Солнечные лучи в этой спальне умудрялись проходить даже сквозь плотные шторы. Обычно летом, когда небесное светило вставало особенно рано, я поднимался вместе с ним. Несмотря на усталость, душные влажные ночи и огромную ответственность, которая словно камень лежала на плечах. Иногда казалось, что еще немного, и я упаду. Кто станет сожалеть обо мне и возносить молитвы? И будут ли потомки вообще знать мое имя, или же оно потеряется в дымке забвения?
Таурус бы сказал, что это все- тщеславие и гордыня. Он всегда учил, что нужно уметь довольствоваться малым: благодарить Омада за любую пищу, возносить молитвы и проводить время в постоянных тренировках, повышая таким образом крепость тела и духа. Тот, кто думает о других, несет защиту во имя Омада, ставит себя на последнее место – тот может называться истинным рыцарем Ордена.
Увы, все эти трактовки оказались неуместными в ходе неудачных военных кампаний. Разумеется я знал, что некоторые жрецы и даже магистры Ордена не соблюдают заповеди, пренебрегая в особенности обетом безбрачия. Иногда вспыхивали скандалы, когда кого-то из рыцарей ловили на том, что они заводили семьи в обход правил. Это открыто порицалось, виновных наказывали и изгоняли. И казалось, что сила заповедей Тауруса велика, и никто не посмеет протестовать.
Война, к сожалению, всколыхнула гнилое болотце, обнажив сразу несколько проблем. Если ранее считал, что проблема нашего общества в принижении роли женщин, то сейчас точно знал - ошибался. Это была лишь вершина огромного айсберга…
Когда началась война, я был уставшим и злым. Порядком задержался в самой дальней провинции на востоке, ожидая прибытия нового наместника и Главы охраны. Кроме того как магистр Ордена был обязан присутствовать на допросы и последующей публичной казни преступников, хотя был бы рад избежать подобного зрелища.
Пришлось также присмотреть за Корой Сергиус, которая, увидев старый полуразрушенный дом, ударилась в настоящую истерику. Помог лекарь Люциуса, подскочивший к девушке и сунувший ей в рот какие-то порошки. Девица обмякла, потеряла сознание, а мы все перевели дух. Жрец храма настаивал на том, что мы должны быть милосердными к бедняжке, и он же вспомнил о Норе. Ведь можно ли сделать так, чтобы женщины жили вместе? Заскрипев зубами, порадовался, что успел отправить Нору в столицу. Пришлось озвучить версию, что она уехала навсегда, дабы начать новую жизнь вдали от плохих воспоминаний. Жрец, обрадовавшись, даже стал потирать руки. Помянув добрым словом милость госпожи Норы, он решил, что это добрейшая женщина не была бы против того, чтобы падчерица стала жить в ее старом доме. Поначалу собирался возмутиться, но, вспомнив о просьбе Норы, махнул рукой. В конце концов, так одной проблемой будет меньше. Единственное условие, которое смог поставить, - чтобы Аякс не жил вместе с дочерью. Прости меня Омад, но я не мог простить бывшего наместника за жестокость. А сам Аякс обходил меня стороной, помня о нашем с ним «разговоре» после того, как он избил Нору.
Кора, несмотря на переезд, постоянно возникала у меня на пути, пытаясь каждый раз упасть на колени и вымолить прощение за отца. Я понимал, что девчонке было сложно смириться с потерей стабильности. Жрец храма лично беседовал с ней много раз, даже находил место, где она могла бы работать служанкой, но девицу это не устраивало. Однажды я не выдержал и в грубой форме осадил ее, заявив, что если она не определится с родом своих занятий, станет послушницей в отдаленной обители. Не знаю, что больше напугало ее: мои слова или злой голос, которым все было сказано. Но через день девчонка начала работать служанкой, а я посчитал свой долг выполненным, и покидал провинцию с легким сердцем.
Вернуться в столицу я не успел: по пути меня перехватило послание от Тауруса с приказом отправиться на границу с Силезией. Туда же в спешном порядке стягивались многочисленные отряды рыцарей, которые ранее служили под командованием других магистров. Внешне казалось, что они ничем не отличаются от моих людей: дисциплинированные, тренированные бойцы, чтящие заветы Омада. Но когда мы стали патрулировать пограничные районы с Силезией, чтобы исключить прорывы врага, начались проблемы. К этому времени Силезия успела захватить одну провинцию и разворачивала армию для наступления на вторую.
