Встреча влюбленных

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Получить все необходимые сведения о женщине, ради которой его зять готов был разрушить семью, для Ахтара Наваза не составило никакого труда. Насемар не ошиблась — об увлечении Джахангира действительно говорил весь город. Его пассия необыкновенно красива и замечательно танцует, рассказали Навазу. К тому же она богата, хотя, по общим предположениям, деньги получены от состоятельных покровителей. В городе эта женщина совсем недавно. Она купила дом в центре за немалую сумму и обставила его с вызывающей роскошью, наняла множество слуг и нескольких танцовщиц, которые призваны составлять фон для ее сольного танца. Самые известные люди города с удовольствием посещают этот дом, но, по слухам, несмотря на то, что среди них разгорается вражда и соперничество за особенное внимание куртизанки, никто до сих пор его не удостоился. У Джахангира было, как говорили, больше шансов, чем у других, так как всем известно, что он — прекрасный собеседник, а Хусна — так звали танцовщицу — ценит образованность, умение поддержать разговор и юмор.

— Не слишком ли она требовательна для куртизанки? — кривя губы, спрашивал Ахтар.

Его собеседники в ответ только пожимали плечами и улыбались таинственно — мол, сам поймешь, когда встретишься с нею.

Это заинтриговывало и манило Наваза. Какому мужчине не хочется посмотреть на женщину, многим вскружившую голову? Как известно, такая слава — лучшая рекомендация. Войти в этот дом было совсем несложно — его вполне мог привести кто-нибудь из постоянно бывающих здесь друзей. Но что дальше? Как заставить ее отпустить от себя Джахангира? Не рассказывать же куртизанке о душевных муках своей сестры и их детях! Да и сам Джахангир не ребенок, его за руку не уведешь.

Ахтар все время думал о том, как ему действовать, но так ничего и не придумал. Он не знал главного — какова та, с кем придется бороться. Воображение, питающееся неприязнью, рисовало вульгарные черты, безвкусные наряды, дешевые ужимки содержанки. Но как ей удалось внушить такое восхищение множеству мужчин — и совсем не глупых, немало повидавших на своем веку? Неужели они так нетребовательны, что сходят с ума от продажной женщины, все достоинства которой — это умение в такт музыке вилять бедрами?

Наконец настал день, когда Ахтар решил, что тянуть больше нельзя. Надо пойти и посмотреть на эту даму, чтобы понять, можно ли с ней бороться.

Он никогда бы не признался себе в этом, но одевался с особой тщательностью, собираясь в дом танцовщицы. Он выбрал светло-серый летний костюм европейского покроя и шелковую рубашку, оливковый цвет которой, он знал, очень шел к его глазам. Утром домашний парикмахер, тщательно следящий за его пышной шевелюрой, подстриг и побрил его. Хорошие волосы были отнюдь не единственным достоинством внешности Наваза. Не слишком высокий, но прекрасно сложенный — крепкий, с отлично развитой мускулатурой, — он всегда производил впечатление на женщин. Лицом он очень походил на сестру, но то, что делало ту почти дурнушкой — крупный с горбинкой нос, слишком высокий лоб, широкие брови, — очень шло ему. Многим бросалось в глаза, что оба они — и Ахтар, и Насемар — отличались породистостью, в них чувствовалась прямая связь с длинной вереницей знатных предков, уходящей в глубь истории Северной Индии. У брата было еще одно преимущество перед хрупкой и болезненной сестрой — он просто светился здоровьем, и физическим, и душевным. Его любили и уважали все, с кем он сталкивался: и в кругу знакомых, и в школе, и в университете. Веселый, дружелюбный и некичливый, он всегда оказывался в центре внимания, и основанием для этого становилось не имя, не деньги, не положение, а личные качества, признаваемые даже самыми враждебно настроенными людьми.

Что уж говорить о том, какой радостью был он для своих домашних. Мать и сестра просто боготворили его, и даже отец, не слишком часто проводивший вечера в семейном кругу, делал исключение для него в то время, когда Ахтар приезжал домой из Дели, где учился в университете. Сын чувствовал любовь семьи, и отвечал ей самой горячей привязанностью. Заботы и интересы дома были главным в его жизни, он с ранних лет привык считать себя ответственным за мир и спокойствие в нем.

