосе проговорил крестник леди Россвуд. Темные круги под его глазами говорили сами за себя.

— Конечно, Трентон, можешь идти домой прямо сейчас, — с сочувствием в голосе отозвался его начальник. — Основную работу мы с тобой уже проделали, дальше я справлюсь с делами без тебя. Может, тебе прислать моего домашнего врача?

— Нет, благодарю вас, ваша светлость, — поспешно отказался юноша. — Мне достаточно побыть сегодня в покое вечер и следующую ночь.

— Ну, как знаешь, — уступил лорд Эшби.

Чарльз Трентон откланялся и поспешил в свою гостиницу «Золотой Лебедь», где его ждала Пэнси. А она ускользнула из дома под предлогом похода по магазинам. Родители, занятые приготовлениями к ее свадьбе, назначенной на следующей неделе, не слишком следили за ее передвижениями, и Пэнси делала, что хотела. Мисс Мэллард не боялась последствий своего необдуманного поведения, зная, что после сделанного полтора года назад аборта она сделалась бесплодной. Повитуха сказала ей, что она больше никогда не сможет иметь детей, чему легкомысленная девушка была очень рада.

Оставшись один, Альфред сделал несколько пометок на отчете, затем отложил бумагу в сторону и задумался. С Чарльзом творилось в последнее время что-то неладное. Прежде исполнительный и услужливый юноша сделался крайне рассеянным, отвечал невпопад, его донесения часто приходилось переписывать заново. К этому добавился желтый нездоровый цвет лица и уставший вид. Граф Кэррингтон заподозрил, что его подчиненный подхватил какую-то неведомую хворь. Это было огорчительно для него, поскольку он твердо был намерен сдержать слово, данное своей кузине Горации присмотреть за ее любимым крестником. И Альфред решил этим вечером съездить в гостиницу и проверить насколько болезненным является состояние его подчиненного, ведь болезни обычно имеют обыкновение обостряться вечером. Если здоровье Чарльза ухудшится, он заставит его принять помощь своего врача, несмотря на его юношескую щепетильность.

Граф Кэррингтон велел лакею подать его карету, и заодно дал распоряжение посыльному купить финики для Пэнси. Его капризная невеста пожелала эти экзотические фрукты из Северной Африки посреди зимы, и Альфред был только рад угодить ей, послав расторопного слугу в торговые ряды рынка Стокс в Полтри. Любое желание мисс Мэллард подлежало немедленному исполнению, даже свадьбу передвинули на более поздний срок, потому что Пэнси хотела, чтобы придворный ювелир изготовил ей дополнительные драгоценности к наряду, в котором она собиралась венчаться. Альфред охотно шел ей навстречу, наивно полагая, что его доброта еще больше привяжет девушку к нему, и они станут жить душа в душу после венчания. Ему доставляло подлинное удовольствие баловать это прелестное существо, и видеть радость в ее глазах. Это занятие заглушало его тоску по Мейбелл, от которой он все еще не мог избавиться. Ее отсутствие он ощущал постоянно, стоило только ему остаться одному. Оно было всеобъемлющим как небо, распростертое надо всем. И было одно место, где Альфреду особенно не хватало его далекой возлюбленной — это его предательское тело. Вопреки его воле оно без конца изнывало без ее ласк, и напоминало опустевший дом, в котором больше не было света. Графу Кэррингтону оставалось надеяться, что после его свадьбы ситуация коренным образом изменится, и очаровательная Пэнси послужит достойной заменой неверной леди Уинтворт.

Беспокойство за Чарльза заставило графа Кэррингтона торопиться с поездкой к нему, не смотря на погоду. День выдался холодным, а слякоть — вязкой и скользкой, покрытой тонким слоем льда. Дороги сделались опасными, но Альфред, имея привычку приводить в исполнение все свои планы, не отказался от своего намерения, и только велел кучеру ехать более медленно и осторожно, чем обычно. Он забрался в свою большую, увенчанную золотым гербом карету, запряженную четверкой каурых лошадей, покрытых бархатными попонами, и она медленно поехала по улице Кинг-стрит.

Карету сопровождали шесть лакеев, одетых в ливреи красного цвета, а еще один, весь в белом, нес белый жезл. Он ехал впереди кареты, предупреждая о приближении королевского министра, и толпа расступалась при его появлении. Пара самых крепких лакеев ехала сзади на лошадях, остальные тряслись на запятках и сидели рядом с кучером.

Через час карета графа Кэррингтона выехала на Кэмомайл-стрит, и свернула на узкую улочку, где стояли гостиницы для постояльцев среднего класса. Так как она оказалась несколько узкой, большой позолоченный экипаж немного не доехал до места назначения. Плотно укутанный в темный плащ лорд Эшби вышел из кареты и, взглядом определив по вывеске с изображением лебедя нахождение нужного ему заведения, пошел к ней в сопровождении одного лакея.

В холле за стойкой находился хозяин «Золотого Лебедя», и граф Кэррингтон направился к нему.

— Где находится комната Чарльза Трентона, любезный? — отрывисто спросил он у него.

Тот, с первого взгляда определив в посетителе важную особу, низко поклонился ему и угодливо доложил:

— На втором этаже, милорд. В последней комнате коридора справа, милорд.

Еще собеседник Альфреда хотел добавить, что молодой человек в данный момент находится с дамой, однако неприступный вид графа Кэррингтона не располагал к излишней откровенности. Граф только кивнул головой в знак понимания и начал подниматься по лестнице наверх.

Начало смеркаться, но в помещении было еще довольно светло, чтобы найти нужный номер. Лорд Эшби подошел к последней дубовой двери и хотел постучаться в нее, но звук слишком знакомого ему женского голоса заставил его застыть на месте. Альфред замер, не в силах поверить в то, что Пэнси, его невеста Пэнси сейчас находится в спальне другого молодого человека, который якобы болен, и они, под аккомпанемент скрипа старой кровати громко смеются над тем, как ловко им удалось его провести и наставить ему рога еще до свадьбы. По иронии судьбы эти молодые люди, которые не видели от него ничего, кроме добра, отплатили ему самой черной неблагодарностью, обманув его доверие без малейшего зазрения совести.

Скоро их фривольная, малоосмысленная болтовня развеяла остатки иллюзий Альфреда Эшби, показав, что ни Пэнси, ни Чарльз не испытывали к нему ни малейшей привязанности, и использовали его доброту лишь для того, чтобы как можно сильнее уязвить и опозорить его. Альфред слушал их, изо всех сил стиснув зубы, и постепенно в нем все больше возрастало желание преподать этим испорченным юноше и девушке такой жесткий урок, которого они не забудут до конца своей жизни. Он ничего не имел против веселья молодежи, но не желал допустить, чтобы они веселились за его счет.

