Возлюбленная распутника

Глава 24

Вильгельм Оранский отплыл из Бриля для вторжения в Англию, но его флот попал в сильный шторм, едва корабли удалились от порта. Морские судна изрядно пострадали из-за разбушевавшейся водной стихии, и принц был вынужден вернуться в Голландию.

То, что голландский претендент на английский трон не смог вовремя высадиться в Англии, не помешало графу Кэррингтону развить бурную деятельность по вербовке его сторонников, когда он прибыл в графство Дорсетшир. Люди шли под его знамена охотно, сокрушительное поражение герцога Монмута не охладило их пыла. За свое недолгое трехлетнее правление Яков Второй стал одним из самых ненавистных королей в английской истории из-за своей жестокости, и англичан пугали его откровенные намерения сделать Англию католической страной. Чуть позже лорд Эшби перебрался на север с той же целью, и сделал своей штаб-квартирой городок Уилтон в окрестностях Солсбери.

Мейбелл отчаянно желала присоединиться к своему возлюбленному, и без конца слала ему письма с просьбой разрешить ей приехать в Уилтон. Поначалу граф Кэррингтон и слышать не хотел о том, чтобы его невеста приехала в военный лагерь, если он не мог гарантировать ей полной безопасности в это тревожное время. Но ее слезные мольбы, в конце концов, оказали свое действие на него, и он дал ей вымаливаемое ею разрешение, не в силах противиться ласковым уговорам своей невесты. К тому же, Альфред Эшби сам мечтал о том, чтобы хоть на мгновение увидеть лицо любимой девушки.

Вне себя от радости Мейбелл тут же начала собираться в дорогу. Особенно ее заботил выбор нарядов и драгоценностей — она должна была так блистать перед своим любимым, чтобы в его голову не пришла нехорошая мысль отослать ее обратно в Уэльс. Но сборы не могли сильно задержать девушку, — на подготовку к дороге она потратила считанные часы, ведь за долгое время ожидания писем от Альфреда мечты о поездке к нему настолько переполняли ее воображение, что все детали этого путешествия были продуманы ею до мельчайших мелочей.

И, сердечно простившись со всеми слугами и поцеловав на прощание детей, Мейбелл быстро юркнула в свою дорожную карету со счастливым предвкушением желанного путешествия. В этот момент она не думала ни о том, что регулярные королевские войска более чем вдвое превосходят армию повстанцев, ни о том, что по приказу короля Людовика Четырнадцатого французская эскадра начала готовиться к войне с голландцами на стороне Якова Второго. Влюбленная девушка знала одно — скоро она увидит своего любимого графа Кэррингтона и попадет в упоительный плен его объятий.

Кучер Исаак обладал умением умело и сноровисто править лошадьми, и он быстро довез свою молодую госпожу до границы Уэльса с западной Англией в начале сентября. Все пробегающие мимо окна кареты английские деревни, реки, таверны и поля мелькнули для Мейбелл словно в полусне; она была полна мыслями о своем возлюбленном, мешающим ей замечать что-либо иное. Уилтон девушка увидела, когда на землю спустились вечерние сумерки. Военный лагерь графа Кэррингтона располагался в продолговатой долине между городом и небольшими холмами, но сам он ждал ее в единственной гостинице Уилтона, и карета Мейбелл поехала дальше сквозь темный пейзаж бесчисленного множества маленьких палаток, освещенный двойным светом — серебристыми лучами нарастающей луны и красноватыми отблесками догорающих костров. Несмотря на поздний час, лагерь был довольно оживленным, и молодые новобранцы со смехом переговаривались друг с другом, щедро угощая друг друга элем, купленным у маркитанток. Пара из них, заприметив хорошенькую девушку в карете, попыталась было остановить экипаж, но кучер Исаак тут же осадил их:

— Эй! Подайте назад! — строгим голосом сказал он им. — Эта молодая леди не для вас, — я везу невесту графа Кэррингтона.

Имя графа Кэррингтона послужило для озорников чем-то вроде пропуска, и они неохотно отпустили свою добычу. Мейбелл облегченно перевела дух, ей ужасно не хотелось влипнуть в какую-нибудь неприятную историю, когда желанная цель была так близка. Бодрый стук копыт свежих лошадей в ее четверке, которых поменяли на последней станции перед приездом в Уилтон, снова поднял ее настроение, и она предалась своим мечтам, которым было суждено вот-вот осуществиться.