И вот теперь, когда горе вошло в жизнь его сестры, он считал, что просто обязан предпринять все возможное, чтобы спасти ее брак. Спокойно наблюдать, как страдает Насемар, было для него невыносимо, он чувствовал, что должен помочь ей, чего бы это ему ни стоило. Если на ее пути стоит эта женщина — Хусна, он уберет ее с дороги!

В восемь Ахтар уже прогуливался у дома танцовщицы, поджидая, когда подъедет Рашид, его старый знакомый, обещавший ввести его к Хусне. Однако его все не было. Прождав четверть часа, он вернулся к машине и позвонил оттуда Рашиду домой. Тот сразу снял трубку и принялся объясняться извиняющимся тоном:

— Я уже послал слуг, чтоб тебя предупредили, но ты так рано ушел из дома. Хусна не принимает сегодня, она заболела или не в настроении. Вообще, с ней, говорят, что-то творится в последнее время.

Раздосадованный Ахтар уже готов был повесить трубку, когда Рашид упомянул о главном:

— Кстати, твой зять, скорее всего, сейчас у нее. Его не так-то просто остановить, он совсем сошел с ума. Полагаю, что, если Хусна больна, он стоит на коленях у ее ложа и молится, чтобы Аллах послал ей исцеление.

Ах вот как! Навазу невыносимо было слушать подобное о Джахангире. Его поведение бросало тень не только на самого зятя и его жену, но и на ее семью. Что ж, раз он там, то и Ахтар войдет в этот дом. Пусть попробуют остановить его все слуги Хусны вместе взятые!

Ахтар быстро поднялся по лестнице особняка, которую, к его удивлению, вообще никто не охранял, и, пройдя полутемным залом, толкнул дверь следующего. Хлынувший оттуда поток света в первое мгновение просто ослепил его, и он инстинктивно поднял руку, чтобы защитить глаза. Когда они немного привыкли к свету, молодой человек смог разглядеть место, куда попал. Этот зал явно предназначался для того, чтобы устраивать здесь представления, петь и танцевать. Огромный, с высокими сводами, со сверкающим, недавно заново отшлифованным мрамором пола, он был почти полностью лишен мебели — только несколько кресел вдоль стен и ковер в углу с разбросанными по нему подушками и валиками для тех, кто предпочитает наслаждаться зрелищем полулежа. Стены затянуты золотистым шелком, и это усиливает поток света, исходящий от многочисленных свечей в стеклянных шарах, расставленных прямо на полу, и ламп в форме цветов лотоса, укрепленных на высоких подставках из стволов кипариса.

Зал казался готовым к представлению, даже как-будто ждал его, но в нем никого не было — ни зрителей, ни танцовщицы, и оттого все вокруг производило странное впечатление. Ахтар испытывал такое чувство, будто взялся читать роман, из которого вдруг исчезли главные герои, сделав все остальное бессмысленным.

Однако в глубокой тишине, царившей в доме, вдруг раздались шаги. В стене напротив отворилась дверь, которую Ахтар сразу и не заметил, и вошли двое — мужчина и женщина в платье жемчужного цвета и такой же вуали, скрывающей ее лицо. Мужчина был слишком хорошо знаком Навазу, но самое странное заключалось в том, что он узнал и его спутницу. Узнал, даже не видя лица, по одной только фигуре, осанке, манере держать голову, а может просто потому, как забилось его сердце. Это была та самая женщина, которую он встретил несколько дней назад у магазина игрушек.

— Так вот кто такая Хусна! — Навазу показалось, что он произнес эти слова про себя, но вошедшие вдруг обернулись к нему.

— Ты… Что ты здесь делаешь? — недовольно спросил Джахангир, но Ахтар не слушал его.