Не потрудившись открыть рукой дверь, граф Кэррингтон в гневе вышиб ее ногой и ворвался в номер Чарльза, стремясь поскорее добраться до преступной парочки. При виде его Пэнси испуганно пискнула и накрылась с головой одеялом, словно оно обладало чудодейственным свойством перенести ее за сотни миль от места ее грехопадения. Чарльз ошарашено уставился на своего разъяренного патрона, не в силах поверить в его присутствие. В его растерянных глазах читалась одна мысль — кто выдал его с Пэнси графу Кэррингтону?

Лорд Эшби черной тенью неотвратимо надвигался на него, и когда вплотную приблизился, то с угрозой произнес, демонстративно не замечая рядом с ним сжавшуюся от страха девушку:

— Все болеете, молодой человек⁈ Ну ничего, сейчас я вас вылечу!

— Милорд, я готов предоставить вам любое удовлетворение, — пробормотал юный секретарь. — Но мне нужно найти себе секунданта, так что дайте мне время.

— Щенок, ты думаешь, я собираюсь вставать к барьеру с таким как ты⁈ — пренебрежительно ответил граф Кэррингтон. — Посмотрим, сможешь ли ты ответить мне на простой удар кулаком, не говоря уже о выпаде шпаги!

Страшный удар в челюсть вырвал Чарльза из постели, бросил его на пол возле платяного шкафа. Чарльз стукнулся о крепкую дверцу спиной и сдавленно охнул.

Большая рука графа Кэррингтона стремительным ястребом упала на голову юноши, сжала его светлые волосы, рванула их и снова повалила слишком податливое тело вниз. Чарльз пытался сопротивляться, но не с его неразвитыми силами можно было сопротивляться матерому Альфреду Эшби.

Граф Кэррингтон бил долго и ожесточенно вымещая на своем незадачливом секретаре накопившуюся злобу и разочарование. Под его кулаком хрустнула долго державшаяся кость челюсти молодого Трентона, также из носа Чарльза потекла кровь. Изловчившись, молодой человек сумел стать на ноги. Некоторое время он защищался от сыпавших на него ударов, но лорд Эшби пинал его, как боксерскую грушу, пока снова не повалил наземь. Лишь после того, как Чарльз прекратил всякое сопротивление, и осел на пол с приглушенным стоном, граф Кэррингтон оставил его и обратил свое внимание на Пэнси, которая с ужасом наблюдала за схваткой.

— Что же это, Пэнси, я хотел посвятить тебе свою жизнь, а ты оказалась такой же дешевкой, как и пенс, — задумчиво произнес он.

— Ах, милорд, не бейте меня! — в панике закричала Пэнси, видя, как ее обманутый жених приближается к ней, заодно снимая со своего пояса кожаный ремень.

— Пэнси, дорогая, что я — варвар, чтобы нанести какой-нибудь ущерб твоему фарфоровому личику и бархатной коже, — деланно ласковым голосом проговорил граф Кэррингтон. — Твои губы созданы для поцелуев, а тело для ласк. Ты такая сладкая, что я не могу удержаться от того, чтобы не попробовать вкус твоей кожи.

Он извлек полуодетую Пэнси из постели, и сорвал ее нательную рубашку, мешающую ему. Тело девушки обнажилось, демонстрируя безупречность своих линий, и она задрожала еще больше, чувствуя свою полную беззащитность перед разгневанным мужчиной. Чарльз беспомощно смотрел на то, как граф Кэррингтон насилует его любовницу, но он был совершенно разбит, и не мог помешать своему патрону. Его голова кружилась от недавно перенесенных ударов, и словно сквозь туман он видел, как Пэнси лихорадочно трепещет в руках лорда Эшби подобно большой пойманной рыбе.

Альфред оглядел испуганную девушку, обхватил ее лицо ладонями и медленно склонился к подрагивающему от большого волнения алому рту. Не в его правилах было бить женщин, он предпочитал наносить удары противникам равной с ним весовой категории, но это не означало, что обманщица, насмеявшаяся над его доверием, останется безнаказанной. Он знал, как следует наказать Пэнси и заставить ее сожалеть о своем проступке всю жизнь, поскольку нет для женщины большей муки, чем почувствовать себя желанной, а потом отвергнутой.

Он впился поцелуем в девичий рот, умело лаская его своими прикосновениями. Природная сексуальность Пэнси стала его верным союзником, помогая без труда достигнуть желаемого. Нерешительный вначале ответ на его неистовые ласки становился все сильнее и чувственнее. Нежные губки девушки наливались кровью как открытая рана, и их совместный поцелуй становился все более горячим и влажным. Альфред углубил его, ворвавшись языком в душистый ротик, и Пэнси прерывисто задышала полной соблазнительной грудью, что сводило с ума Чарльза, не имеющего силы даже пошевелиться. Однако его любовница больше не обращала на него внимания, она смотрела только на Альфреда. Ее тело было налито желанием, щеки предательски заалели, а глаза с расширенным зрачком блестели от безграничного возбуждения.

Удовлетворенный состоянием своей партнерши Альфред принялся умело ласкать остальное ее тело, находя такие потаенные уголки для наслаждения, о которых Пэнси прежде не имела понятия. Мисс Мэллард была изумлена таким потоком незабываемых ощущений, — о, Чарльз даже в подметки не годился лорду Эшби. Никогда она не испытывала такого блаженства, как сейчас, и чувственная страсть впервые стала для нее тем огненным горнилом, в котором все ее прежние чувства расплавились, а душа полностью устремилась к новому любовнику.

Ощущение обильной влаги на кончиках пальцев показало Альфреду, что девушка совершенно потеряла контроль над собою, и полностью находится в его власти. Он усилил натиск и раздвинул ее на редкость изящные ноги. Его напряженный член легко и непринужденно вошел в жаждущее его соседства женское лоно, и весь второй этаж огласили сладострастные крики Пэнси, как до того пронзительный голос избиваемого Чарльза, полный невыносимой муки.

Хозяина, обслугу и других постояльцев гостиницы они страшили так же, как ранее звуки борьбы и крики боли, поэтому они не осмеливались входить в номер молодого мистера Трентона, понимая, что с появлением высокого неприступного вельможи там происходит что-то страшное. Альфред Эшби долго и от души насиловал молодую девушку, — сказалось его длительное воздержание — и к тому времени, когда он слез с нее, она уже была близка к обмороку. Больше не обращая на Пэнси внимания, он стал одеваться, а она все еще не могла прийти в себя, и в экстазе смотрела на него.

— Милорд, вы были великолепны! — восторженно произнесла она, пытаясь снова привлечь к себе его внимание. В ней начало расти желание снова познать безграничное наслаждение в объятиях этого неотразимого мужчины, который заставил испытать ее всю полноту любовной страсти.

