Глава 13

Опять я в ступоре, очередной «поймавши клин»,

Не вижу никого вокруг, не слышу звуков речи.

Он чертит линию — всего лишь взгляд один,

От ушка вниз на хрупкий позвонок и плечи.

Скользнувший завиток открыл вдруг для меня…

Любуюсь лепкой… строем… совершенством.

Сказал бы раньше кто… затылок просто женский,

А сердце бьется, как на линии огня.

Я непривычно уязвим, но только перед ней,

Подсажен на любовь, слаб, от нее уже зависим!

Звенят внутри больной, надорванной струной

Мелодии стихов и никому не нужных писем…

* * *

На следующий день у меня была возможность подумать на трезвую голову. То, что я получила работу у Дикеров, оказалось не случайностью, хотя окончательное решение было тогда, конечно же, за мной. И я была рада, что сделала правильный выбор, потому что они — и Самсон Самуилович и его жена, были хорошими людьми. Шеф нисколько не хвастался, когда говорил, что дорожит своими сотрудниками. Но о том, что он сам обеспечивал некоторых из них жильем, я до этого времени не знала, хотя совсем этому не удивилась.

Насколько дорого стоили заказы, над которыми мы работали, я тоже не представляла себе но, наверное, у начальства была эта возможность, а главное — желание делать добрые дела. А заодно и привязывать ими сотрудников с месту работы. И тут дело было не в еврейской практичности — такой подход сам по себе был разумным. Насколько я знала, у них с Ириной Борисовной были дети — два сына, уже давно самостоятельных и независимых. И, похоже, они не нуждались в серьезной финансовой поддержке со стороны родителей.

А сами владельцы Шарашки жили довольно скромно. Кроме хорошей городской квартиры недалеко от работы, у них еще имелась удобная и просторная дача, построенная по недорогой каркасной технологии. Но стояла она в необыкновенно красивом месте — на невысоком обрыве у реки в редкой березовой роще. И скорее всего, за место было заплачено намного больше, чем за саму постройку.

Безопасности фирмы тоже уделялось большое внимание и, наверное, это тоже стоило немалых денег. Все эти камеры, телефоны, датчики, специальные программы и собственная СБ, состоящая из пяти человек, двое из которых выполняли еще и обязанности водителей, а двое были спецами по компьютерной безопасности и финансовой. Скорее всего, эти специалисты тоже были дотошно отобраны, а не просто взяты с улицы.

Я знала это и раньше, но после той единственной за все время моей работы стихийной пьянки с начальством, стала воспринимать немного иначе, а еще передумала увольняться. Да, такие мысли приходили мне в голову и не один раз. И из-за принца (чего уж врать самой себе), потому что ба была права — все стало бы гораздо проще, если бы он перестал постоянно мелькать перед глазами. Но я так и не решилась на увольнение, и не только из-за любимой работы, но и потому что совсем не видеть его оказалось еще хуже. Я поняла это еще во время первого своего отпуска, который мы с бабушкой провели в санатории под Витебском.

Живописное место в сосновом лесу над озером, очень красивый и непривычно чистый город рядом, исключительно приятные процедуры, новые знакомые, да та же кормежка! Живи да радуйся, впитывай новые впечатления и здоровье, так нет же — душу тянула странная тоска. Мне не хватало возможности видеть его просто мельком, не позволяя взгляду задержаться лишнее мгновение, чувствовать его будоражащее присутствие рядом, ловить звук и интонацию голоса, тень улыбки… Я не ревновала его к жене и ни на что не рассчитывала, просто любила — самый первый свой раз, трудно и безо всякой надежды.

А этот коллективный «заговор» против меня… я ведь его подозревала, но сразу не поняла причин и истоков. Но когда Даня оставил меня тогда в коридоре, я попыталась уловить смысл его слов. А-а-а… потерла резко заболевшие виски и прислонилась к холодной мраморной стенке лбом. Неужели все так заметно? Конечно… они же не слепые и не могли не видеть, как я замираю и отвожу глаза, будто ожегшись взглядом о взгляд Георгия, тянусь смотреть на него, когда он этого не видит, стараюсь держаться на расстоянии от него. Да и разве возможно контролировать себя каждую проклятую минуту? Это просто нереально! Ну… ясно тогда — кому я нужна, если так явно влюблена, да еще и «сильно, тяжело и безнадежно»? Тут я бы поспорила, потому что считала, что все уже не так трагично, но делать этого не буду. Такие вещи лучше доказывать делом.

От таких выводов слегка подташнивало, и я все стояла. А потом опомнилась и подумала — ну и что теперь? У меня вон случился Сергей, так что я даже в собственных глазах частично реабилитирована. И да — их отношение важно для меня, но не жизненно важно. Хотя сама ситуация в принципе дурацкая.