Через полчаса Мейбелл добралась до гостиницы «Сент-Ивз». Несколько слуг с зажженными факелами уже поджидали ее во дворе, готовя торжественную встречу. Альфред Эшби нетерпеливо бросился к остановившейся карете и, не дожидаясь помощи лакея, сам открыл ее дверцу. Мейбелл зачарованно смотрела на него, — он так был хорош собою! На встречу с невестой граф Кэррингтон нарядился так, словно собирался на блистательный прием в Версаль к французскому королю. Он подобрал себе жюстокор с золотым шитьем, облачился в самое тонкое свое белье и надел новый, искусно завитый черный парик, стоивший едва ли не половину годового дохода его родового поместья. Платье Мейбелл из парчового атласа бронзового цвета, обильно отделанное белыми кружевами было не менее великолепным, и оба они представляли собою необычайно красивую пару, приковывающую к себе внимание всех присутствующих.

— Мейбелл, наконец-то ты приехала, — сказал граф Кэррингтон с восторгом, обычно ему не свойственным, и, прежде чем Мейбелл успела сказать ему, что она спешила в Уилтон как могла, подхватил ее на руки и прижал к себе, не слишком сильно, но так, что она полностью очутилась в его власти. Не выпуская своей драгоценной ноши из рук, Альфред понес ее в гостиницу, в лучшую спальню, которая имелась в этом заведении.

В спальне находилась огромная кровать с пологом из малинового бархата на четырех столбах, который ночью должен был охранять уединение спавших. У одной стены стоял большой гардероб, табурет, пара стульев, туалетный столик с зеркалом и обеденный стол, накрытый к ужину. Запах вкусно приготовленных яств манил и соблазнял испробовать все искусно разукрашенные блюда. Тут были тушеные донышки артишоков и сдобный сырной пирог с поджаристой корочкой, жареное мясо птицы с гарниром из овощей и сыр пармезан. На десерт предлагались засахаренные фрукты и орехи; белое рейнское вино золотилось в хрустальном графине, и свежий виноград соблазнительно раскинулся на широкой вазе. Накануне граф Кэррингтон приказал хозяину гостиницу украсить комнату, в которой он желал провести ночь с Мейбелл. Повинуясь приказу, служанки повесили на стену возле кровати красочный гобелен с изображением путешествия по лесу королевы фей Маб и ее веселой свиты, поставили в серебряную вазу несколько алых роз, источающих тонкий аромат, и зажгли — невиданное расточительство — не менее десятка толстых свеч, заливших комнату необычайно ярким, почти дневным светом. Из-за этих приготовлений спальня второсортной провинциальной гостиницы показалась Мейбелл необычайно праздничной и нарядной, и ее сердце окончательно растаяло от тех сладких слов, которые Альфред нашептывал ей.

Не обращая внимания на слуг, заканчивавших последние приготовления к ночному отдыху, Альфред Эшби продолжал ласкать свою невесту, все больше усиливая свой натиск.

— Ты восхитительная… — шептал он ей, нежно покусывая мочку ее уха. — Очень смелая и очень отважная! Этой ночью я дам тебе все, что ты захочешь, Мэйбл, ты такая желанная!

Мужские ладони мягко скользнули под одежду Мейбелл, вызывая сладостную дрожь во всем ее теле, а манящие игры на ушко окончательно сводили ее с ума. Поразительно, как это свидание отличалось от ее интимных отношений с королем Яковым, который, несмотря на свой немолодой возраст, отличался страстной нетерпеливостью и часто ненамеренно причинял ей боль в постели, думая прежде всего о своем удовольствии. Альфред Эшби в своих ласках был неспешен и расчетлив, его глаза, полные безграничной любви, ни на секунду не отрывались от ее лица, подмечая малейшие нюансы ее настроения. В отличие от извращенцев, не мысливших себе полового акта без того, чтобы не причинить мучения другому существу лорд Эшби всегда искал взаимности у женщин. Для графа Кэррингтона не было большего удовольствия видеть, что его партнерша в постели желает его не меньше, чем он ее, и слышать, как она в самозабвении выкрикивает его имя во время разгара их совокупления. Встреча с Мейбелл заставила его применить все свое любовное искусство для вызова в ней ответного отклика своему вожделению; раньше ни одна красавица, привлекшая его внимание, не вызывала в нем столь сильного желания завладеть ею, как его прелестная невеста.

Теперь Альфред Эшби чувствовал сердечный трепет у любимой, и этот трепет грел его и разжигал. Ее внутреннее желание рвалось наружу, ища себе удовлетворения, движения стали неконтролируемые и такие желанные для него. Едва дождавшись, когда слуги уйдут, Мейбелл спросила, очаровательно залившись румянцем смущения.

— Альфред, можно я раздену тебя?

— Если ты этого хочешь! Ты сегодня можешь делать со мной все, что хочешь, моя королева, — с готовностью ответил ей ее любовник, и со сдерживаемой страстью поцеловал ее руки, уже подрагивающие от нетерпеливого желания дотронуться до него.