Альфред пренебрежительно посмотрел на нее, словно она сморозила несусветную глупость, и ничего не сказал в ответ на ее слова, продолжая застегивать на себе штаны. Теперь он недоумевал, чем Пэнси могла привлечь его. Ее внешнее сходство со своей возлюбленной Альфред начал воспринимать как злую карикатуру дьявола, задумавшего завлечь его в свои сети и погубить. Юная развратница перестала напоминать ему Мейбелл и вызывала чувство гадливости. Через несколько минут заметив, что молодые люди по-прежнему находятся в пассивном состоянии, он насмешливо проговорил, обращаясь к ним:

— Потрудитесь одеться, голуби мои! Я понимаю, что вы свободнее чувствуете себя без одежды, но не желаю, чтобы вы замерзли прежде, чем я воздам вам по заслугам.

— Милорд, что вы собираетесь с нами делать? — беспокойно вскинул свою голову Чарльз, и его сердце тревожно заныло. Похоже, граф Кэррингтон не собирался ограничиться одним физическим воздействием. На его покровительство, — это уже было понятно — им с Пэнси больше не приходится рассчитывать, но как угадать насколько далеко зайдет его месть?

— Ничего страшного я не собираюсь делать, — граф Кэррингтон пренебрежительно пожал плечами. — Просто я обещал устроить ваше счастье, и я его устрою. Через два, самое позднее через три часа, священник обвенчает вас, и вы получите полное право наслаждаться своим любовным уединением, которое я так беззастенчиво прервал.

— Но, милорд, я не собираюсь жениться на этой шлюхе! — в испуге закричал Чарльз. — С ней ни один порядочный человек не согласится иметь серьезных отношений.

— Молчи, слизняк! — в ярости закричала Пэнси. Она была вне себя от гнева и ужаса, что богатство, положение в обществе и великолепный любовник в лице лорда Эшби ускользали от нее. — Ты меня соблазнил, а теперь собираешься уйти от ответа. Лорд Альфред, он меня заманил к себе, опоил и я стала жертвой этого молодого негодяя! Посадите его в тюрьму во имя своей любви ко мне, о которой вы так часто твердили.

— Ах, ты бесстыжая лгунья! — потрясенно проговорил молодой Трентон. — Милорд, все было не так, как она говорит. Это мисс Мэллард была инициатором нашей любовной связи. Слава богу, у меня сохранились ее записки, и я могу доказать правдивость моих слов!

— Чарльз, если бы ты знал, как жалко и глупо выглядит мужчина, когда он пытается свалить вину на женщину, — с отвращением произнес граф Кэррингтон. — Кто бы не был виновником твоей внебрачной связи с мисс Мэллард, ясно одно — на девушке должен жениться тот, кто лишил ее девственности. Как правильно говорят русские: любишь кататься — люби и саночки возить.

— Милорд, клянусь вам всеми святыми, я не был первым у мисс Мэллард! — тут же начал возражать Чарльз, обрадовавшись тому, что обнаружилась лазейка, помогающая ему избежать женитьбы на девушке, которую он в глубине души презирал.

Час от часу не легче. Альфред глубоко вздохнул, с опаской думая о том, каких еще «сюрпризов» ему следует ожидать от своей так называемой невесты.

— И кто этот достойный муж, который лишил девственности нашу Пэнси? — саркастически спросил он у Чарльза. — Назови мне его имя, и я призову его исполнить свой долг перед соблазненной девушкой.

Чарльз, понятное дело, не знал имя первого любовника мисс Мэллард — девственность Пэнси нужно было долго разыскивать по конюшням и постоялым дворам, — и поэтому он потерянно молчал.

— Значит, Чарльз, ответа у тебя нет, и жениться придется тебе, поскольку ты опередил меня и занял первым завидное местечко между бедер нашей красавицы, — удовлетворенно проговорил граф Кэррингтон и жестко улыбнулся: — Ты думал, милый, что играешь с моей невестой, но на самом деле это я позабавился с твоей!

Такая мстительность прозвучала в голосе лорда Эшби, что Чарльз счел за благо молчать и покориться своей судьбе. Но Пэнси не желала так просто сдаваться, у нее просто скулы сводило от одной мысли, что она станет женой нищего секретаря. Пэнси бросилась на колени перед графом Кэррингтоном и взмолилась:

— Милорд, не отдавайте меня этому сопливому мальчишке! Я люблю только вас, а это скулящее недоразумение было словно наваждением, от которого мне посчастливилось избавиться только сейчас. Простите меня, и я буду для вас самой верной и преданной женой на свете.

— Милорд, я решительно отказываюсь жениться на этой женщине! — молодой Трентон снова осмелел при виде атаки мисс Мэллард на своего патрона. Он обменялся с девушкой взаимно злыми, неприязненными взглядами. Чарльз и Пэнси уже ненавидели друг друга за крах своей судьбы, и теперь их отталкивало то, что привлекало в начале любовной связи. Но граф Кэррингтон оказался для них слишком крепким орешком, и ему были безразличны их чувства.

— Голуби мои, вы демонстрируете такое поразительное единодушие, что становится просто удивительным ваш отказ связать свои судьбы, — покачал он головой и обратился сначала к Пэнси: — Дорогая, у меня есть правило жениться только на той молодой леди, которая в качестве свадебного дара предоставила мне свою девственность. Поэтому перед тобой предстает такой выбор — либо иметь мужем это скулящее ничтожество, либо вовсе не иметь мужа, поскольку я решительно отказываюсь иметь вас своей женой. А вы, Чарльз, в случае отсутствия брака с мисс Мэллард пойдете в Ньюгейтскую тюрьму за свои долги. Ее приданым станут ваши долговые расписки, запомните это!

Против таких аргументов молодые люди ничего не могли возразить. Для молодой девушки не было большего позора, чем быть брошенной и обесчещенной, а Чарльза Трентона страшила перспектива попасть в долговую тюрьму, поскольку он задолжал графу Кэррингтону столько, что даже его добрая крестная леди Россвуд не смогла бы ему помочь.

Всхлипывая, Пэнси принялась натягивать на свое голое тело бархатное платье винного цвета. Ей стало понятно, что граф Кэррингтон хладнокровно и расчетливо использовал ее тело, как она использовала других людей, и ей не стоит ждать от него снисхождения. Чарльз, с трудом передвигаясь от боли, надел свой серый будничный камзол и помятый парик. Патрон не позволил ему прицепить к поясу шпагу как в знак презрения к нему, так и во избежание возможного эксцесса с его стороны.

Когда все приобрели более-менее пристойный вид, граф Кэррингтон позвал своего старшего лакея, и велел ему заплатить хозяину заведения за погром, учиненный им в комнате Чарльза. Ему было противно ехать с Чарльзом и Пэнси в одной карете, но он пошел на это, чтобы поскорее завершить все дела, связывающие его с ними.