Обида на них, что донимала меня, сменилась досадой на себя. Еще пара минут осмысления, и… я шла тогда в секретарскую, всерьез обсасывая мысль об увольнении. Закрыть разом все больные вопросы и точка! И поехать к папе! И на море! И благородные олени, оказывается, а не только свиньи… кабаны, то есть.

Мысль проявилась и потом в очередной раз исчезла. Назавтра я вышла на работу и постаралась забыть вчерашний день, но они же не дали! Если раньше я чувствовала себя рядовым сотрудником, то сейчас — хрупкой и нервной барышней, вокруг которой слаженно и с упоением танцевал весь мужской коллектив. Включая, кстати, и шефа.

Теперь я всегда обедала вместе с ним и Ириной Борисовной. Они заказывали себе и мне вкусные обеды из ресторана, который находился недалеко от нас. И я была совсем не против, а почему — нет? Плату за свои порции я вносила, а неспешное поедание вкуснятины вместе с приятными людьми, да еще наши разговоры за столом… меня все устраивало. Во время одного из таких обедов я и увидела жену Георгия — Лену.

Она искала и нашла шефа в переговорной, которая в обычные дни служила для нас троих столовой. Не такая и большая комната, стены которой окрашены в свежий лимонный цвет и до трети высоты зашиты изумительными по красоте дубовыми панелями, тонированными зеленью. В центре — массивный стол из дуба, окруженный удобными мягкими стульями, высокие лимонные деревья в кадках по углам, скатерть на одной стороне длинного стола и салфетки… Мы как раз обедали, когда она постучалась и шагнула в комнату. Потом они вышли вдвоем с шефом, но из того, что я успела услышать, поняла, что она приходила к нему с благодарностью.

Дома я долго рассматривала себя перед тем самым зеркалом в деревянных кружевах. И не увидела ничего нового — ну бледновата слегка, так на улице уже осень и летний загар потихоньку смылся. Худощава, но не до анемичности же? Нормальная внешность, вполне себе приличная, а местами так даже очень ничего… вот только эти места можно пересчитать по пальцам одной руки. Но все же внешность нормальная… просто нормальная…

Бабушка застукала меня за этим занятием. Подошла и стала рядом, глядя вместе со мной на наше общее отражение. Потом легонько коснулась своих совершенно седых, чуть тонированных голубизной волос, немного изменила ракурс обзора, улыбнулась и сказала:

— Знаешь, чем в самом начале взял меня Паша? Сказал, что «Незнакомка» Блока это обо мне — «дыша духами и туманами»… После этого я чувствовала себя такой нежно-воздушной, почти эфемерной… Шляпу вдруг срочно захотелось, чтобы с широкими полями и само собой — перьями… мне пошло бы. Хотя тогда Незнакомка из меня была так себе, — вздохнула она, — после развода измотанная, худая, руки от хлорки сухие… постоянно запах больничный в волосах. Я еще медсестрой тогда работала, мы делили ставку санитарки, мыли на дежурстве все отделение. Даже покойников возили в морг сами. Уставала, помню, сильно… А в чем тут у нас дело, Катя? Что это ты замерла? — подозрительно прищурилась она, встретившись с моим взглядом в зеркале.

— Сегодня я видела ее — жену принца. Она брюнетка, ба. Яркая, как… бразильянка. Это я так… в порядке размышления. Просто еще одна горсть земли, так сказать…

— Тьфу на тебя! Тьфу и тьфу! Дурацкие разговоры и мысли твои тоже дурацкие! Я не желаю это слушать, — ушла она и выкрикнула уже из другой комнаты: — Я — лучше всех, а как ты — не знаю!

Потом вернулась, нервно поправляя волосы.

— Я требую, чтобы ты уволилась, чтобы ты ушла оттуда! Завтра я пойду и сама поговорю с Ирой. Так дальше нельзя, Катя, так будет продолжаться бесконечно, я устала… — всхлипнула она вдруг и я подхватила ее, обняла за плечи.

— Чшшш…. Ты чего, ба? Прекрати немедленно, — сжалось вдруг сердце от беспокойства и вины, от страха за нее.

— Сначала эти паразиты… — тихо плакала она, — потом учеба твоя проклятая всю душу вытянула, теперь это еще… два года уже, два года… больше! Я требую, Катя! Я категорически, я просто настаиваю…

— Какая ты у меня, оказывается, нервная, — шептала я, страшно раскаиваясь и уводя ее на кухню. Усадила и налив кипяченой воды из стеклянного кувшина, поставила перед ней чашку. Села рядом, вытирая резко повлажневшие ладони о трикотажные домашние штаны. Я помнила, как ее тогда увозили на скорой — бледную, с закрытыми глазами… и начинала паниковать.