Он не отрываясь смотрел на женщину, и она вдруг устремилась к нему, как будто притягиваемая его взглядом. Вуаль, развеваясь от ее быстрых движений, открыла лицо, и Ахтар увидел сияющие глаза, матовую бледность кожи, высокую шею. Женщина подошла совсем близко и молча глядела на него. От нее исходил необыкновенный, волнующий аромат, подобного которому он никогда не вдыхал. Это не был традиционный запах притираний, используемых уроженками этих мест, но и на дорогие западные духи он тоже не походил. Этот аромат как-будто составлял часть волшебства, которое Ахтар ощутил при первой встрече и которое неожиданно вернулось сейчас, когда он меньше всего был настроен на романтический лад. Но он смотрел на Хусну и не мог оторвать взгляда от ее лица, от глаз, охваченных непонятным ему волнением, от всего ее облика, при всей своей женственности так мало напоминавшего обычный образ земной красавицы. «Может, она марсианка? — подумал Ахтар. — Нет, скорее всего она из старой сказки, из Перистана — царства, где живут пери — волшебные девы, умеющие летать, а главное — сводить людей с ума».

— Как вы меня нашли? — вдруг спросила Хусна.

— Весь город только и говорит о вас, — ответил Ахтар и, поколебавшись мгновение, добавил: — О вашей красоте…

— А что думаете вы?

Наваза странно поразило то, что в ее вопросе он совсем не услышал кокетства — она спросила так, как будто знать его мнение на этот счет для нее очень важно, как будто многое зависит от того, что он о ней думает.

«Я считаю, что красивее вас никого никогда не видел», — хотел сказать он в ответ. Но что-то мешало ему. Казалось, что эти слова будут предательством по отношению к Насемар. Признать, что Хусна сводит с ума, лишает воли — значит, оправдать Джахангира. Разве он, Наваз, здесь для этого?

«Хусна — чудесное видение, волшебница — мой враг, враг всей моей семьи, — сказал он себе, собрав остатки поколебленной решимости. — Я буду говорить с ней, как с врагом, как с продажной танцовщицей, живущей на деньги тех, кого она ослепляет. Это мой долг, и я выполню его».

Наваз обошел вокруг женщины с одобрительной, вызывающей откровенностью разглядывая ее фигуру. Сделав круг, он опять заглянул в ее глаза и, усмехнувшись, проговорил:

— Я думаю, что теперь прекрасная Хусна будет танцевать и петь только для меня.

Ему вдруг показалось, что женщина сейчас упадет. Она пошатнулась и резко откинула назад голову. Ахтар рванулся к ней, чтоб удержать, как в прошлый раз, на улице, но она отпрянула от него и быстро отошла на несколько шагов.

«Что это с ней? — подумал он. — Тогда ее сбили мальчишки, а что теперь? Неужели мои слова? Неужели она так впечатлительна? Но ведь она куртизанка, и должна привыкнуть ко всякому обращению».

В глубине души ему было стыдно за то, что он сделал, но стыд только усиливал искусственно вызванную неприязнь к Хусне.

— Назови цену! — быстро сказал Ахтар, боясь, что это чувство может исчезнуть под ее взглядом.

Хусна вздрогнула и как-то сжалась, будто ее ударили. Но это продолжалось всего мгновение.

— Так вы покупатель? — усмехнулась она, выпрямляя спину и так же, как только что он, обошла вокруг него, как бы выясняя, что он из себя представляет. — И сколько дадите?

— Сколько хочешь, — сказал Ахтар, доставая чековую книжку.

— Кто знает мне цену? — пожала плечами женщина. — Думаю, она велика, только вряд ли измеряется в золоте. Я танцую просто потому, что бьется мое сердце, а его не заставишь стучать чаще при помощи денег.

Она отошла в угол и отвернулась. Ахтару показалось, что ей больно смотреть на него или, может быть, противно.

— Уходите, — тихо произнесла женщина, не поворачивая головы. — Никогда не приходите сюда, слышите? Купите себе все, что вам нужно для того, чтоб развлечься. Я не продаюсь.

Никогда Наваз не испытывал такого презрения к себе, как в эту минуту. Он пытался унизить ее, а унижен сам. «Где твое благородство, где твоя честь? — с горечью думал он. — Ты никогда бы не позволил себе так обращаться с женщиной, кто бы она ни была. И вот итог: танцовщица в сто раз достойнее тебя, ты чувствуешь свое ничтожество перед ней. И все это на глазах у Джахангира!» Он метнулся к двери, надеясь, что, как только переступит порог этого дома, кошмар закончится и он навсегда забудет о своем постыдном поведении здесь, но услышал за своей спиной оклик.