Обычно браки заключались в церковных приходах, где предварительно оглашалась новость о предстоящем венчании за три недели до торжества с называнием имен жениха и невесты, причем в строго определенное время — с восьми утра до полудня. Альтернативой традиционному способу заключения брака служила ускоренная процедура в Флитской тюрьме. Там желающие связать себя брачными узами могли повенчаться в любое время дня и ночи. Именно туда направилась карета королевского министра. Скоро она достигла подножия Ладгейтского холма и берега реки Флит Дитч, где высилось большое угрюмое здание, служащее местом заключения для виновных в неуплате долгов.

— Какое удобное место для тебя, Чарльз, не правда ли? — саркастически спросил лорд Эшби своего бывшего секретаря, кивая в сторону Флитской тюрьмы. — Согласишься ли ты жениться, или откажешься, — оно в любом случае тебе пригодится.

Чарльзу одного взгляда на тонущие в вечернем сумраке мрачные стены с решетками было достаточно, чтобы проникнуться зловещим эффектом многолетнего заточения и окончательно отказаться от всякой мысли о сопротивлении. Пребыванию в зловонной тюремной камере с остатками гниющей соломы и бегающими по ней голодными крысами он предпочел законный брак, даже с такой невестой как Пэнси Мэллард.

Неопрятная, неопределенного возраста женщина встретила графа Кэррингтона и его спутников у входа с журналом для регистрации брака, и после ряда поклонов она проводила их через пропитанный табачным дымом и запахом пива коридор в комнату, переделанную в часовню. Оттуда слышались разъяренные крики, звуки борьбы и женские рыдания.

— Три шиллинга за венчание и брачное свидетельство⁈ — вопил чей-то мужской голос. — Да ты не пастор, а грабитель, отец Колтон. Я предварительно узнавал, сколько стоят твои услуги на самом деле — не больше двух шиллингов и шести пенсов!!!

— Оформление документов подорожало, и я заставлю тебя, Рон Дунтан, сполна заплатить мне, — не менее гневно ответил его противник.

— Давай бумагу, или я камня на камне не оставлю от этой часовни, — пригрозил новобрачный, и драка между ним и священником перешла в новую, более ожесточенную стадию.

Альфред Эшби нашел, что ему следует вмешаться в эту ситуацию, если он хочет завершить свою поездку к полуночи. Он быстро вошел в слабо освещенное помещение и увидел двух дерущихся мужчин, плачущую женщину на последнем сроке беременности и молодого причетника с раскрытым от изумления ртом. Он еще не привык к тем бурным сценам, которые частенько разыгрывались в часовне Флитской тюрьмы. Неожиданное появление вельможи заставило всех присутствующих оторваться от своего занятия, тем более что лорд Эшби схватил за шиворот драчунов и развел их в разные стороны.

— Так, джентльмены, угомонились! — раздраженно произнес он. — Кто из вас священник?

— Это я, — с достоинством проговорил низкий черноволосый крепыш, поправляя на себе большой белый воротник пасторского облачения. — Отец Джеймс Колтон к вашим услугам.

— Мне нужно, чтобы вы поженили одного молодого джентльмена и юную леди, — скривившись, сказал Альфред. — Сколько вы возьмете за это дело?

— Ну, думаю, шести шиллингов будет достаточно, — подумав, сказал Джеймс Колтон.

— Нет, вы только посмотрите на этого негодяя в образе священника! — возмущенно закричал Рон Дунстан. По своему внешнему виду он напоминал моряка дальнего плавания. — Милорд, с меня он требовал три шиллинга, не дайте ему ободрать себя как липку.

— Что ты понимаешь, невежда! — фыркнул пастор. — Для благородных господ требуется особое брачное свидетельство, с королевской печатью.

— Хорошо, я дам вам двадцать шиллингов, только отдайте этим добрым людям их брачное свидетельство, в котором нуждаются не столько они, сколько их будущий малыш, — теряя терпение, сказал лорд Эшби священнику, и галантно обратился к беременной женщине. — Не плачьте, мадам, ваш ребенок появится на свет совершенно законным образом, уверяю вас.

— Пусть господь благословит вашу милость и все ваши пути! — в последний раз всхлипнула новобрачная и благодарно посмотрела на графа Кэррингтона.

Альфред заплатил двадцать шиллингов и Рон Дунстан наконец получил то брачное свидетельство, которое ему было нужно для признания своего ребенка законным. После ухода новобрачных в часовню вступили, под конвоем двух дюжих лакеев, Чарльз и Пэнси. Вид растрепанной невесты и побитого жениха, то и дело вытирающего кровь со своего носа ничуть не обескуражил почтенного Джеймса Колтона, за время своей церковной практики он и не такое видел.

С потрепанным молитвенником в руке, распространяя вокруг себя запах перегара, этот священник Флитской тюрьмы наспех провел сокращенную версию брачной службы и через полчаса Чарльз и Пэнси стали супругами перед Богом и людьми. Свидетелем выступил лорд Альфред Эшби, и имена новых новобрачных торжественно записали в регистрационный журнал тюрьмы.

После того как дело было сделано, Альфред отвез свою бывшую невесту и ее молодого мужа в родительский дом. Там уже царило глубокое волнение — дело шло к полуночи, а пропавшая Пэнси не подавала о себе никаких известий.

При виде дочери и графа Кэррингтона на лице Марты Мэллард отразилось нескрываемое облегчение, а ее муж потребовал объяснений у графа.

— Сэр Джозеф, я имел твердое намерение породниться с вами, но видно не судьба, — ответил на это лорд Эшби. — Как выяснилось, ваша дочь тайно встречалась с моим секретарем Трентоном… — и он толкнул вперед Чарльза, на лице которого до сих пор виднелись следы крови. — Я не намерен чинить препятствий влюбленным сердцам, если дело обернулось таким образом, и час назад ваша дочь обвенчалась с этим юношей во Флите. Вот их брачное свидетельство, подтверждающее мои слова.

Новость подействовала на домашних Пэнси как ушат ледяной воды. Когда прошло первое изумление, родители Пэнси посмотрели на девушку с нескрываемым гневом. В их глазах читался вопрос, как можно было быть такой дурой, чтобы променять высокопоставленного графа Кэррингтона на его секретаря. Пэнси, сжавшись, опустила голову перед их уничтожающими взглядами. Она сама не находила оправдания своей глупости.