Мне пришлось просить прибытия дополнительных отрядов, чтобы рассредоточиться в разных местах: одни - для патрулирования, другие – для сражений. И уже через двое суток я лично отдал приказ казнить несколько небольших отрядов рыцарей за нападение на мирных жителей, грабеж и изнасилования. Вместо того, чтобы быть защитниками, они решили, что им все позволено! Я был огорошен подобной вольностью!
Пришлось ужесточить меры: с каждым патрулем теперь отправлялся кто-то из тех рыцарей, кому я лично доверял. Ни минуты свободного времени, кроме сна: тренировки, молитвы и еда, чтобы вернуть образ мысли мужчин к тому, ради чего они пополняли ряды рыцарей. И дело было не в жаловании.
А после случился первый проигрыш, в котором король Силезии едва не уничтожил все мое войско. Пришлось в спешном порядке отступать под обстрелами неизвестного нам орудия. Еще перед боем я обратил внимание на внешний вид армии силезцев: они были лучше одеты, а в руках держали изогнутые металлические палки. Еще усмехнулся, решив, что это - их новый тактический прием: Силезии было известно, что рыцари Ордена искусны в боях с мечами. И я рассудил, что так они попытаются отбить наши лезвия, но ошибся. Эти палки оказались нацелены на нас и в буквальном смысле выплевывали огненные сгустки. Попадая в тело (позже пришлось осмотреть тела раненых и убитых), они оставляли внутри металлический шарик, который убивал точнее и быстрее клинка меча.
Первые шеренги рыцарей были убиты в самом начале боя, остальные - пытались пригибаться и махать мечами. Те, которые шли позади и вовсе, несмотря на призывы держать строй, стали в панике разбегаться.
Это сражение стало моим личным позором. Пришлось уходить кругами, чтобы сбить преследование войска Силезии, оставив противнику еще одну территорию.
Разбив палаточный лагерь, первым делом отправил донесение в столицу и выслал шпионов в надежде узнать хотя бы какие-то сведения о неизвестном оружии Силезии. Получив сведения с севера, узнал, что в войсках Мартинике его также используют. Как наши тайные агенты в этих странах могли проглядеть подобное новшество? Ведь такое оружие не могло появиться внезапно у двух стран (если у двух, что предстояло проверить). И кто его изготавливал? Ремесленники? Тогда сколько требовалось людей, чтобы оснастить целую армию? Призвали оружейников, которые исследовали металлические шарики и их содержимое. Оказалось, что внутри был порох, которым когда-то давно торговала Убрия. Но двадцать лет назад его использовали для развлечения знати – старый оружейник пытался нам втолковать про «огненные цветы в небе», но никто из нас, детей бедноты, никогда не видел подобного.
Я думал, что главной моей головной болью станет попытка найти образец оружия для дальнейшего исследования, но нет: в войсках начались волнения. Ранее полагал, что общность интересов, принадлежность к Ордену априори объединяет все отряды в единую армию. Оказалось, что соединяла их только одна цель - получить жалование и остаться в живых. Начались выкрикивания во время тренировок и разговоры о том, что нам следует отправиться домой, если хотим остаться в живых. После наказаний особо ретивых волнения не стихли. Напротив, я понял, что они скорее объединятся против меня, если не выслушать их. И я услышал. А потом ходил взад-вперед внутри палатки, пока Кит, мой верный помощник, напряженно следил за мной.
- Севир, что планируешь делать? – осторожно поинтересовался у меня после получаса молчаливого наблюдения за моей ходьбой.
- Мы проигрываем, и ты не хуже меня об этом знаешь.
После первого сражения нам пришлось принять участие в других, и потери людей были колоссальными. Образцы оружия удалось раздобыть, но цена оказалась слишком высока! Как и риск, что однажды мы не вырвемся из окружения врага.
- Что говорят оружейники? Они смогут сейчас попытаться изготовить что-то похожее?
Я покачал головой:
- Нет, нужно время. А также металл и порох, которого у нас пока нет, и. разумеется, образец, который потом придется испытывать, прежде чем вручить его в руки людям.
- А у нас этого всего нет, - печально протянул Кит.