— Постой-ка, дорогой шурин! — насмешливо проговорил Джахангир. — Я должен кое-что объяснить Хусне, не так ли?

Ахтар остановился. Его уход и так напоминал бегство, а тут еще Джахангир! Какие новые унижения он ему готовит?

— Ты думаешь, Хусна, этот молодой человек пришел сюда случайно, привлеченный слухами о твоей красоте? — сказал тот женщине. — Нет, он здесь не для того, чтобы купить тебя. Это Ахтар Наваз, брат моей жены. Он охраняет здесь ее интересы.

— Ах вот как! — прикусила губу Хусна. — Это многое объясняет…

— Ты хочешь еще что-нибудь сказать? — с ненавистью глядя на Джахангира, спросил Ахтар. — Нет? Тогда я пойду.

— Нет, постойте! — на этот раз его остановила Хусна. — Вы пришли в мой дом, дом танцовщицы, и я хочу танцевать для вас.

Все, о чем мечтал сейчас Ахтар, это уйти отсюда, но в ее голосе была такая сила, что он не смог открыть дверь. Хусна дернула шнурок колокольчика, и через минуту в зале появились музыканты. Один из них принялся постукивать кончиками пальцев по табла, другой — водить смычком по саранги, третий достал флейту шахнай. Наконец они были готовы и ждали знака Хусны, вышедшей на середину зала.

Закрыв глаза, женщина готовилась танцевать. Она сняла вуаль, так что стала видна ее коса, скрепленная несколькими рядами жемчужных нитей. Кружевное платье жемчужно-серого цвета подчеркивало стройный стан Хусны, ее высокий рост и длинные ноги. Вдруг она открыла глаза, и в ту же секунду полилась музыка.

Хусна танцевала катках — особый вид индийского танца, сочетающий в себе элементы многих танцевальных школ. Ахтар с детства любил и знал этот танец, как каждый лакхнаусец, имевший возможность наслаждаться искусством танцовщиц. Здесь, в Северной Индии, каткаху пришлось приспособиться к особым условиям, и он, как и многое другое, соединил в себе индуистские и мусульманские элементы. Классический катках — танец эпический, у него всегда есть основа, своеобразное «либретто». Это может быть индуистская легенда — например о любви бога Кришны к прекрасной пастушке Радхе, вдохновлявшая многих исполнительниц, но может быть и персидская газель.

Хусна танцевала катках по-своему, в куда более свободной форме, чем предписывала традиция. И уже через несколько минут Ахтару стало ясно, что она может себе это позволить, потому что Хусна владела своим искусством в совершенстве.

История, избранная ею для рассказа, была о любви и смерти. Ахтар без труда читал язык ее жестов, не переставая удивляться их скульптурности и выразительности. Вот юная девушка, счастливая и невинная, протягивает руки навстречу счастью. А вот ее путь по долине добра и зла, среди угрожающих, соблазняющих, покупающих демонов. Она бежит от них, стараясь спастись от опасности, но они настигают, впиваются в ее тело острыми когтями, и кажется, нет ей надежды. Она измучена, обессилена, но вот опять встает солнце, дарующее свет, настает день, принося не только боль, но и встречу с любовью.

Хусна двигалась легко и стремительно. Ее лицо становилось то озорным и лукавым, то удивленно-глуповатым, то задумчивым, то кокетливым, то испуганным. Влюбленность сменялась решительностью, растроганность — гневом. На этом удивительном лице жили отдельной жизнью чудесные глаза, в которых порой сосредоточивался весь смысл исполняемого танца. Ахтар видел перед собой не просто танцовщицу, а прекрасную драматическую актрису.

Дробь табла рассыпалась под сводами, и в такт ей звенели браслеты. Темп танца все убыстрялся. Тонкие руки танцовщицы стремительно взлетали, словно языки пламени, и неожиданно бессильно опускались. Бедра вызывающе колебались в быстром ритме барабана. В момент наивысшего напряжения музыка неожиданно прекратилась, чтобы через мгновение разразиться снова — в еще более яростном темпе.