Альфред оставил Мэллардов разбираться со своими проблемами на их усмотрение и отправился в свой дом. Он чувствовал себя донельзя уставшим и опустошенным. До чего же мерзкий выдался день, полный раскрытия обмана и предательства! Граф Кэррингтон с содроганием подумал о том, что если бы по счастливой случайности ему не пришла в голову мысль навестить молодого симулянта, то он навсегда оказался бы связанным с девицей легкого поведения, не имеющей ни капли душевного благородства, сострадания и доброты, ничего кроме своей фальшивой красоты. Еще было ясно, что, не смотря на все свои старания, ему не удалось избавиться от образа чаровницы Мейбелл. Попытка сменить Мейбелл на похожую красавицу потерпела сокрушительное фиаско, ока оказалась незаменимой. Отсутствие любимой еще больше начало вызывать в сердце Альфреда неудержимую тоску и возрастающее желание ее видеть. Когда он добрался до своего дома, то первым делом поспешил в свой кабинет и открыл ящик своего письменного стола, где хранились письма леди Уинтворт. Раньше лорд Эшби запрещал себе даже думать об этой изменившей ему женщине. Ведь он зрелый мужчина, а не сентиментальный юноша, и должен владеть своими чувствами, а не допускать, чтобы они правили им. Получив первое письмо от Мейбелл, он хотел его сжечь в камине, но его рука не поднялась уничтожить строки, написанные любимым существом. Однако он не стал также читать письмо, даже открывать конверт, и оно, нераспечатанное, отправилось на дно ящика письменного стола. Эта участь постигла остальные письма безнадежно влюбленной в него девушки — все они, непрочитанные, складывались стопкой в заветном ящике.

Теперь Альфред Эшби бросился к заброшенным посланиям любимой, как голодный бросается на неожиданно появившуюся пищу, начиная с самой первой весточки от нее. Он наслаждался уже одним видом написанных изящных строк, в которых ощущалась живая речь Мейбелл. Получился целый роман в письмах, в котором молодая леди Уинтворт до конца изливала перед своим возлюбленным душу, объясняя, что ее заставляло поступать так, а не иначе. Теперь он лучше понимал Мейбелл и ее поступки. Она описывала ему в мельчайших подробностях свою жизнь, много рассказывала о детях, а также о тех житейских проблемах, которые ей приходилось преодолевать почти каждый день. Альфред словно воочию увидел, как неопытная девушка все глубже погружается в испытания, которые неизбежно сопутствовали управлению большим поместьем. И он был чрезвычайно благодарен ей за то, что, не смотря на его молчание, она продолжала писать ему словно потерпевший кораблекрушение моряк, который без конца бросает в море запечатанные бутылки с призывами о помощи. Альфред даже не предполагал, что его возлюбленной придется настолько туго. Он знал, что поместье Уинтвортов является добротным, процветающим хозяйством, но, как выяснилось, это благополучие держалось на процентах дохода от богатства Сэдли. Когда произошла конфискация торгового дома Сэдли, для поместья Уинтвортов наступили плохие времена, и граф Кэррингтон поклялся самому себе, что немедленно займется финансовыми проблемами матери своей дочери. Еще его стало настораживать как часто и охотно Мейбелл пишет ему об их общем друге Джордже Флетчере. Количество упоминаний об этом молодом человеке постоянно возрастало; Мейбелл с нескрываемым чувством благодарности писала о том, как много Джордж помогал ей, когда ей становилось особенно туго. Эта связь Мейбелл и молодого Флетчера стала открытием для Альфреда; сам Джордж ни словом не обмолвился ему о тех отношениях, которые он поддерживал с девушкой. Граф Кэррингтон стал читать внимательнее; он чувствовал, что за великодушием Джорджа кроется нечто большее, чем полагала наивная Мейбелл. Постепенно он дошел до ее предпоследнего письма, которое заставило его похолодеть.

'Вечера без тебя тянутся нестерпимо долго. Я ни на минуту не могу избавиться от мыслей о тебе, любовь моя! Где ты? Что делаешь?

Я попросила Джорджа поехать в Лондон и поговорить с тобою. Пусть мне не достает умения достучаться до твоего сердца, но Джордж наверняка сумеет оправдать мои надежды. Ведь он так благороден, так умен, он охотно пошел мне навстречу и пообещал мне уговорить тебя вернуться ко мне.

В ожидании ответа от него я с удвоенным старанием принялась за дела поместья, чтобы хоть как-то отвлечься. Арабелла заметила, что я почти ничего не ем от волнения, и с беспокойством спросила — не заболела ли я? Ради нее и Дженни я заставляю себя съесть немного овсянки.

Но хуже всего мне по ночам. Я закрываю глаза, но сон не идет ко мне. Еще один день прошел без желанного письма из Лондона, и сердце мое сжимает невыносимая тоска…'

И последнее письмо.

'Любовь моя, я получила известие от Джорджа. Он пишет, что, не смотря на все его старания и уговоры, ты так и не захотел простить меня. Более того, ты снова женишься и эта невеста не я! Остается надеяться, что мисс Мэллард в самом деле достойная девушка и с нею ты обретешь заслуженное счастье. А я все равно буду любить тебя, мою любовь к тебе ничто не уничтожит. Она также извечна и прочна, как каменные пласты в недрах земли, и неизменна, как солнце, встающее рано утром над горизонтом.

Прощай, мой Альфред, я больше не потревожу тебя. Да хранит тебя Бог!'

Эти нежные строки, за которыми чувствовалась бездна душевной муки и боли покинутой женщины прожигали насквозь, как раскаленное железо. Бумага выпала из рук потрясенного графа Кэррингтона, и он в отчаянии подумал: «Боже, каким я был глупцом! Как мог я так резко и необдуманно оттолкнуть искренне любящее меня сердце, и связать себя с девицей, ничего не имеющей кроме смазливого личика. И главное, не разглядел двуличия Джорджа, не распознал его коварства!».

Теперь до Альфреда дошел весь потаенный смысл поступков Джорджа Флетчера. Оказывается, лучший друг может быть самым грозным соперником в любовных делах, и еще более опасным его делало открытое дружелюбие. Джордж довольно быстро понял, что у него нет шансов добиться взаимного чувства у Мейбелл, отдавшей свое сердце его другу, и это не смутило его, он всего-навсего поменял тактику своих действий. Как мудрый змей, он временно отступил от Мейбелл со своими притязаниями на нее, и начал выжидать, делая ставку на то, что размолвки влюбленных неизбежно сблизят его с девушкой, которая им обоим была дорога. По тону писем Мейбелл Альфред догадался, что она уже была в одном шаге от того, чтобы по-своему влюбиться в очаровательного услужливого молодого человека, который всегда приходил в трудную минуту к ней на помощь. Ради этого Джордж обманул их обоих, и внес свою лепту в устройстве помолвки Альфреда Эшби и Пэнси Мэллард. Но граф Кэррингтон все же не мог до конца поверить в такое утонченное коварство молодого человека, которого он искренне считал своим другом и, едва на востоке забрезжил рассвет, он поспешил выяснять отношения с Джорджем в дом Флетчеров, находящийся в фешенебельном западном районе на окраине.