И тогда Мейбелл принялась развязывать платок у него на шее. Ее пальцы нащупали сильно бьющуюся жилку на его шее. Девушка улыбнулась, возбуждающе провела кончиком своего указательного пальца по его коже, — и жилка забилась еще сильнее. Это обрадовало Мейбелл еще сильнее, показав, насколько полно ее обожаемый Фред находится в ее власти. Она действительно могла делать с ним все, что хотела! Девушка обнажила его грудь, покрыла ее своими поцелуями и начала опускаться ниже, к животу, покрытому рыжими завитками. Необходимость в прошлом ублажать в постели короля Якова Второго привела к тому, что она научилась легко угадывать и удовлетворять мужские желания, и в ней пробудилась заложенная в ней природой чувственность, помогающая ей не пугаться любовной страсти, какой бы она не была безумной и неистовой.

Графа Кэррингтона приятно удивили открывшиеся таланты его невесты быть чуткой и умелой любовницей. Он запомнил ее неопытной, восторженной девочкой, легко подчиняющейся ему во всем, когда он впервые слился с нею в любовном экстазе, но теперь перед ним была прелестная соблазнительница, прекрасно знающая, что она хочет от мужчины. Альфред Эшби предпочел не раздумывать о том, откуда его невеста почерпнула свои умения — ведь действительность была так прекрасна, что не хотелось алгеброй портить гармонию. Его вполне устроила мелькнувшая мысль о всеведущей любви, которая вдохновила Мейбелл на удовлетворение их страсти.

Мейбелл дошла до его штанов, и вид его торчащего полового члена заставил ее радостно засмеяться — такой он был большой и готовый к любовным подвигам. В свою очередь, девушка быстро сдернула с себя ставшее ненужным платье — она заранее выбрала такое, чтобы его можно было скинуть без помощи камеристки. Глазам Альфреда прежде всего предстали соблазнительные округлости, взволнованно вздымающиеся от нетерпеливого ожидания его ласк. Он смял груди девушки своими сильными пальцами, опрокинул ее на кровать и придавил ее всей мощью своего тела. Мейбелл изловчилась, и так широко расставила перед ним свои ноги, как только могла. Эта ее готовность полностью принять его в себя, до полного растворения, окончательно свела Альфреда с ума. Он оправдал ожидание Мейбелл, прижал ее к себе еще сильнее, проник в нее так глубоко, как это было возможно, и начал подчинять их тела единому ритму силы их сладострастия. Мейбелл млела от его прикосновений, ее спина сладострастно изгибалась под ладонями любимого, и она бессвязно выкрикивала слова, полные любви и восторга.

— О, Фред, как хорошо… Не останавливайся! Я тебя люблю, и умру, если ты меня оставишь.

Альфред же был слишком переполнен своими чувствами, чтобы что-то отвечать своей ненасытной возлюбленной. Он то жарко целовал ее губы, наслаждаясь их податливостью, то сосал манящие точки-вишенки на кончиках ее грудей. Одно удовольствие было наблюдать за дрожащим телом Мейбелл, слышать ее прерывистое дыхание, и нежность к этой чудесной девушке все больше наполняла его сердце. Никогда Альфред Эшби не испытывал такой полноты любовных ощущений, хотя он давно потерял счет женщинам, которые прошли через его постель, и было просто чудом, что в какой-то миг он оставил восхитительное тело Мейбелл, желая перевести дух. Словно кто-то чужой и враждебный их любви заставил его сделать это! Мейбелл разочарованно посмотрела на него, но ничего не сказала, и надев приготовленный служанкой кружевной пеньюар, с аппетитом принялась за поздний ужин. Она изрядно проголодалась, поскольку перед этим днем так волновалась за предстоящую встречу с любимым, что почти ничего не ела, и теперь наверстывала упущенное.

Графа Кэррингтона ничего не привлекло из блюд, но он с нежностью начал следить, как Мейбелл лакомится артишоками и нежным мясом жареной куропатки. Она была необычайно прелестной, даже когда предавалась обжорству и слизывала капельки жира со своих изящных пальцев. Но самые лакомые и сочные кусочки Мейбелл скоро начала совать ему в рот, и он не мог противиться искушению лишний раз ощутить ее желанные прикосновения, поэтому послушно съедал все, чем она его кормила. С каждой минутой Мейбелл снова все больше становилась соблазнительной для него, чему в немалой степени способствовал весьма откровенный пеньюар, который больше открывал, чем скрывал, манящие изгибы ее тела.