— Выпей… Что же ты так реагируешь странно? Я же с тобой как с подружкой — обсуждаю очередной этап своего поумнения. Это же здорово, что я ее увидела, — принялась уговаривать ее.

— Пятьдесят капель накапай, — велела бабушка, слабо махнув на меня рукой.

— Ба, — опять присела я рядом, подождав пока она пила свое лекарство: — Если бы еще неделю назад… я и сама уже думала, а поговори мы вот так — ушла бы оттуда точно. Но не сейчас. Сейчас нас с шефом объединяют мысли, понимаешь? Он доверился мне, даже просил совета, скорее всего не всерьез, конечно, но…! Это понятно, что я просто небольшая деталька в механизме КБ. Но уйду я, и механизм этот забарахлит. Не навсегда, само собой, но это — время, а еще — доверие и… у нас взаимопонимание, близкое. И потом… я уже почти выздоровела от своей болезни, потому что у меня нет никакой надежды, понимаешь? Я не разрешаю ее себе, а он и не дает. Я очень умная, ба, я решила встречаться с Сергеем, он ясно дал понять, спрашивал… И мне он тоже нравится, я не буду никуда спешить, присмотрюсь к нему — все, как ты говорила. Все будет хорошо. Ну что ты у меня такая… маленькая? — баюкала я ее, чувствуя себя ответственной и взрослой.

Клятвенно пообещала больше не маяться дурью, но ночью долго вспоминала, как яркая естественной природной красотой, темноглазая женщина тянула руки к шефу и, глотая слезы, говорила:

— Самсон Самуилович! Мы с Юрой… мы вам до конца своей жизни…

Он быстро, как только мог, поднялся из-за стола и подошел к ней, утягивая за собой из переговорной.

— Ну-ну, не нужно этого, Леночка. Вы же понимаете… Давайте мы вместе выйдем сейчас и хорошенько поговорим. Пускай девочки спокойно кушают.

— Да-да! Вы извините меня, пожалуйста. Я влетела, помешала вам…

— Ничего страшного… ничего такого страшного, — приговаривал шеф, уводя ее за собой.

А я той ночью впервые мучилась от незнакомой до этого боли. Не физической, но очень ощутимой, спирающей дыхание до состояния почти осязаемой муки. Пришло оно — очень странное и неуместное чувство, на которое я не имела никакого права — впервые в жизни я ревновала. Представляя себе… да мне достаточно было представить ее руку в его руке — как тогда у нас. Это было ужасно — чувствовать такое. Это было ощущение полного бессилия и почти невыносимой обиды… на жизнь? А еще злости на свою слабость, стыда, безнадежности и тяги… тяги… Первый раз я хотела того, чего получить не могла — моя платоническая любовь с редкими вспышками чувственности грозила превратиться во что-то большее и страшное для меня. И с этим срочно нужно было что-то делать.

Утром я встала немного раньше, чтобы потом осталось время на сборы, и позвонила Сергею:

— Доброе утро, Сережа, ты еще не за рулем? Отлично…

— Катюша, я очень рад, что ты позвонила. Очень-очень рад. Ох-х-ха…

— А?! Что случилось…? Сережа!

— Бритва случилась, представляешь — безопасная?

— Ты порезался? — прошептала я, чувствуя невероятное облегчение и какое-то радостное возбуждение, как вампир при упоминании о крови. Только я наслаждалась легкостью, с которой мы с ним говорили. Я половину ночи настраивалась на неловкий для меня разговор, подбирала слова и строила фразы. Хотела сказать ему, что согласна сходить с ним… куда он там пригласит — все равно. Мне было абсолютно все равно — куда. Я собиралась узнать его, решила попробовать встречаться, но говорить об этом почему-то было трудно, как и решиться. Не нужно было брать это время — на подумать, проще было шагнуть, закрыв глаза… наплевав на все…

— Да ерунда… Катя, ты здесь?! Слегка порезался, у меня тут где-то даже карандаш специальный… Так, значит, я могу пригласить тебя на свидание?

— Я сама напросилась, кажется. Но я ничего не обещаю тебе…

— Ну, само собой! — смеялся он, — тогда так — в субботу в девять утра я заеду за тобой. Возьми с собой спортивный купальник, полотенце, сланцы, что там еще — в бассейн?

— Оу-у-у… А коньки ты, случайно, не любишь? — загорелась я.

— Нет… коньки — не мое. Но со временем… кто знает? Так ты согласна?

— Да, в бассейн очень… согласна. Еще шампунь, мыло, мочалка…

— В точку!

Загрузка...