Это было красивое новое здание на улице Сент-Мартин-Лейн, стоящее между Друри-лейн и Линкольнз-Инн Филдз. Его окружали большие дома, принадлежавшие людям из высшего общества, и Флетчеры, хотя они не были особо знатного рода, были вхожи в него благодаря своему богатству. Несмотря на раннее утро, подтянутые лакеи уже несли свою службу в прихожей, и Эмилия носилась по дому, отдавая распоряжения слугам.

Граф Кэррингтон поцеловал руку молодой женщины и восхитился ее цветущим видом. Она уже была беременна вторым ребенком и до сих пор пребывала в состоянии счастья, которое для нее наступило после венчания с Джорджем.

— Благодарю вас, милорд, — сияя радостной улыбкой, ответила Эмилия. — Как хорошо, что вы навестили нас, я задумала подать на стол смешанное рагу из крольчатины и ягненка — Джордж его очень любит.

— О, не беспокойся, Эмилия, я буквально на полчаса, чтобы выяснить кое-что с Джорджем, — приятно улыбаясь ей в ответ, сказал лорд Эшби.

— Мой муж находится в библиотеке, рассматривает покупки, которые он вчера совершил на аукционе, — сообщила хозяйка дома, и с гордостью показала гостю изумрудные браслеты, которые красовались на ее тонких запястьях. — А это он приобрел для меня на том же аукционе.

— Прекрасные драгоценности, у Джорджа отличный вкус, и это касается не только украшений, но и жены и дома, — похвалил граф Кэррингтон, в душе желая, как можно быстрее добраться до горла Флетчера. — А теперь мне хотелось бы увидеть его самого.

Дворецкий пошел с докладом к хозяину дома. Джордж в самом деле рассматривал в это время свои приобретения в библиотеке среди ценных раритетных книг. У него была страсть коллекционировать редкие и красивые произведения искусства, и, узнав, что на аукционе будут выставлены к продаже часть вещей сбежавшего короля Якова Второго он не преминул воспользоваться таким случаем. Самыми видными покупками были золотая рама изумительной работы, шкатулка для драгоценностей, сделанная из перламутра и статуэтка арапа — вырезанная из черного дерева, в юбочке из страусовых перьев, сделанной из эмали, и с настоящими драгоценными камнями на тюрбане и мускулистых руках. Но с особенным удовольствием взгляд Джорджа Флетчера останавливался на овальном портрете Мейбелл, ранее висевший в кабинете короля Якова. В нем очаровательная девушка имела воздушный вид сильфиды, мимолетно залетевшей в земной мир и пленяющей все взоры. Флетчер предчувствовал, что очень скоро она окажется в его объятиях и тем самым вознаградит его за терпеливое многолетнее ожидание. Дела молодой леди Уинтворт были совсем плохи, но на этот раз молодой человек не спешил прийти к ней на помощь, дожидаясь того момента, когда она сама обратится к нему и за его поддержкой, и за его любовью. Не сдержавшись, Джордж припал губами к изображению Мейбелл, желая, чтобы она ожила на портрете и ответила ему таким же пылким поцелуем. И, под его ласками, выражение глаз нарисованной девушки стало еще более нежным, словно его любовные прикосновения обладали волшебной способностью одухотворять мертвый холст и неподвижные краски.

Дворецкий доложил о неожиданном визите графа Кэррингтона, и Джордж, очнувшись от своей мечтательности, вызванной созерцанием любимой девушки, поспешно накинул на портрет покрывало.

Демонстрируя радость по поводу неожиданного визита друга, молодой офицер направился к вошедшему графу Кэррингтону с протянутой рукой, но на этот раз Альфред не спешил пожать ее. Он с хмурым видом уставился на Джорджа, словно видел его в первый раз, и тот ощутил смутное беспокойство.

Лорд Эшби быстрым движением бросил свою шляпу на полированный столик, где стоял закрытый портрет, и резко спросил:

— Скажи, Джордж, тебя самого не смущает та подлость, которую ты проявил по отношению к леди Уинтворт? Ведь ты обещал ей помирить нас, но вместо этого сделал все, чтобы разлучить меня с нею.

Полные губы Флетчера невольно дрогнули, он совершенно не ожидал того, что его так скоро разоблачат. Но у него была чрезвычайно мощная воля, которая помогала ему легко переносить самые сильные удары судьбы, и он не собирался каяться перед лордом Эшби.

— Тебе не нужна эта девушка, Альфред! — коротко сказал он. — Ты сам отказался от нее во имя своих принципов, а я не собираюсь делать того же по своей воле, и намерен все сделать ради ее блага. Ты же уже связан словом с мисс Мэллард, не так ли? Тебя должна занимать сейчас твоя свадьба с нею.

По его выжидательному тону Альфред понял, что его друг прекрасно знал истинную цену его бывшей невесты. Но теперь он не хотел строго судить его. Душевная твердость, с которой Джордж отстаивал свою правоту, невольно произвела на него впечатление. «Оказывается, я не совсем хорошо разбираюсь в людях и в мотивах их поступков, то могу ли я судить их? — подумалось Альфреду Эшби. — Поэтому, если хорошо подумать, я не имею права осуждать ни Чарльза, ни Пэнси, ни тем более Джорджа Флетчера, который виновен главным образом тем, что влюбился в мою возлюбленную Мейбелл. Но я буду бороться с ним за нее, пока жива хоть малейшая надежда на ее благосклонность ко мне».

— Вынужден тебя разочаровать, Джордж, мое венчание с мисс Мэллард не состоится, — резко сказал он. — Вчера я выдал ее замуж за более подходящего ей молодого человека, а сам намерен сделать все, чтобы вернуть себе благосклонность Мейбелл Уинтворт.

— Оставьте Мейбелл в покое, граф Кэррингтон, — гневно воскликнул Джордж. Эта новость вывела его из себя. — Ты спал со многими женщинами, и ни одну из них не сделал по-настоящему счастливой. Твой эгоизм уже достаточно много причинил страданий женщине, которую я люблю всеми силами своей души.

При этих словах Флетчер невольно бросил взгляд на закрытый покрывалом портрет, и Альфред Эшби понял, что его противник смотрит на этот предмет не просто так. Подчиняясь неведомому инстинкту, он сорвал покрывало с рамы и был вознагражден созерцанием любимого лица. Не отрывая своих глаз от сказочно прекрасных черт Мейбелл, граф Кэррингтон заметил:

— Желание самой дамы вы, Флетчер, в расчет не хотите принимать⁈

— Ее сердце слишком ослеплено любовью к вам, чтобы она понимала, кто ей на самом деле нужен, — стиснув губы, сказал молодой человек.