После ужина силы вернулись к Альфреду и Мейбелл, и они снова бросились в объятия друг друга. Для них любовь стала огнем, который разгорался тем больше, чем больше они ему предавались. Давно догорели все свечи, которые должны были освещать их встречу, комнату озаряло лишь пламя в камине, которое отбрасывало на темные стены зловещие тени. Но влюбленные не замечали тишины вдруг умолкнувшего мира, этой ночью им никто не был нужен. И Мейбелл своим любящим сердцем поняла, что на этот раз она окончательно, бесповоротно покорила высокомерного графа Кэррингтона, и отныне он будет любить ее не меньше, чем она любит его.

Едва на востоке робкая полоска зари коснулась линии горизонта, граф Кэррингтон стал готовиться к возвращению в военный лагерь, где дела требовали его присутствия. Он встал, оделся, прицепил к поясу свою шпагу и подошел к кровати бросить прощальный взгляд на Мейбелл.

Молодая девушка спала глубоким сном посреди уютного гнездышка, созданного скомканным покрывалом и провалом мягкой перины. Умиротворенная улыбка озаряла ее нежное лицо, обрамленное шелковистыми темными волосами, и граф Кэррингтон застыл в восторженном созерцании, сознавая, что даже великому Фидию не удалось бы в полной мере отразить в мраморе ее красоту и совершенство форм. Нет, ни одному художнику было не под силу соперничать с богом, создавшим прелесть его спящей невесты, даже во сне поражавшей своей редкой красотой, и граф был готов смотреть на нее до бесконечности.

Пристальный взгляд Альфреда Эшби заставил Мейбелл открыть свои глаза, и она потянулась на своем ложе, словно разомлевшая кошка. Еще не вполне проснувшись, девушка еще раз пошевелилась, словно стирая грань между реальностью и ночными сновидениями. После ночи любви ей снились чудесные сны, а пробуждение стало для нее еще более чудесным. Любимый был рядом с нею, и смотрел на нее с такой любовью, что Мейбелл была готова запеть от счастья. Ей хотелось кричать о своих чувствах к нему на весь Уилтон. Она подняла на жениха сияющие глаза, и он, не в силах противиться их нежности, склонился над ней. Губы Альфреда коснулись волос Мейбелл, ласково притронулись к ее вискам, быстро прошлись по нежной шее. Его крепкие руки бережно обвили тело девушки и любовно сжали ее талию. Она прижалась к горячей мужской груди, в которой билось навеки преданное ей сердце, и, задыхаясь от волнения, прошептала:

— Я люблю тебя, Фред! Я хочу быть твоей женой!

Альфред Эшби поднялся, словно ослепленный сиянием ее чудесных серых глаз, и серьезно проговорил:

— С этой ночи, Мэйбл, ты самое дорогое, что у меня есть. Клянусь своей жизнью, ты станешь леди Эшби. Прими от меня вот это, — он снял со своего пальца алмазный перстень и протянул его девушке. — Это самая памятная для меня вещь — обручальное кольцо, которое мой отец подарил моей матери. Теперь оно твое. Даже Саре я не мог подарил его, но тебе отдаю его с легким сердцем, ведь мое сердце давно стало твоим.

— Фред, я ни за что и никогда не расстанусь с ним, — радостно пообещала любимому Мейбелл. Теперь она окончательно убедилась в том, что его намерения, касающиеся брака с нею, более чем серьезны, если он с такой готовностью отдает ей обручальное кольцо своих родителей. Можно считать, что она уже является женой Альфреда.

Граф Кэррингтон бережно надел алмазный перстень на указательный палец руки своей невесты, после чего почтительно поцеловал ее руку, на которой засияло его обручальное кольцо. В его поцелуе чувствовалась уже не страсть, а благоговение. После той полноты любви, которую Альфред Эшби испытал к Мейбелл минувшей ночью, он уже не мог сказать, где кончается его страсть и начинается глубокое к ней уважение — эти два редко сочетающиеся чувства уже глубоко переплелись у него друг с другом. Теперь граф Кэррингтон сознавал, что он будет счастлив стать даже не мужем Мейбелл Уинтворт, а ее слугой. Он поистине обожал эту девушку, и мечтал никогда не расставаться с нею. Однако этим утром он должен был оставить ее ради исполнения своих обязанностей военачальника, о чем он сообщил Мейбелл печальным голосом.

— Этим утром к нам должны присоединиться новые ополченцы, но на следующий день я снова приеду к вам в эту гостиницу, дорогая, — поспешил прибавить граф Кэррингтон, видя, что ее глаза погрустнели.

— Я буду ждать, Фред, — пообещала ему Мейбелл. Действительность настолько превзошла ее ожидания, что дневную разлуку с любимым она сочла не слишком тягостным испытанием. Удовлетворенный ее ответом граф Кэррингтон вернулся в лагерь повстанцев.