- Шпионы донесли, что королева Силезии решила навестить супруга. Говорят, она молода и красива, а король ее безмерно любит. – Старался говорить как можно более непринужденно, хотя внутри все восставало против собственной идеи.
- Ты это к чему, Севир? – Кит даже встал, удивленно глядя на меня.
- Мы возьмем ее в плен, и выторгуем себе условия мирного договора, - подобная низость была единственным способом спастись.
- Магистр! – Помощник был ошарашен, и я его понимал.
- Поверь, я сам себе противен, когда говорю о таком. – Внимательно посмотрел на Кита и тяжело вздохнул. – Нам нужно перебить ее охрану, привезти к себе, обеспечить всем необходимым. Она станет нашей почетной гостьей, которую мы естественно отпустим подписания мирного договора.
К счастью, помощник понял меня и вызвался руководить операцией. Вздохнул, давая согласие, потому что в нынешней ситуации не доверял никому так сильно, как ему. С начала военной компании мы даже делили палатку на двоих, чтобы в случае боя биться плечом к плечу.
- А что с рыцарями? – Кит вместе со мной слушал их требования, и, как мне показалось, он их принимал.
- Скажи мне честно: ты на их стороне?
Кит на мгновение замялся, но после вскинул на меня напряженный взгляд.
- Ты строг, но справедлив, магистр. И мы все благодарны Омаду за то, что служим с тобой. Но другие…они в казармах вспоминают о свободе, которую им позволяли их начальники, другие магистры: крепкие напитки, всяческие послабления, женщины…
Последнее было основным камнем преткновения, поскольку рыцари требовали привезти им хотя бы шлюх, раз к местным женщинам приставать было запрещено.
- Севир, давай откровенно: они сейчас видят армию Силезии, в которой разрешены браки и нет ежедневных молитв. Также в Мартинике, Уйне, Убрии…
- Таурус всегда говорил, что в этом – наша сила! – взорвался я, выплескивая наружу тот гнев, который приходилось сдерживать внутри. - Что мы не отвлекаемся на свои проблемы, а боремся во имя общей цели, - пытался вразумить помощника.
- Но его здесь нет, и ты в глубине души понимаешь, что так продолжаться не может. – Я покачал головой, а Кит продолжил. – Знаю, что ты передаешь в столицу сведения, которые свидетельствуют об одном: мы отстаем от других стран – лучшая форма, а не наши плащи, которые не защищают от огнеметов и холода; оружие, пока нам недоступное, все!!!!
Хотел бы возразить, накричать снова, но помощник был прав.
- И ты сам, Севир, - он замялся, словно размышлял о том, стоит ли продолжать разговор.
- Говори! Ну, же!
- Ты получил письмо от господина, занимающегося недвижимостью в столице, - Кит осторожно подбирал слова.
- И что с того?
- А госпожа Нора уехала именно туда…
- Ты видел, что с ней сотворил муж. – Старался казаться невозмутимым каждый раз, когда разговор касался Норы. – Я счел своим долгом позаботиться о будущем женщины, а тот господин помог мне в этом. Вот и все, - повернулся к сундуку, служащему мне письменным столом, и сделал вид, что ищу какую-то бумагу.
- Тогда ты просто знай, Севир, - тихо произнес мне в спину помощник, - что каждую ночь зовешь ее по имени.
Стремительно повернулся к Киту, но он уже вышел из палатки и начал отдавать распоряжения стоявшим на посту рыцарям. Я же прикрыл глаза руками, не зная, благодарить помощника или при случае заверить: то, что бормочу во сне имя этой женщины, - ничего не значит. Как не имеют важности сны, в которых я вновь и вновь вижу хрупкую фигурку в уродливом платье. Или просыпаюсь среди ночи от повторяющегося кошмара, в котором держу окровавленную Нору на руках и безумно боюсь, что она уйдет навсегда. И самое главное – не мечтаю о жарких поцелуях, зная, как сладки они на вкус. Как податлива сама женщина, а ее тело идеально совпадает с моим во время объятий.
Как можно осуждать других, когда сам грешен и желаешь снять с себя обет безбрачия? Потому что не в силах побороть эту слабость – зависимость от одной-единственной женщины, которая неожиданно стала занимать все мысли. Молитвы с изнуряющими тренировками, ледяные обливания и даже война – не смогли побороть искушение в моей душе.