— А я придерживаюсь противоположного мнения — и сегодня же отправлюсь к леди Уинтворт, чтобы попросить ее сделать выбор между нами, — холодно произнес Альфред Эшби. — Мейбелл уже почти влюблена в тебя, меня, благодаря твоим стараниям она считает своим прошлым, так что шансы у нас примерно равны.

— Может, наш спор решит поединок? — спросил побледневший Джордж Флетчер. Лично он не сомневался, какой выбор сделает влюбленная Мейбелл — стоит графу Кэррингтону появиться перед ней, и она охотно отдаст ему свою руку и сердце. Нужно помешать этой встрече, вот что подсказывало ревнивое сердце молодого человека. — Вы предъявили мне такие претензии, которые неизбежно влекут за собой вызов на дуэль.

— Нет, Джордж, я не буду с тобой драться, — отрицательно покачал головой граф Кэррингтон. — Я не призову тебя к ответу отчасти из-за сострадания к твоей жене, отчасти из-за того, что я сам виноват в том глупом положении, в котором оказался. Так что я даже благодарен тебе, Джордж, ты научил меня как нужно обращаться с женщинами, и заодно преподал мне жизненный урок. А я на десять лет старше тебя, не так ли?

— Да, — подтвердил сбитый с толку Джордж.

— Далеко пойдешь, — иронично улыбнулся лорд Эшби. — Но нашей дружбе, мистер Флетчер, пришел конец. Прощайте.

Альфред Эшби надел свою шляпу, бросил прощальный взгляд на изображение Мейбелл, стараясь вобрать изображение своей возлюбленной как можно более глубоко в сердце. И воспоминание о ее лучистом взгляде послужило ему путеводной звездой, которая направляла его дальнейшие шаги.

Оставшись один, Джордж погрузился в мрачную задумчивость. Он потерял не только дружбу Альфреда Эшби, он потерял также Мейбелл. Теперь, когда граф Кэррингтон полностью разоблачил его, все тайные мотивы его поступков стали явными, и ему уже не удастся скрыть их настолько хорошо, чтобы сработал его план по завоеванию любимой ими обоими женщины.

Его размышления прервал приход Эмилии.

— Милый, лорд Альфред ушел? — спросила она, оглядывая библиотеку.

— Да, дорогая, дела заставляют графа Кэррингтона покинуть Лондон, — стараясь держаться спокойно, сказал Джордж жене. Но она все равно заметила его плохое настроение и сочувственно произнесла:

— Жаль, я рассчитывала на то, что он передумает и останется позавтракать с нами. Но не нужно огорчаться, лорд Альфред рано или поздно вернется, и снова навестит нас, ведь он считает тебя твоим лучшим другом. И тогда я снова приготовлю твое любимое рагу.

— Эмилия, тысяча извинений, у меня тоже появились дела, и я должен уйти из дома, — поспешно сказал Джордж и потряс в колокольчик, призывая к себе лакея, который помогал ему при одевании.

— Но к обеду ты придешь? — уголки рта молодой женщины расстроено опустились. Она так старалась ради любимого мужа, но его ничуть не интересовало любимое блюдо, которое она сегодня приготовила специально для него.

— Нет, скорее всего, я пообедаю в городе, — молодой человек поцеловал в щеку супругу и быстро прошел в гардеробную. Внутренне он приготовился к длительной и упорной борьбе, не желая, чтобы главная любовь всей его жизни досталась другому мужчине.

Его деятельная натура уже подсказала ему план действий на ближайшее время. Главное было не допустить встречи Мейбелл с графом Кэррингтоном. Нельзя, чтобы его любимая девушка узнала, что он беззастенчиво ее обманул и злоупотребил ее доверием. Облачившись в свою удобную военную форму, Флетчер направился в Сити, где жило семейство Мэллардов. Там он первым делом принялся выяснять, действительно ли Пэнси Мэллард вышла замуж за секретаря своего бывшего жениха, и нет ли какой зацепки, которая позволила бы заставить Альфреда Эшби выполнить свои обязательства по отношению к ней. К его разочарованию оказалось, что брак Чарльза Трентона и Пэнси Мэллард был заключен абсолютно законно, и не было ни одной причины для того, чтобы признать его недействительным. Граф Кэррингтон предоставил крестнику своей кузины должность офицера береговой охраны Плимута, и если молодожены возьмутся за ум, то их ожидало вполне сносное существование. Правда, Чарльз и Пэнси почти все время ругались в своем гостиничном номере, обвиняя друг друга в крушении своих жизненных надежд, и оба они воспринимали переезд в приморский город, омываемый водами пролива Ла-Манш, как ссылку в провинциальную глушь. Эти житейские мелочи никак не могли помочь Джорджу Флетчеру удержать Альфреда Эшби в Лондоне. Даже сильный снегопад не остановил влюбленного графа. Несмотря на непогоду, он спешно отправился в Дарлингтон по весьма скверной дороге, то и дело застревая в снежных сугробах.

Кучер старался выбирать наиболее наезженные пути, и скоро Альфред увидел за окном кареты густые леса Миддлендза. До его слуха часто доносился протяжный жуткий вой — за последний год волки расплодились свыше всякой нормы и стали представлять собою нешуточную угрозу для жителей деревень и небольших английских городков. Даже разбойники не рисковали в эту зимнюю пору выходить на свой промысел из-за возросшего поголовья волков, и серые хищники сделались главными хозяевами большой дороги. Люди графа Кэррингтона держали свои ружья наготове и даже застрелили одну волчицу, которая подобралась к ним слишком близко.

Благодаря принятым мерам предосторожности Альфред без особых происшествий доехал до Дарлингтона. Он не стал задерживаться в этом городе; желание видеть любимую женщину было слишком велико, чтобы согласиться отложить желанное свидание с нею из-за комфорта постоялого двора, и граф Кэррингтон поехал дальше. В поместье Уинтвортов его не ждали, — он не посчитал нужным предупредить о своем приезде — и немногочисленные обитатели поместья занимались своими повседневными делами, не догадываясь о том, какой важный гость собрался нанести им визит. Альфред быстро миновал парадное крыльцо и вошел в главный холл. Там он застал только Арабеллу, которая играла с большим сенбернаром. С рождением маленького Карла хлопот у старой Дженни прибавилось, а сил убавилось. Она взяла себе в помощницы юную Алису из деревни, а добродушный пес Клауд сделался мохнатым нянем Арабеллы, зорко следящим за тем, чтобы девочка не покидала безопасных пределов дома. Стоило любопытной малышке подойти к входной двери, так он тут же аккуратно хватал ее зубами за атласную юбочку платья и тащил обратно.

При виде дочери у Альфреда екнуло сердце. Он быстро подошел к ней и крепко прижал к своей груди, не желая выпускать ее из своих объятий. Арабелла узнала этого красивого господина, который любил ее целовать и дарить красивые игрушки, поэтому она не испугалась его и доверчиво прижалась к нему в свою очередь. Клауд было зарычал на незнакомца, потом, видя, как его маленькая хозяйка привечает этого мужчину, успокоился и улегся на свои передние лапы.