Что-то страшное происходило с героиней танца — возлюбленный оставлял ее ради другой девушки. Она металась, как птица, ища выхода своей боли, но не находя его. Наконец страдания стали невыносимы, и девушка принялась призывать смерть, спасительную и милосердную гостью, способную положить конец ужасу жизни.

Внезапно Хусна остановила танец и, поняв глаза, запела. Ее голос оказался, к удивлению Наваза, очень сильным, полным особенного очарования, с широким диапазоном, которому позавидовала бы иная признанная оперная дива.

пела Хусна, и звуки ее голоса переворачивали душу.

Ахтару казалось, что слезы сейчас хлынут из его глаз, такую бурю чувств вызывало в нем искусство танцовщицы.

Песня прекратилась. Хусна сделала несколько па и, ураганом пронесясь по залу, подлетела к Навазу. Музыка смолкла так же внезапно, как и в прошлый раз. Хусна вдруг положила руки на плечи своему гостю и, не сводя с него горящих глаз, еще раз повторила последнюю строфу:

Ахтару вдруг стало не хватать воздуха. Он дернул ворот рубашки. Заметив это, Хусна удовлетворенно улыбнулась и, взяв его руку, увлекла за собой. Подав музыкантам знак удалиться, она указала Ахтару на ковер:

— Садитесь.

Он сел, гадая, что будет дальше. Хусна опустилась рядом. Джахангира она не позвала, и он с тревожным вниманием наблюдал за ними из другого конца зала.

— Итак, — протянула Хусна, как бы обдумывая, что сказать, — какую цену вы теперь за меня дадите?

Цену? Ахтар с радостью провалился бы под землю, только бы не слышать этого страшного слова, напоминающего ему о собственной низости. Ему хотелось кричать от бессилия что-либо изменить, хотелось встать перед ней на колени, униженно вымаливая прощение. Но не мог — Джахангир был рядом.

— Какую скажете, — сдавленным голосом произнес Наваз, проклиная себя.

— Я попрошу очень много, — пригрозила Хусна.

Ему казалось, что она смотрит на него так, будто хочет измерить всю глубину его падения.

— Ради сохранения счастья сестры я дам любую цену. Клянусь вам в этом, — хрипло сказал Наваз, стараясь, чтобы Джахангир все хорошо расслышал.

— А вы не боитесь? — усмехнулась танцовщица.

Ахтар бесстрашно взглянул ей в глаза и тут же пожалел об этом.

— Называйте цену! — закричал он, молясь о том, чтобы все кончилось поскорее.

Хусна встала и прошлась по комнате, что-то напряженно обдумывая.

— Мои условия таковы, — повернулась она к Навазу. — Я буду танцевать только для вас. Я не буду принимать Джахангира, вообще никого. Но платой за это будут не деньги. Каждый вечер вы будете проводить здесь, со мной. Пока все останется так, как я сказала, вашей сестре ничто не угрожает. Раз уж на меня нашелся покупатель, то вот моя цена. Не слишком дорого для вас, а?

Ахтар слушал ее и не верил своим ушам. Что происходит? Какую игру затеяла с ним эта невероятная, фантастическая женщина? Может быть, она придумала что-нибудь, чтобы отомстить за то унижение, которому он подверг ее? Или тут кроется что-то другое?

«Так кто из нас кого купил, — подумал он. — Я Хусну, или она меня?»

— Я согласен, — торопливо ответил Ахтар, как будто опасаясь, что она передумает или что он сам не решится принять это странное предложение.

Хусна смотрела на него без улыбки. Она еще больше побледнела и казалась усталой.

— Уходите, — тихо приказала танцовщица, отвернувшись к стене. — Я жду вас завтра.

Ахтар молча встал и направился к двери. Ему вдруг почудилось, что она провожает его взглядом, и он резко обернулся, чтобы проверить, так ли это. Но женщина стояла к нему спиной, бессильно опустив руки. Плечи ее чуть вздрагивали. Он не решился даже попрощаться, опасаясь, что звук его голоса будет ей неприятен. Через мгновение дверь за ним закрылась.

— Но… Хусна! Что ты делаешь! — прошептал Джахангир, сжимая руками виски. — Это безумие!

— Пусть, — спокойно ответила танцовщица. — Да, я безумна!