— Белла, где твоя мама? — спросил Альфред у девочки, когда с первыми поцелуями и объятиями было покончено.

— Она в гостиной на втором этаже, — охотно объяснила малышка, и Альфред, поставив дочь на ноги, отправился искать Мейбелл.

Мейбелл сидела возле самого окна в глубоком кресле, медленно делая стежок за стежком на своей вышивке. Трудно было узнать прежнюю юную жизнерадостную красавицу в этой угасшей молодой женщине с темными кругами под глазами. Она была нездоровой и душевно надломленной; ей казалось, она очутилась в некоем страшном мире, где не было ни одного знака, указывающего ей путь к спасению.

Как не старалась Мейбелл, ей все не удавалось привести в порядок дела своего поместья. Чтобы поправить материальное положение леди Уинтворт достала из тайника драгоценности своей покойной матери и заложила их у ростовщиков в Дарлингтоне. На вырученные деньги она купила тонкорунных овец, рассчитывая заняться их разведением. Овечки дали неплохой приплод, но те долги, которые Мейбелл была вынуждена сделать в самом начале своего хозяйствования, не давали ей подняться и накапливались все больше и больше. Молодая хозяйка поместья Уинтвортов без конца просила своих заимодавцев об отсрочке выплаты долга. В начале зимы заболел ее маленький сын, и ей нечем было заплатить за лечение мальчика доктору Саймону Харви. К счастью, доктор Харви оказался отзывчивым человеком, и по собственной инициативе он стал часто приезжать в поместье, чтобы следить за состоянием ослабевшего от болезни ребенка. Да и здоровье молодой матери Карла внушало ему опасение.

После Рождества Мейбелл настиг очередной удар. Ее посетил судебный исполнитель, назвал общую сумму долга и предупредил ее, что если она до весны не расплатится по счету или не договорится со своим кредитором герцогом Мальборо, то все ее имущество будет спущено с молотка. Девушка окаменела, когда узнала, сколько она должна — десять тысяч фунтов!!! Занимая по мелочам, она даже представить себе не могла, что вместе с процентами ей придется отдавать такую огромную сумму. Ей просто негде было взять такие деньги, ростовщики не согласились бы ей одолжить целое состояние без соответствующего залога и надежного поручителя. Несколько ночей Мейбелл не спала, мучительно размышляя о том, что ей делать. Она не могла допустить, чтобы ее дети и верные слуги остались без крыши над головой, и оказались обреченными на бесправие и нищету. Теперь Мейбелл горько жалела о том, что в состоянии предродовой эмоциональной неуравновешенности она резко говорила с герцогом Мальборо и сделала его своим недоброжелателем. Конечно, она могла бы обратиться за помощью к Джорджу Флетчеру, но сумма долга была слишком велика, чтобы просить об ее уплате даже лучшего друга. Постепенно девушка пришла к выводу, что ей следует отправиться в Лондон и там просить герцога Мальборо о снисхождении. Если же она потерпит неудачу, тогда она отправится к Джорджу и спросит у него хотя бы совета, что ей следует предпринять. Все-таки он, как мужчина, лучше разбирается, как следует поступать в случае финансовых затруднений.

Мейбелл решила ехать в столицу уже на следующий день, но на сердце у нее было тяжело; она предчувствовала, что ничего хорошего ей эта поездка не сулит. Она с трудом водила иголкой по шелку, словно даже иголка с ниткой представляла для нее неподъемную тяжесть, и силы с каждой минутой душевных мук все больше покидали ее. Моул прижался к ее левому боку, и его усатая морда выражала неподдельную тревогу за нее. К этому времени кот уже совсем ослеп, но он лучше всех зрячих каким-то шестым чувством чувствовал, когда его любимой хозяйке становится особенно плохо и спешил к ней, желая согреть ее своим теплом.

Альфред смотрел на застывшее, бледное как мел, лицо страдающей молодой женщины, и раскаяние все больше мучило его. Он бросился к ее ногам и дрожащим от волнения голосом произнес:

— Боже, что я сделал с тобою, любовь моя! Прости, если можешь, прости меня!

Мейбелл вздрогнула и с недоумением посмотрела на своего возлюбленного. Она совершенно не ожидала его увидеть, и на минуту ей показалось, что от длительных переживаний ее начали посещать галлюцинации.

— Фред, что ты делаешь здесь? — тихим, неуверенным спросила она, все еще не веря в его присутствие рядом с собою. Она считала его навсегда потерянным для себя, словно их разлучила могила.

Альфред взял ее руки в свои и стал осыпать их жаркими поцелуями.

— Я не могу жить без тебя, любимая моя Мейбл! Надеюсь, еще можно вернуть все обратно и возродить нашу любовь, — шептал он, не имея в себе смелости посмотреть в ее прекрасные серые глаза и увидеть в них отказ.

Сильные, любящие прикосновения графа Кэррингтона привели Мейбелл в чувство. Ее голова закружилась от радости, а ее сердцу стало больно от того невероятного счастья, на которое она уже давно перестала надеяться.

— Фред, постой, а как же твоя невеста мисс Мэллард? — все еще сомневаясь, спросила она. — Разве ты не должен жениться на ней?

— Я желаю жениться только на тебе, Мейбелл! Мисс Мэллард связала свою судьбу с другим джентльменом, и я совершенно свободен, — твердо сказал граф Кэррингтон, и тут его голос дрогнул. — Конечно, я прошу твоей руки, если ты не увлечена другим мужчиной. В своих письмах ты очень тепло отзывалась об Флетчере.

— Ах, мы с Джорджем просто друзья, — поспешно сказала Мейбелл. — Я люблю Джорджа только как своего друга.

— В таком случае нет преград, которые разделяют нас, моя любовь, — облегченно вздыхая, произнес Альфред Эшби. — Но я так виноват перед тобою, что, боюсь, это омрачит наши отношения. Я поступал как бесчувственный эгоист по отношению к тебе…

Но Мейбелл умоляющим жестом прижала свою ладонь к губам своего любимого.

— Ни слова больше, Фред, я не желаю слышать, что ты чем-то виноват передо мною, — нежно произнесла она. — Своим новым предложением о браке ты полностью искупил свою вину передо мною, если она была, и я с радостью стану твоей женой!

Альфред Эшби восторженно прижал любимую к своей груди. Мейбелл, как всегда, отнеслась к нему с пониманием, добротой и великодушием, которых он мало заслуживал. Трудно было определить, кто в этот момент был более счастлив — он или она. Их сердца бились в унисон, и, ему казалось, — все беды, его и Мейбелл, остались позади.

Загрузка...